Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— Эта беда, очень горько. Друзия? — участливо спросил он.

— Семья моя. Жена и сын.

— Чем мерить такое горе, я не могу знать.

— Семья есть?

— Да, но мой место там ребенок. Папа, мама, я и бабулика.

— Не дай бог, одним словом. Ад на земле.

— Как я только могу страдать, я с тобой.

— Спасибо, — смущенно ответил Кирилл, тронутый этой нелепо-поэтической и искренней фразой.

— Ты все, что в твоей душе есть, им дал. И не имеешь себе остатка. Искать станешь?

— Да, это ты прав, без остатка я остался. Все им отдал. Искать? Ищу уже.

— Многие, кто перед глазами был у меня, имеют надежду искать. Это утро мне их дало три.

— Да, я тоже видел. Ты сам-то откуда?

— Canada, — ответил он на чистейшем американском английском и тут же неуловимо изменился.

— А где русский учил?

— Дома. Вырастая, с мамой и бабуликой учил. Два языка в один момент детства узнавал.

— Так у тебя бабушка русская?

— Я русский, — со сдержанной гордостью сказал он. И добавил почти без акцента: — Православний.

— Кирилл, — протянул ему руку Васютин.

— Коля. С моей радостью, — ответил он рукопожатием. Снял очки, под которыми прятал круглые синющие глаза, глянул на своего нового знакомого и сосредоточенно произнес: — Обмить бы надо.

Васютин улыбнулся, впервые с тех пор, как его одним махом накрыло невиданное жгучее горе.

— Да, согласен, ты русский. Хотя говоришь как сумасшедший татарин.

Коля хохотнул:

— Тому такая причина, что нет рядом случаев много говорить. Но я тут был мало дней и мой русский стал мне ближе у сердца. Как рубашка.

— Через год будешь говорить идеально. Ладно, пойдем в магазин.

В продуктовом на Аргуновке, в винном ряду, Кирилл привычно потянулся к вискарю. Канадский Коля бросил на него очень удивленный взгляд и выдал следующее:

— Ты русский, я русский, мама родины нас встретила. Виски? Такой наш путь возможен в этот день — водка только!

— Да ты поэт, канадец! Что тут скажешь… Водка так водка!

Коля решительно взял литровую бутылку «Столичной», после чего, захватив закуски, они направились укреплять русские традиции.

Выйдя из магазина, Кирилл стал оглядываться в поисках подходящего плацдарма. Увидев его секундное замешательство, канадец сделал приглашающий жест рукой.

— На обратной части места, где дом мой, будем иметь такой стол, какой хотеть сможем, — доходчиво пояснил он.

— Постой, а ты где живешь-то?

— В Останкине. Дом нас впереди.

— Я думал, ты в гостинице живешь, — немного удивился Кирилл.

— Я русский. Гостинцию возможно как дом иметь, если твой визит в страну иную. Гостинцию канадцам жить резон имеет, — сказал он и коротко, но раскатисто заржал, довольный своей шуткой.

— Коля, тут у нас теперь опасно. Слышал?

— Бог не видаст, свинья не съест, — бодро отозвался канадец.

«Водки — литр, лавочку — знает уже, в гостиницах пусть канадцы живут, обмыть бы надо, пословицы. Давно я таких русских людей не видел», — посматривая на канадца, думал Васютин.

Действительно, с обратной стороны дома стоял чудный столик с двумя лавками и отгороженный от остального мира плотным хороводом березок, явно намекающих на Колино русско-канадское происхождение. Коля ловко разложил закусь: малосольные огурчики, картошку, укроп, банку селедки, бородинский хлеб и квашеную капусту. Из кармана куртки канадец вынул весьма солидную банку красной икры. Поставил на стол пакет томатного сока, пластиковые рюмки. И литр белой.

Огладив бороду, Коля привычным движением скрутил «Столичной» башку. Разлил. Сказал «ну, за знакомых», чокнулся с Кириллом, выпил махом, прислушался, чуть склонив голову набок, после чего отломил кусок бородинского, понюхал и, отложив хлеб в сторону, налил вторую.

— Красавец! — прокомментирован подполковник, оценив классический стиль пития, продемонстрированный настоящим русским парнем.

— Бабулика любит себе позволить иметь много приятного чувства от малой толики водки.

— Так ты в бабулю такой русский?

— И в деда, в маму.

Сделав немало бутербродов с икрой, Коля в нешуточном темпе поднял тост «за дружбу», «за Родину», «за родителей». Потом был тост «пусть земля им будет пухом». После, сказав: «Двое родной мой дедулька пал за Курск, землю про детей самим собой прикрыв», — опрокинул стакан «за павших».

По окончании обязательной программы тосты стали чуть реже. И разговор потек.

— Ты чего здесь делаешь-то, кроме того, что ты русский? — поинтересовался Васютин.

— Как ты, и я есть, — ответил ему внешне трезвый Коля. — Ты большим желанием имеешь видеть путь к фантому? Да?

— Да, — ответил Васютин, наливаясь опасной смесью горя, тоски и ярости.

— И я. Ты станешь делать, что во всю твою жизнь первое дело. Иной резон я имею. Равнять с твоим никак. Не имею я нужности к спасению семьи, слава Богу. — Он перекрестился и налил еще. — Но мой резон я тоже много желаю. Имею его как самое большое дело, что я могу мечтать исполнить.

— У нас общая цель, — резюмировал Кирилл. — А ты вообще-то представляешь, что никто не знает даже, как это объяснить. Там полная неизвестность, ты это понимаешь, мой дорогой русский друг?

— За русских! — подняв рюмку, коротко отрезал Коля. — Кирилл… Важное слово имею для тебя. День, что прежде твой был, имел много малых резонов. То, это, там желаешь быть, и то иметь, тут надо, там надо — это путь иметь малую силу души… Но то задняя сторона дней, для нее нет места. Сей момент резон у тебя единый. И путь единый — только искать женщина и сын, что есть для тебя больше самого воздуха. И сила твоя единая, большая. Такая, что возможно исполнить то, во что ты веры не имеешь. Все, что другие как конец пути знают, для тебя новый путь может дать. Есть ты и семея. И нет резона тебе понимать, что можна, что не можна. Надо вперед и делать. Желать и делать! Мы русские, да?

— Русские, да. А ты еще и русофил.

— Кирилл, русские имеют силу жить выше. Не иметь резон внизу, как все желают. А иметь резон в таком месте, на какое все не могут даже глазы открыть.

— Здорово! Не, правда, красиво. А что ты будешь реально делать завтра, чтобы свой резон найти? Ты чего до сих пор его не нашел? И что ты с ним делать станешь?

— Джаст сам минитс оф видео, нат мо.[1]

— Ты стрингер, что ли?

— Я русский! И стрингер уже после. То мое дело. Все годы, что я имею свои деньги…

— Военкор, значит… Ну, что сказать, уважаю, конечно. Но что ты делать будешь, кроме того, что русским себя чувствовать?

— Если имеешь силу вперед идти, то и надо видеть вперед. А еще много право, лево… А задние годы? Ты узнал Останкино много назад лет, какие места и кто жил? А я имею радость знать лишь один путь, что имеет силу привести к фэнтом. Один! Он или другой никакой! Тот путь, что другие даже умеют видеть. Ни один человек стал ходить по нему — силы увидеть нет. Да, мы можем иметь фиаско. Но шанс один! Надо его иметь и делать вперед! Остальные пути не имеют победы. Ключ больше, чем замок. Невозможное желают открыть возможным и известным. А я имею веру, что невозможное невозможным открыть — вот один только путь.

— Ты хочешь сказать, что знаешь, как можно попытаться не случайно, а нацеленно, то есть по нашей воле, добраться до фантома?!

— Да.

— И вот так возьмешь и расскажешь?

— Да. Ми имеем наш общий путь. Один путь — две силы.

— Идет. Если мы доберемся до фантома, я туда пойду, ты снимешь, а я тебе обеспечу отход. Сэйф бэквэй.[2]

Коля облегченно вздохнул и протянул руку Васютину. Как только они обменялись рукопожатиями, канадец внимательно посмотрел на него и, степенно огладив бороду, сказал:

— Обмыть бы надо.

Хряпнув водки и смачно закусив ее обильной икрой на тонком хлебушке, Коля задумчиво стал скрести бороду. От души почесавшись, он вдруг ухватился двумя руками около ушей. Помедлив секунду, отклеил бороду вместе с усами и рывком стянул парик.

вернуться

1

Всего несколько минут видео, ничего более (англ.).

вернуться

2

Безопасное отступление (англ.).

44
{"b":"279226","o":1}