22 Кто душою чист и незлобен в жизни, Не нужны тому ни копье злых мавров, Ни упругий лук, ни колчан с запасом Стрел ядовитых, Будет ли лежать его путь по знойным Африки пескам, иль в глуши Кавказа, Иль в стране чудес, где прибрежье лижут Волны Гидаспа. Так, когда брожу я в лесу Сабинском Без забот, с одной только песней к милой Палате моей, – с безоружным встречи Волк избегает. Равного ж ему не кормили зверя Давний леса, не рождала даже И пустыня та, что всех львов питает Грудью сухою. Брось меня в страну, где весны дыханье Не способно жизнь возрождать деревьев, В тот бесплодный край, что Юпитер гневно Кроет туманом; Брось меня туда, где бег солнца близкий Знойностью лучей обезлюдил землю, — Лалаги моей разлюблю ль я голос Или улыбку? 23
Ты бежишь от меня, Хлоя, как юная Лань, которая мать в г_о_рах утратила И напрасно страшится Леса легкого лепета. Лист взметется ль сухой вешним дыханием, Шелохнет ли слегка быстрый бег ящериц Веточку ежевики, — Вся она уже в трепете. Ведь не тигр я, не лев, страшный сын Ливии, Чтоб тебя растерзать, хищно набросившись. Брось за матерью бегать: Зреешь ты для супружества! 24 Можно ль меру иль стыд в чувстве знать горестном При утрате такой? Скорбный напев в меня, Мельпомена, вдохни, – ты, кому дал Отец Звонкий голос с кифарою! Так! Ужели ж навек обнял Квинтилия Сон? Найдут ли ему в доблестях равного Правосудья сестра – Честь неподкупная, Совесть, Правда открытая? Многим добрым сердцам смерть его горестна, Но, Вергилий, тебе всех она горестней. У богов ты, увы, с верой не вымолишь Друга, что ты доверил им! И хотя бы умел лучше Орфея ты Сладкозвучной струной лес привораживать, Оживишь ли черты лика бескровного, Раз Меркурий, не знающий Снисхожденья к мольбам, страшным жезлом своим Уж коснулся его, чтоб приобщить к теням? Тяжко! Но перенесть легче с покорностью То, что нам изменить нельзя. 25 Реже по ночам в запертые ставни Раздается стук молодежи дерзкой, Чтоб прервать твой сон, и покой свой любит Дверь на пороге, Что она легко покидала прежде. Стала слышать ты реже все и реже: «Сна лишен тобой я, – ужель спокоен, Лидия, сон твой?» Увядая, ты по лихим повесам В свой черед всплакнешь в уголке безлюдном Под напев ветров, что ярятся пуще Под новолунье; И в тот час, когда любострастья пламень, Что в обычный срок кобылицу бесит, Распалит тебя, ты возропщешь, плача, В горьком сознаньи, Что и плющ и мирт лишь в красе зеленой Ценит молодежь, предавая воле Спутника зимы – ледяного ветра Листья сухие. 26 Любимец Муз, я грусть и волнения Отдам развеять ветрам стремительным В Эгейском море. Безучастен Стал я к тому, кто в стране полночной Грозит другому, и Тиридата чт_о_ Страшит. О Муза, сердцу любезная! Ключей ты любишь свежесть; свей же, Свей же для Ламия цвет весенний В венок душистый. Чт_о_ без тебя моя Хвала? Достоин быть он прославленным Тобой и сестрами твоими Плектром лесбийским на струнах новых. 27 Пускать в ход кубки, что для веселия Даны, – позорно! Нравы фракийские Оставьте, и держите Вакха Скромного дальше от ссор кровавых. К вину, к лампадам, право, совсем нейдет Кинжал мидийский. Вы, собутыльники, Умерьте крик и гам безбожный И возлежите, склонясь на локоть… Я должен с вами крепость фалернского Отведать вместе? Пусть не скрывает брат Мегиллы Опунтийской, кто же Ранил стрелою его, счастливца! Охоты нет? Иначе не буду пить! Любовь какая б ни увлекла тебя, Палит она огнем не стыдным, — Лишь в благородной любви ты грешен! Что б ни таил, шепни-ка мне на ухо, — Тебя не выдам. О злополучный мой, Какою ты крушим Харибдой, — Пламени лучшего ты достоин! Какой ведун иль ведьма Фессалии Тебя изымет зельями? Бог какой? Триликой сжатого Химерой, Вряд ли тебя и Пегас исторгнет! 28
Моря, земли и песков измеритель несчетных, Архита, Скудные ныне тебя покрывают Горсти ничтожного праха у брега Матинского мыса, Пользы тебе никакой не приносит То, что эфира обитель исследовал ты и все небо Мыслью об_е_гал, на смерть обреченный. Пал и Пелопа отец, хоть и был сотрапезник бессмертных, Умер Тифон, к небесам вознесенный, Умер Минос, посвященный Юпитером в тайны; владеет Орк Пантоидом, вернувшимся в Тартар, Хоть доказал он щитом, снятым в Герином храме, что жил он В пору Троянской войны, утверждая, Будто лишь кожа да жилы подвластны безжалостной смерти. Сам же он был знатоком не последним Истин, сокрытых в природе, по-твоему. Но по дороге К Ночи уходим мы все и к могиле. Фурии многих дают на потеху свирепому Марсу, Губит пловцов ненасытное море, Старых и юных гробы теснятся везде: Прозерпина Злая ничьей головы не минует. Так и меня потопил в Иллирийских волнах буреносный Нот, Ориона сходящего спутник. О мореплаватель, ты мне песку хоть летучею гордостью Кости прикрой и главу, не скупися: Я ведь могилы лишен. За это пускай все угрозы Евр от Гесперии волн направляет К рощам Венуэйи, ты ж невредим оставайся: награды Пусть на тебя справедливый Юпитер Щедро прольет и Нептун, святыни Тарента хранитель. Грех совершить ни во что ты не ставишь? Может ведь это и детям твоим повредить неповинным, Суд по заслугам с возмездием строгим Ждет и тебя: не пребудут мольбы мои без отмщенья, Жертвы тебя не спасут никакие. Пусть ты спешишь, – не долга ведь задержка: три горсти Брось на могилу мою, – и в дорогу! |
