В конце концов Дэн в письме сделал Ребекке предложение. Она согласилась. Пол их писанину уже не исправлял, но, конечно, следил за процессом. К сожалению, парочка заподозрила неладное, исполнилась благодарности к незваному экспериментатору, но разозлилась из-за вторжения в свою личную жизнь, и обратилась к провайдеру. Вскоре Пола вычислили. Обнаружилось, что он не только играл в купидона. Босс узнал, что клиенты компании с такими же инициалами, как у Пола, за электронную почту не платили, что все пожилые клиенты пользовались ею даром, им еще и приплачивали, что местный приют для кошек существовал исключительно на пожертвования одной неизвестной компании и что Пол мог бы получать любое жалованье, но ограничился халявными программами и безлимитным доступом в Интернет.

Работа все равно была дрянная, рассуждает Пол. Лет в восемьдесят он будет гордиться не этой дурацкой работой, а тем, что свел Ребекку с Дэном. И все-таки ему не по себе. Собственная изворотливость и дерзость его вдохновляли. Клиенты были ему друзьями. А в новом пустом мире друзей не было. Реальных, по крайней мере.

Он потер саднящие глаза и уставился в экран. Его тусовка – здесь, в этом ящике, болтает в чате «Панель» или пасется в конференции alt.hackers.malicious. Секса в реале у Пола шесть лет не случалось. Свою девушку он никогда не видел. Она-то хотела встретиться, но Полу не хватало времени. Работа над проектом была в самом разгаре.

Этот новый проект – его единственная страсть: вирус, старт запланирован ровно через двадцать три дня после наступления миллениума. Дата выбрана случайно, лишь бы не 1 января 2000 года; не хватало еще, чтобы его затмил чужой кретинский баг. Пусть весь мир немного успокоится, вернется к нормальной жизни, тут на него и обрушится «КрохаБогатей» – так Пол назвал свое творение. В этом вирусе ничего зловещего нет, образец для Пола – известный rtm, тот, что назван в честь создателя первого компьютерного вируса Роберта Таппана Морриса. Вирус по прозвищу «червь». Пол смастерил классный вирус. Благодаря ему кое-кто из подростков вмиг разбогатеет. Вирус Пола заразит банковские компьютеры и задаст им такого жару, что банки сами не поймут, что выплачивают деньги наугад выбранным тинейджерам из пригородов. Но случайным адресатам Пол предпочел бы увлеченных, нуждающихся или умных подростков. Им придется вести себя по-умному: чем быстрее растрезвонят, тем меньше ущерба принесет вирус.

К примеру, Фредди из Аризоны, до сих пор оплакивающий гибель Курта Кобейна. О нежданном богатстве он бы никому не сказал. Потратил бы весь миллион на компакты, выпивку и компоненты самодельных бомб. Ким из Китая отправился бы путешествовать, Джейн записалась бы на курсы литературного мастерства, о которых всю жизнь мечтала. Зак из Исландии перестал бы думать о том, как отравить всю школу, а Черри из Буффало покупала бы героин, не снимаясь в детском порно. Пол всерьез увлечен идеей всемирного заговора подростков. Ему интересно узнать, долго ли продержится тайна.

Но почему-то сегодня работа над проектом не радует и не клеится. Пол выпал из контекста, ему теперь незачем бунтовать. Потерял ненавистную работу – вот что хреново. Все равно что иметь девушку. Одна мысль о том, что ты к ней привязан, подстрекает к бунту. Полу позарез нужна еще одна работа, откуда его выгонят, а потом еще одна, и еще. Иначе хоть вены вскрывай.

Пол рассылает конверты по нескольким адресам. Получает чистые бланки заявлений. Особенно ему нравится один, с вопросом о том, чего он боится больше всего на свете.

– Где мы, черт возьми?

– Какого хрена мы тут делаем?

– Кто нас сюда привез?

– Вы что-нибудь помните?

– Это что, остров?

– Ну все, звездец!

– Умоляю, скажите, что я сплю.

– Не могу проснуться...

Энн молчит, слушает, голоса искажены. Солнце пятнает лицо и руки, припекает, собственное тело кажется грязным и потным. Они на острове, это сразу видно. Со всех сторон море, дует прохладный бриз, пахнет солью. Энн насчитала еще пятерых человек. Все вроде бы ей знакомы. Никто не понимает, как они здесь очутились. Психуют, но вяло и заспанно.

Четверо достают мобильники и пытаются куда-то дозвониться – безуспешно. У Энн ноет затылок. Она запрокидывает голову, ощущение – будто заболевает. Ей смутно помнится ссора с матерью, поезд в Эдинбург, номер в дешевой гостинице, затем пресловутое собеседование, на которое не хотелось идти. Потому она с матерью и поссорилась. Что было дальше, Энн не помнит – кажется, душная комната в каком-то обшарпанном здании на окраине. Человек, проводящий собеседование, предлагает кофе... Энн снова обводит взглядом остальных. Вот где она их видела – в очереди на собеседование. Мистика.

Остров тихий и безлюдный. На нем только один дом, рядом пристройка, сад, бельевая веревка висит, в густой жесткой траве – блеклые цветы. Зимний такой дом, хотя сейчас жара, как и в Эдинбурге. Почти круглый остров в полмили диаметром, на редкость неправдоподобный. Остров легко вообразить или нарисовать, но не увидеть наяву. Кроме дома с пристройкой, единственное сооружение походит на детскую вертушку на длинном деревянном шесте, гораздо выше дома. Над морем дымка, есть ли там где-нибудь материк – неизвестно. Энн оборачивается к дому. И вправду на зимнюю дачу похож. Не понять, с чего бы. Энн чувствует, что в доме пусто, хотя внутри еще не была.

Все очнулись минут пятнадцать назад, неподалеку от двери. Кто-то разложил их рядком, как трупы, оставил рядом вещи (пару сумок, два рюкзака и папку). На двери дома табличка: «Будьте, как дома!»

Энн садится и срывает ромашку – думает о ней, чтоб не думать о своем положении. Проковыряв ногтем дырочку в стебле, срывает вторую ромашку и продевает ее стебель в отверстие. Все замедленно и размыто. Перед пробуждением на острове Энн помнит только кофе. Наверное, снотворное подсыпали. Она тянется за третьей ромашкой. Снотворное она еще никогда не принимала.

Веночек из ромашек Энн надевает на запястье. Темноволосый парень с улыбкой за ней наблюдает. Он почти так же молчалив. Просто изучает остальных. Тощий тип с дредами матюкается через слово и несет какую-то чушь; рослый светловолосый парень слушает и растерянно озирается. Две девушки тоже разговорились. Точнее, брюнетка шмыгает носом, а блондинка щебечет. Энн исподтишка разглядывает блондинку. Похожа на поп-певицу, над которой визажисты трудились нарочно, чтоб она выглядела дерзко и неухоженно. Блондинка прячется за серебристыми зеркальными стеклами очков. Энн спорить готова, что глаза у блондинки карие, а волосы крашеные. Волосы у нее собраны в два хвостика, как у ведущей детской передачи, и перетянуты детскими цветными резиночками в стиле семидесятых. У Энн тоже такие есть, но ей больше нравятся с пластмассовыми зверюшками.

Стриженая шатенка очень серьезна. Ее вырвало, едва она пришла в себя, и теперь она плачет, зелено-голубые глаза покраснели. Одета элегантнее всех – длинная юбка, простой гладкий топ, пиджак, на шее поблескивает тонкая серебряная цепочка. Энн не удосужилась как следует одеться на собеседование. В наше время это ник чему, особенно если работа не нужна. На Энн короткая юбка в обтяг, футболка с покемоном и флисовая куртка (да, сейчас лето, но куртка клевая и нежаркая), детское пластмассовое ожерелье и такие же браслеты – разноцветные, яркие, как леденцы. Прямые каштановые волосы Энн просто распустила, обошлась без макияжа, только тронула губы розовым блеском со вкусом вишни и подкрасила ресницы.

Сбросив кроссовки, Энн начинает плести из ромашек венок на щиколотку.

А здесь слишком жарко. Тишина раздражает Энн. Где машины? Где люди? Где шум и суета? Она слышит, как плещутся волны и вскрикивают чайки. Пахнет совсем как на вилле в Тоскане – правда, она там не бывала с двенадцати лет. Ничего такого ей с утра не обещали.

Светловолосый парень решил обойти остров по берегу. Это займет не больше десяти минут. Ему вслед советуют быть осторожнее. Остров – высоко над морем, Энн не видно, есть ли спуск к воде. Наверное, проще скатиться кубарем, думает она. Парень идет к прибрежным скалам, а Энн представляет, будто это видеоигра, и она этим человеком управляет. Блондин смахивает на Дюка Нюкема, только без порнушки, оружия и мускулов. Энн возит воображаемой мышкой, ведет парня по окружности острова. Вернувшись, он докладывает о том, что Энн и так поняла: к воде не спустишься. Похоже, кто-то их усыпил, доставил сюда, а теперь ждет, что они уйдут – или уплывут – своим ходом.