Царские войска начали бить по «обозу» из пушек. Лед хотя и крошился, но ядра не пробивали такую толщу.

Три дня стреляли пушки, а толку не вышло.

Воевода гневался, хотел было на пушкарях зло сорвать — высечь их. Но дворянин Ушаков, перебежавший от Болотникова, выдал секрет укрепления и посоветовал палить «огненными» ядрами.

После такого обстрела лед стал таять. Болотникову с частью войска удалось уйти к Калуге.

Несколько казачьих отрядов отбивалось от царских ратников в селе Заборье. Но силы были слишком неравные. Казаки сдались. С ними попал в плен и Михейка Долгов.

Казаков Шуйский помиловал — приказал забрать в свое войско.

А двадцать одну тысячу пленных, что были взяты в Котлах и Коломенском, царь велел предать смерти.

Звенели в Москве колокола в честь снятия осады и победы над Болотниковым. В церквах служили торжественные молебны.

Во дворце Василий Шуйский закатил пир, какого давно не было. Широко улыбался он на пиру боярам, но не так уж весело было у него на душе. «Ушел Ивашка, — думал Шуйский, — а ведь он всему злу голова. Отруби змее хвост — другой отрастет. По голове бить надо, по голове…»

Против Болотникова царь послал по горячему следу своего брата Димитрия. Воевода этот был столь же спесив, сколь бездарен. Считал он, что войско Болотникова ослаблено поражением, ко всему и город Калуга не имеет мощных каменных укреплений.

— Вели, государь, ставить виселицу, — сказал он, отъезжая, брату, — на той седмице привезу тебе Ивашку.

— С богом! — простился с ним царь.

Войдя в Калугу, Болотников сразу же созвал атаманов. Пригласил он также калужского пушкаря Ивана Фомина и других посадских людей.

— Други, — сказал он, — после тяжких боев наше войско устало. Но знайте, воеводы Шуйского кинутся за нами, как собаки за зверем. Коли мы почивать начнем, схватят нас голыми руками. А потому должны мы теперь взяться за топоры и лопаты, окружить Калугу новым частоколом и вырыть рвы. Что скажете?

— Пошто разговоры разговаривать, коль времени нет? — поднялся один из атаманов. — Слово у нас одно — выдюжим!

— Добро. А вы, калужане?.. Неволить вас не могу.

— Да нешто мы хотим своей погибели? — проговорил Фомин. — С тобой мы. Так ли, посадские?

— Куда иголка, туда и нитка.

Отлегло на душе у Болотникова, но все же предупредил:

— От Шуйского потом милости не ждите.

— Что на роду написано, того не минуешь, — молвил Фомин.

Войско и все посадское население вышло укреплять город. Стучали топоры и кувалды. Работали и в темноте при кострах: в декабре-то смеркается рано, светает поздно. А каждый час дорог. День за днем кипела работа.

Болотников послал в другие города за помощью.

Черную весть принесли гонцы царю Василию: дважды побил Дмитрия Шуйского холопский воевода.

Государь тяжело плюхнулся на лавку, обитую медвежьим мехом.

— Жив брат?

— Бог помог, — ответил старший гонец.

«Сотворил же господь братца, — в сердцах подумал царь Василий. — Воистину олух, не воин». И накинулся на гонца:

— Сказывай, как все было.

Вот что узнал царь. Приблизился князь Димитрий к городу и увидел, что Калуга укреплена, стал прикидывать, как бы на мятежников напасть. Два дня в раздумьях прошло. На третий день подоспевшая к Болотникову из других городов подмога ударила по войску с тыла. Начали разворачиваться царские полки, а в это время на них накинулся Болотников со своими отрядами. Четырнадцать тысяч ратников полегло в той битве, остальные бежали. Едва донесли ноги до Серпухова, но тут были настигнуты болотниковцами и побиты вновь.

После такого доклада потемнело у царя Василия в глазах.

— Прочь! — замахнулся посохом на гонцов.

Земно поклонившись, гонцы убрались вон.

Через неделю царь послал против Болотникова второго брата, Ивана, — подозрительный Василий доверял братьям больше, чем другим воеводам.

— Поднабрать бы еще силы. А пока не худо повременить, — заметил князь Иван.

— Ждать неможно. Бить надобно вора, не давать передыху.

— Ударь-ка его! Он за стенами спрятался.

— Пойдешь с тремя полками и пушками, — сказал царь.

Князь Иван осадил Калугу, но взять никак не мог. И на приступ гнал ратников, и стенобитные орудия в ход пускал, и ядрами палил по городу — все впустую.

В январе на помощь брату царь послал новые полки во главе с Мстиславским, Скопиным-Шуйским и Татевым. Эти воеводы решили не только обстреливать город, но и устроить возле его стен великий пожар.

Неспроста они так задумали. Стены Калужского острога[18] были сложены из толстых дубовых бревен в несколько рядов. Даже пушечные ядра не могли их разбить.

— Стрелять из огненных пищалей! — приказали воеводы.

Но возникавший пожар быстро тушили защитники.

Тогда кто-то из воевод предложил:

— Наведем на стены деревянную гору и подожжем. От ее пламени любые бревна сгорят.

Мужикам из окрестных деревень было велено валить лес и рубить его на дрова. Каждый день несколько сот саней доставляли дрова к лагерю.

И вот со стен острога увидели осажденные, как стала вырастать поодаль деревянная гора. Быстро росла она, потом начала понемногу приближаться.

Ратники, которые прятались за дровами, все время перекидывали, метали поленья. Поэтому гору и назвали примётом. С каждым днем ближе и ближе подступал примёт к стенам Калуги. Стрелять по нему со стороны острога было бесполезно: никого не видно.

В самое время разгадал Болотников план противника.

— Коли ратники зажгут свою гору, худо нам станет. Упредим же царевых воевод. Есть у меня дума, как погубить деревянную гору. Соберите сильных, надежных людей. Но чтоб о том, что поведаю, никому ни слова…

В ту же ночь надежные люди в строгой тайне начали рыть подкоп под стеной в сторону примета. Среди них был и силач кузнец Терентий. Никто не знал, для чего роется подкоп, по чувствовали, что дело им доверили большой важности.

Болотников сам не раз спускался в подкоп, замерял аршином его длину. Прислушивался.

— Чу, ребята! — И спрашивал: — Что сверху слыхать?

— Никак шелестит что-то, — отвечал Терентий.

— Копайте еще, — говорил Болотников.

А деревянная гора уже совсем близко придвинулась к стене острога. С беспокойством смотрели на нее осажденные.

Но вот Болотников остановил землекопов:

— Хватит. Дале не ройте.

И велел сделать конец подкопа пошире. А потом распорядился, чтобы в подкоп закатили бочки с порохом.

— Плотней ставьте, чтоб побольше вошло, — поучал он.

Так под деревянной горой и царскими ратниками образовался огромный пороховой погреб. В нескольких бочках Болотников приказал выбить донца. Прямо в порох вставили промасленные фитили.

В одну из ночей, как раз перед тем, как воеводы предполагали поджечь свой примет, Иван Исаевич взорвал начиненный порохом подкоп.

Страшным был тот взрыв. Громыхнуло стократ сильнее грома. Чудилось, будто сверкнуло сто молний и земля раскололась на куски. Высоко взлетели поленья и ратники Шуйского…

Сразу после взрыва Болотников вывел войско из города и, пока враг не успел опомниться, ворвался в лагерь.

Еще одно поражение потерпели царские воеводы.

Но Болотников не ушел из Калуги после успешной вылазки. Сил у него было все же значительно меньше, чем в полках Шуйского.

Он не мог рассчитывать на победу в открытом бою. Приходилось ждать подмоги.

Добравшись до Путивля, князь Андрей Андреевич Телятевский велел доложить о себе Григорию Шаховскому.

Телятевский был хорошо известен московской знати, и Шаховской сразу оценил, насколько выгодным для противников Шуйского станет переход боярина на их сторону.