– Будешь навещать дедушку? – с тоской спросил Тобиас и посмотрел туда, где Лукас о чем-то оживленно рассказывал Паулю и даже сумел его рассмешить, что в последнее время было почти невозможно.
– Обязательно. Постараюсь ездить к нему каждый день, – заверила Марианна.
Они посмотрели каюту Николаса и соседнюю, предназначенную для мальчиков. Обе комнаты выглядели очень элегантно – последняя роскошь, которую беженцы могли себе позволить в течение долгого времени – до возвращения в Германию. Официально разрешалось взять с собой десять имперских марок, да еще немного наличных Пауль незаметно сунул сыну в руку, а потом, уже в каюте, тот спрятал деньги под одеждой. Это все, на что можно было рассчитывать до получения от руководства цирка аванса, а потом, после оформления на работу, гонораров за выступления. Как жить втроем на зарплату, Николас не представлял, однако знал, что придется научиться. «Бугатти» он оставил Алексу и велел пользоваться машиной по собственному усмотрению. С собой же взял несколько чемоданов, два из которых были заполнены вечерними костюмами для выступлений – главным образом фраками и цилиндрами.
Беседу прервал гудок, возвестивший, что провожающим пора покинуть корабль. Громкий звук поверг всех в панику: Тобиас вцепился в Марианну, словно боялся утонуть, и оба заплакали. Николас бросился обнимать сначала отца, а потом Алекса. На минуту оба замерли, закрыв глаза, как братья перед вечной разлукой. Напоследок Николас поцеловал Марианну, а она склонилась и поцеловала в щеку Лукаса.
– Будь умным мальчиком и не женись на толстой тетеньке из цирка прежде, чем вернешься ко мне, – пожелала она на прощание. Лукас расхохотался и пообещал вести себя хорошо. Пауль уже в который раз обнял внуков и с тоской посмотрел на сына, словно стремясь навсегда запечатлеть в памяти его черты. Отъезжающие проводили остающихся на берегу к трапу, и все снова судорожно обнялись – теперь уже точно в последний раз. Пауль, Алекс и Марианна спустились на пристань. Николас не знал, почему плывут в Америку другие пассажиры – ради удовольствия или в эмиграцию, – но его собственный отъезд оказался невыносимо болезненным. Все, кроме Лукаса, заливались слезами, и только он по-детски радовался новой обстановке и мечтал о морском путешествии. Да и грядущая работа в цирке представлялась ему увлекательным приключением.
Николас отошел от трапа и облокотился на перила, не спуская глаз со стоявших на пристани близких людей. Тобиас застыл рядом, а Лукас расхаживал по палубе, разговаривал с моряками и пассажирами, но то и дело возвращался к отцу, как щенок возвращается к хозяину. Мужчины обменивались взглядами, Марианна заливалась слезами и отчаянно махала Тобиасу, а он то и дело сдавленно всхлипывал. Грудь Пауля неровно вздымалась от сдержанных рыданий.
Но вот трап убрали, буксиры медленно потащили огромный корабль от пристани, а протяжный гудок возвестил об отправлении. Николас принялся махать, пытаясь продлить связь с теми, кого так не хотелось покидать. Рядом всхлипнул Тобиас, он крепко обнял сына. Подошел Лукас, встал с другой стороны и тоже начал махать.
Все трое не опускали рук до тех пор, пока пристань не скрылась из виду, а Пауль, Алекс и Марианна стояли неподвижно и смотрели вслед удаляющемуся кораблю. Но вот лайнер растворился в дымке, и они медленно повернулись, чтобы отправиться в обратный путь домой. Пароход «Бремен» увез тех, кого они любили. В вагоне поезда все трое молчали, и только Марианна время от времени тихонько сморкалась, нарушая тишину. Потом, измученная переживаниями, она склонила голову на плечо отца и уснула, сжимая в руке платок. В этот день пролились реки слез.
Николас решил снова проведать лошадей и позвал с собой Лукаса, однако мальчику не терпелось изучить судно. Тобиас сидел в каюте с распухшими красными глазами, слишком несчастный и опустошенный, чтобы чем-нибудь заняться.
– Мы обязательно вернемся, – пообещал отец. Юноша вежливо кивнул, хотя и не поверил. Германия превратила их в лишних людей, изгоев, не достойных жить в собственном доме, и выгнала, как грязных преступников. В паспорте у каждого стоял штамп «депортирован», хотя уехали они по собственной инициативе. Но еще оскорбительнее выглядела красная буква «J», означавшая слово «Jew» – «еврей». Отныне они лишились гражданства Германии и превратились в политических беженцев.
Вернувшись, Николас обнаружил каюту пустой. Тобиас ушел к себе, а Лукас отправился исследовать элегантный бассейн. На корабле были также курительная комната, салон и роскошный бальный зал. Лукас заявил, что хочет посмотреть вольер с собаками. Николас разрешил, а сам медленно пошел по палубе. Во время посадки он заметил несколько хорошеньких женщин, однако сейчас они его не интересовали: мысли сосредоточились на утраченном мире. Элегантный корабль стал последним осколком прошлого. Лукас ничего не понимал, Тобиас переживал разлуку с Марианной, и только он в полной мере ощущал глубину пропасти. Перспектива работы в цирке в чужой стране казалась болезненной, далекой от реальности причудой. Сейчас не хотелось даже думать о будущем; мысли и чувства остались на родине, дома – с отцом и другом. Таким несчастным и разбитым Николас фон Бинген чувствовал себя лишь однажды, в трагические дни смерти жены и дочери. Он простоял на палубе до тех пор, пока холод не заставил вернуться в каюту. Лег на кровать и попытался уснуть, однако сон не приходил. Обреченно встал, оделся и снова пошел к лошадям. Взял одну из щеток, которыми щедро снабдил Алекс, и принялся чистить Плуто. Жеребец ответил на заботу благодарным взглядом.
– Хороший мальчик. – Николас ласково погладил любимца по белоснежной гриве и вернулся к работе. Всех лошадей крепко привязали, чтобы они не поранились в случае качки, так что несколько дней им предстояло провести в неподвижности. Хотелось верить, что море останется спокойным и все животные благополучно перенесут путешествие. Жаль было бы потерять кого-нибудь, даже не добравшись до Америки. Алекс настоял, чтобы друг взял заряженный пистолет – на крайний случай, если вдруг придется избавить раненую лошадь от мучений. Нет, только не это! Больше всего Николас тревожился за липицианов – самый драгоценный груз и билет в новую жизнь.
Он провел с лошадьми немало времени, а когда вернулся на палубу, то обнаружил, что сыновья играют в шаффлоборд и увлеченно беседуют с двумя девочками. Тобиас уже выглядел не таким удрученным, как прежде, а Лукас с восторгом размахивал огромной для его роста битой и изо всех сил пытался произвести впечатление на барышень. Судя по их смеху, ему это неплохо удавалось. По возрасту девочки были ближе к нему, чем к старшему брату. Впрочем, вскоре они убежали, а Лукас тут же потерял интерес к игре и подошел к сидящему в шезлонге отцу, чтобы рассказать о своих приключениях. Он уже успел облазить весь корабль – точнее, зону первого класса, так как нижние палубы оказались закрытыми.
– А мы будем купаться в бассейне, папа? – с надеждой спросил Лукас, и Николас кивнул. Общение с детьми отвлекало от мрачных мыслей; хотелось, чтобы морское путешествие запомнилось им как счастливое время – возможно, последнее перед вступлением в неизвестность.
Мальчики пошли в кино, а Николас остался на палубе, продолжая прогуливаться и не забывая регулярно навещать лошадей. Когда же наступило время чая, он вошел в салон, где пассажирам первого класса предлагался богатый буфет. Еда на корабле заслуженно славилась разнообразием и высоким качеством, однако аппетита не было. Единственное, чего хотелось, – это горячего чая. Правда, за ним последовала изрядная порция крепкого солодового виски.
– Насколько могу судить, вы везете контейнер с арабскими лошадьми, – с интересом заметил один из пассажиров. Представился он как американец из штата Кентукки и рассказал, что сам владеет конюшней, а в Германию ездил, чтобы купить несколько гунтеров и двух скаковых лошадей: они отправятся на другом пароходе в сопровождении специально нанятых тренеров. Звали нового знакомого Богарт Томпсон.
