Я спросил:

– Сколько будет стоить?

– Этот вопрос, – промолвил он величественно, – имеет второстепенное значение. Однако упомянутая деталь занимает известное место в наших отношениях, и ею не следует пренебрегать. Назовем сразу цифру в тысячу долларов. Впоследствии, без сомнения…

Он встопорщил усы и не договорил.

Я сказал, что у меня, конечно, нет при себе таких денег.

– Естественно, дорогой мой сэр. Естественно. Но это не имеет никакого значения, ни в малейшей степени. Совершенно никакого. Для этого можно выбрать любое время, любое – до десяти часов завтрашнего утра.

– Завтра в десять, – согласился я. – Теперь хотелось бы узнать, зачем мне понадобился юридический представитель.

Он изобразил на лице негодование.

– Дорогой мой сэр, уверяю вас, что это не повод для юмористических упражнений.

Я объяснил, что не шучу и в самом деле озадачен.

Он прочистил горло, нахмурился как можно внушительнее и произнес:

– Вполне возможно, дорогой мой сэр, что вы не полностью осознаете угрозу, нависшую над вами, но немыслимо полагать, будто вы не обладаете ни малейшим представлением о трудностях – юридических трудностях, дорогой мой сэр, – с которыми вам предстоит столкнуться и которые вытекают из обстоятельств, имевших место в не более отдаленный период, нежели истекшая ночь, да, дорогой мой сэр, истекшая ночь. Однако сейчас нет времени для углубления в этот вопрос. У меня назначено неотложное свидание с судьей Лефнером. Завтра я буду рад более детально заняться каждым тончайшим аспектом ситуации – уверяю, таких аспектов немало, – вместе с вами. Я ожидаю вас завтра в десять утра.

Я обещал появиться и ушел. Вечер я провел у себя в комнате, попивая невкусное виски, думая неприятные думы и ожидая от Мики и Дика докладов, которые так и не поступили. Уснул я в полночь.

Когда на следующее утро явился Дик Фоли, я был еще полуодет. Он доложил в своей экономной манере, что Билл Куинт выехал из гостиницы «Шахтерская» накануне в полдень и не оставил адреса.

В двенадцать тридцать пять из Отервилла уходил поезд на Огден. Дик позвонил в филиал нашего агентства в Солт-Лейк-Сити, чтобы они послали в Огден человека с заданием – попытаться найти Куинта.

– Нельзя обрывать ни одной нити, – сказал я. – Хотя, по-моему, Куинт не тот человек, который нам нужен. Дина Бранд давно дала ему отставку. Если он хотел за это поквитаться, то собрался бы задолго до вчерашнего дня. Мне кажется, он услышал о ее смерти и решил удрать – как-никак, брошенный любовник, да еще угрожал ей когда-то.

Дик кивнул и сказал:

– Вчера ночью на дороге стрельба. Налет. Четыре грузовика с выпивкой сожгли.

Это выглядело ответом Рено Старки на известие, что шайку главного бутлегера привели к присяге в качестве полицейского пополнения.

К тому времени, как я оделся, прибыл Мики Лайнен.

– Дэн Ролф точно был у нее в доме, – доложил он, – Грек-лавочник напротив видел, как он выходил оттуда вчера около девяти утра. Брел по улице, шатаясь и бормоча себе под нос. Грек решил, что он пьян.

– Почему грек не сказал полиции? Или сказал?

– Его не спрашивали. Славные порядки в этом городке. Что будем делать? Найдем его и вручим полиции по всем правилам?

– Магро уже решил, что ее убил Шепот, – сказал я, – и его не волнуют следы, которые ведут в другую сторону. Да и Ролф тут ни при чем, разве что он вернулся за ледоломом. Ее убили в три утра. В восемь тридцать Ролфа там не было, а ледолом еще торчал у нее в груди. Ясно, что…

Дик Фоли встал прямо передо мной и спросил:

– Откуда ты знаешь?

Мне не понравились ни его взгляд, ни его тон. Я ответил:

– Значит, знаю, раз говорю.

Дик ничего не ответил. Мики состроил свою ухмылку и спросил:

– Теперь чем займемся? Будем прояснять это дело?

– В десять у меня свидание, – сообщил я им. – Околачивайтесь возле гостиницы, пока я не вернусь. Шепот и Ролф, возможно, на том свете, так что искать их не придется.

Я нахмурился и пояснил Дику:

– Мне про это рассказали. Я их не убивал.

Маленький канадец кивнул, не сводя с меня глаз.

Я позавтракал в одиночестве и направился в контору юриста.

Сворачивая с Кинг-стрит, я увидел в машине, едущей по Грин-стрит, веснушчатое лицо Мотока О'Марры. Он сидел рядом с незнакомым мне человеком. Долговязый юнец помахал мне и остановил машину. Я подошел ближе.

Моток сказал:

– Рено хочет тебя видеть.

– Где его найти?

– Прыгай сюда.

– Сейчас не могу, – сказал я. – Наверное, только после двенадцати.

– Свистни Пику, когда сможешь.

Я пообещал свистнуть. О'Марра и его спутник поехали дальше по Грин-стрит. Я прошел полквартала до Ратледжа.

Занеся ногу на первую ступеньку скрипучей лестницы, ведущей к юристу, я задержался, чтобы рассмотреть некий предмет.

В темном углу первого этажа он был еле виден. Это был ботинок. Он лежал в таком положении, в каком пустые ботинки не лежат. Я снял ногу со ступеньки и пошел к ботинку. Теперь повыше стала видна щиколотка и манжета черной штанины.

Это подготовило меня к тому, что я обнаружил.

В чуланчике между лестницей и стеной я обнаружил мистера Чарлза Проктора Дона, запихнутого между двумя щетками, тряпкой и ведром. Его ван-дейковская бородка была запачкана кровью из раны, рассекавшей лоб. Голова запрокинута назад и вбок под таким углом, который получается только, если шея сломана.

Я процитировал про себя Нунана: «Что поделать – приходится», – и, осторожно отвернув у мертвеца полу пиджака, опустошил его внутренний карман, перенеся оттуда в свой собственный черную записную книжку и пачку бумаг. В двух других карманах я не нашел ничего, что меня заинтересовало бы. До остальных карманов нельзя было добраться, не сдвинув трупа, а к такому действию я не был расположен.

Через пять минут я вернулся в гостиницу, прошел через боковую дверь, чтобы не столкнуться в вестибюле с Диком и Мики, и поднялся на лифте со второго этажа.

У себя в комнате я сел и стал изучать добычу.

Сперва я раскрыл книжку – маленькую записную книжку в обложке из искусственной кожи, какие продаются по дешевке в любом писчебумажном магазине. В ней было несколько отрывочных записей, которые для меня ничего не значили, и тридцать с лишним имен и адресов, которые значили не больше, за одним исключением:

"Элен Олбури

Харрикейн-стрит, № 1229 А".

Это было интересно. Во-первых, молодой человек по имени Роберт Олбури сидел в тюрьме, сознавшись, что застрелил Дональда Уилсона в приступе ревности, вызванном предполагавшимся успехом Уилсона у Дины Бранд. Во-вторых, Дина Бранд жила и была убита в доме 1232 по Харрикейн-стрит, напротив дома 1229.

Своего имени я в книжке не нашел.

Я отложил книжку и стал читать бумаги, которые забрал вместе с ней. Здесь тоже пришлось пролистать множество незначительных записей, прежде чем я добрался до значительного.

Это были четыре письма, перехваченные резинкой.

Они лежали во вскрытых конвертах и, судя по штемпелям, их отправляли с промежутками примерно в неделю. Последнее ушло шесть месяцев назад. Адресованы они были Дине Бранд. Первое, самое раннее, являло собой весьма недурное любовное послание. Второе – уже поглупее. Третье и четвертое служили прекрасными образцами того, в какого идиота может превратиться пылкий и неудачливый ухажер, особенно если он уже в годах.

Все четыре письма были подписаны Илайхью Уилсоном.

Я так и не выяснил, почему мистер Чарлз Проктор Дон полагал, будто может вытянуть из меня шантажом тысячу долларов. Тем не менее это дало мне пищу для размышлений. Я подхлестнул свои мозги, выкурив пару сигарет, потом спустился вниз.

– Сходи, выясни что сможешь про юриста по имени Чарлз Проктор Дон, – велел я Мики. – У него контора на Грин-стрит. Держись оттуда подальше. Много времени на это не трать. Мне нужны общие сведения, и побыстрее.