— Осенью буду в одиннадцатом.

— В одиннадцатом! А потом — в Тарту?

— Обязательно, если только не провалюсь на экзаменах.

— Я заранее буду держать за тебя кулак.

Соседи — это было событие, которое заставило спуститься вниз и почтенного строителя. Ану не протянула руки — обе ее ладони были выпачканы раствором, ну, а насчет того, чтобы объяснить, рассказать, — сколько угодно. Ее опыт — достояние всех, кто в нем нуждается. Высокий мужчина, который подошел к ним, показался ей дельным. Как с водой? Далеко ли проходит канализация? Высоко ли поднимается подпочвенная вода? А какова вообще почва?

Заглянули и в подвал, глубиной его Рейн остался доволен. Вот только плохо, что дома здесь строятся далековато от улицы, как бы не было неприятностей с водой и канализацией.

— Но ведь вам нравится здесь, правда? Вы не передумаете? — в который уже раз спрашивала Лехте, не отрывая восхищенного взгляда от Урве, которая, по ее мнению, стала просто красавицей. Спрашивая, она впервые посмотрела на мужчину в новом коричневом костюме. Нет, больше она не посмотрит на него, а то еще подумают, будто ее интересует не только Урве.

Что значит — далеко? Неужели Урве считает этот район далеким? Каких-то несколько сот метров от автобусной остановки, а в будущем здесь будет ходить еще и троллейбус. Лехте сама читала об этом информацию в «Ыхтулехт».

Мужчина поддержал ее, сказал (какой у него красивый голос!), что они не могут тратить столько дней на поиски участка, надо еще оформить бумаги, а осень не за горами.

— Да и какие соседи попадутся — это вопрос тоже немаловажный, — закончил он шутливо.

Лехте знала, что, стоит ей только повернуть голову и взглянуть наверх, как она снова увидит эту ослепительную улыбку. Но она не повернула головы и не посмотрела.

Рейн поискал в кармане сигарету. Женщина тоже вытащила смятую пачку.

— Простите, я не знал, что вы курите, — Рейн быстро протянул будущей соседке пачку «Примы».

Она рассмеялась:

— Индивидуальный застройщик не вправе баловать себя «Примой», — однако взяла предложенную ей сигарету.

Лехте крикнула:

— Послушайте! Ведь наша Кирьяк пасется на вашем участке!

Все взглянули на освещенную вечерним солнцем коричневую с белыми пятнами корову.

— Что же это такое, Рейн, в первый день пограничный конфликт, — рассмеялась Урве.

Позже, когда Рейн с Урве ушли, Ану Мармель сказала дочери:

— Славные люди.

По мнению Лехте, этого было недостаточно. По мнению Лехте, Урве была чудесная. О Рейне она, разумеется, ничего не могла сказать.

Вечером, забравшись в свою жесткую узкую постель, она все же призналась себe, что чудесными были оба. Но об этом знала только она одна.

Успех, успех, успех! Вот что значит советский строй! В старое время приходилась платить за участок бешеные деньги. Строителю, если он рабочий человек, а не какой-нибудь хапуга, загребающий жар чужими руками, надо было надрываться годами. А теперь тебе говорят: участок можно получить там-то, там-то и там-то. Ты идешь, выбираешь и подаешь заявление. И бумаги приходят в движение. Хорошо, если бумаги попадают в руки энергичных женщин. Без Урве у него ушло бы больше времени на все эти дела. А впрочем, возможно, и нет. Во всяком случае, ей, работая в редакции, несравненно удобнее вести все эти дела, чем мужу, который работает в три смены.

Материалы и труд — это уж его дело, гораздо более серьезное, чем все эти бумажные хлопоты, когда собираешься строить дом.

Успех! Уже сегодня зазвенит лопата. Еще несколько часов, и смена кончится. Сегодня даже прессовочное сукно наделось на пресс легче, чем обычно. Мокрый конец зеленой бумаги скользит по валам к сушильному цилиндру. Еще несколько часов. Да ну же, бумага, двигайся побыстрее!

Опытная рука бригадира быстро схватила конец. Но второй пресс, вечно капризничавший, зажал бумагу. Пришел на помощь Мартин. Попробовал свое везение Ваттер, явился сеточник с соседней машины. Куда там! Попадет мокрая бумага на второй пресс и приклеится к быстро вращающемуся валу. Вот и приходится вытягивать ее, остерегаясь, как бы тебе не оторвало пальцы.

Старый Сорк чуть было не отпихнул Рейна плечом, когда тот протиснулся к прессу, — взрослым мужчинам не справиться с этой мокрой бумагой, а тут еще накатчик лезет, только время с ним потеряешь. Но именно накатчик отцепил прилипший конец бумаги.

— Сколько же можно торчать у пустого тамбура, — напуская на себя важность, сказал Рейн, будто заранее знал, что исправит помеху.

Галя рассмеялась:

— У вас, товарищ Лейзик, счастливая рука.

А Меллок пригласил его после смены распить кружечку пива. Рейн опешил, но разве откажешь старику... Самые странные истории рассказывались про этого сушильщика, старого холостяка, доживающего сейчас свои дни. Меллок жил в общежитии, и в марте прошлого года Рейн навестил его, когда тот болел. Поговаривали, будто на его счете в сберкассе чуть ли не двадцать тысяч. Кто-то пустил слух, будто у него даже два счета. Рассказывали, что не то в Кохила, не то в Тюри у него живет племянница, дочь брата или сестры, и он каждый месяц посылает ей определенную сумму. Но совсем уже ошеломил Рейна слух, будто это вовсе не племянница, а собственная дочь Меллока. Разве иначе станет этот скупердяй каждый месяц посылать кому-то деньги? Между прочим, этой «дочке» сестры или брата вскоре исполнится восемнадцать, а примерно восемнадцать лет назад Меллок работал где-то там, в Кохила или в Тюри.

Итак, Меллок пригласил Ваттера и Лейзика распить с ним по кружке пива. Ваттер рассмеялся: он спешит домой, его ждут дети. Они собираются сегодня семьей в цирк.

А Рейну неловко было отказаться. И хотя его руки тосковали по лопате, он пробормотал:

— Работа ждет. Впрочем, если скоренько...

Меллока интересовало, как подвигается постройка дома.

О, полдела сделано, вся бумажная волокита уже позади: проект утвержден, участок огорожен, и на временной ограде даже красуется номер — Тарна, 5. Через два-три года по этому адресу станут приходить письма, и доставят их не на пустырь, а в красивый дом с покатой крышей. На первом этаже этого дома будут две комнаты, кухня, ванная, уборная, кладовки, а на верхнем — еще две комнаты и холл.

Кружки опустели. Задымились сигареты. Неплохо бы поглядеть, какое действие окажет вторая кружка. Нужно попробовать.

Ну, а денежки, много ли денег поглощает строительство?

Рейн сдвинул на затылок кепку, почесал голову и пояснил: пять тысяч — деньги, которые им удалось сэкономить, семь — ссуда от государства, а остальные придется откладывать из зарплаты. Тысяч двадцать хватит, чтоб построить.

— Двадцать?!

Вероятно, это-то и хотел узнать Меллок. За второй кружкой Рейн обстоятельно рассказал, как обойтись такой суммой, именно такой и ни на копейку больше. Ведь все, начиная с кладки фундамента и кончая трубой на крыше, его работа.

— Ну, а плита, печи?

— Их тоже сам сложу. Вот только водопровод провести не сумею, придется нанять людей, я уже договорился, ну и сделать электропроводку. Любому делу можно научиться. Есть книги, найдутся и учителя.

Вытащив бумажник, он заметил в руке у Меллока двадцатипятирублевкy.

— Не ищи. Кто пригласил, тот и платит.

Услышав это тихое бормотание, Рейн оторопел:

— Но...

— Оставь. Из-за какой-то ерунды...

Ну что ж. В следующий раз угостит он. Рейн сел в трамвай. Голова шумела от выпитого пива, лезли всякие мысли. Когда-то он сказал Меллоку, что тот рохля и никакой не рабочий, интересы государства ему безразличны. В ту пору Рейну казалось, что он зарабатывает совсем неплохо, в особенности если сравнить с тем временем, когда он был солдатом и получал какую-то мелочь, на которую мог купить лишь нитки да пуговицы. Конечно же он погорячился, едва ли этот скупердяй такой плохой человек. В каждом человеке обязательно должно быть и что-то хорошее. Пожалуй, он был даже прав в тот раз, когда ворчал из-за того, что увеличили скорость машины. Раньше бумага шла со скоростью ста пятидесяти метров в минуту, теперь скорость довели до ста семидесяти. А зарплата та же. Правда, работать, что ни говори, стало легче. И реальный заработок в связи с общим снижением цен повышается, однако когда человек начинает строить... Так или иначе, в этих разговорах есть доля правды: увеличили скорость — увеличьте и зарплату. Наверное, люди лучше, чем они иногда кажутся поначалу. И надо уметь жить. Вот Меллок говорит: «Жизнь — это такая штука: как ее повернешь, так и заживешь». А сам как живет? Тоска смотреть... Девчонка, ты чего так внимательно разглядываешь меня? Никогда не видела счастливого строителя? Хочешь, он подмигнет тебе? Ну что, довольна? Покраснела и отвернулась. Эх ты, несчастненький утиный носик, знала бы ты только, какая женщина ждет дома этого строителя. Впрочем, дома ли она; правда, утром сказала, что к обеду вернется домой и сядет писать. Нет, не какие-то письма, а статью для газеты. Знаете, что это значит? Не знаете. Ну, тогда говорить не о чем.