Следующие минуты смазаны. Мне велено бросить оружие, что я и делаю. Джоэл посажен на диван, откуда он смотрит на нас остекленевшими глазами, все еще живой и осознающий, что происходит, но не способный хоть что–то предпринять. Эдди, однако, позволяет мне остановить Джоэлу кровотечение с помощью одной капли крови из моего пальца. Наверное, Эдди просто хотелось увидеть, как это делается. В целом же, как и предсказывал Якша, он очень заинтересован в моей крови. По удивительному совпадению, у него в кармане оказались шприц и пластиковая трубка — никогда без них не выходит из дома. Современные медицинские устройства, несомненно, облегчили ему создание новых вампиров. Держа меня под прицелом, Эдди заставляет меня сесть за обеденный стол. У него также есть жгут, и он велит, чтобы я затянула его на левом предплечье. Я веду себя просто образцово и слушаюсь беспрекословно. Мои вены набухают под нежной белой кожей. Я замечаю на локте родинку. Странно, я никогда раньше ее не видела, хотя ей уже, наверное, пять тысяч лет.

Не могу поверить, что я скоро умру.

Не спуская с меня глаз и не сводя с меня дуло пистолета, Эдди приносит из кухни пару стаканов и лед. Он явно намерен отпраздновать победу несколькими тостами. Я не вздрагиваю, когда он вставляет иглу в мою самую большую вену, и моя кровь начинает течь по пластиковой трубке в его стакан. Получится Кровавая Сита — со льдом. Стакан постепенно наполняется. Мы смотрим друг на друга через стол. Джоэл лежит слева от меня в трех метрах и дышит с трудом. По своему огромному опыту я знаю, что большая потеря крови может вызвать удушье. Через несколько минут я смогу убедиться в этом и на себе. Особенно раздражает ухмылка Эдди.

— Так что я выиграл, — говорит он.

— Что ты выиграл? Ты несчастное создание. И когда я умру, ты все равно таким и останешься. Сила, богатство, даже бессмертие — они не приносят счастья. Тебе не дано узнать, что значит это слово.

Эдди смеется:

— Ты сейчас выглядишь не очень счастливой.

Я киваю:

— Это правда. Но я не притворяюсь счастливой. Я то, что я есть. А ты просто карикатура на героя из твоих извращенных фантазий. Как–нибудь утром, вернее ночью, ты проснешься, взглянешь в зеркало и пожелаешь, чтобы тот, кто отражается в нем, не был бы таким уродом.

— Ты просто паршивая неудачница.

Я качаю головой:

— Я говорю не только о твоем уродливом лице. Если ты достаточно долго проживешь, то в конце концов увидишь, что ты из себя представляешь. Это неизбежно. Если я не сумею этой ночью тебя убить, то я берусь предсказать, что когда–нибудь ты сам себя убьешь. Просто от отвращения к себе. Ты никогда не переменишься. Ты навсегда останешься ублюдком, которого природа создала, когда ее стошнило, а Бог при этом отвернулся.

Он фыркает:

— Я не верю в Бога.

Я печально киваю:

— Я тоже не знаю, верю ли я.

На меня накатывает головокружение.

Меня покидает моя кровь, моя бессмертная кровь.

Мне недолго осталось.

Однако я не перестаю думать о Кришне, пока высокий стакан наполняется, Эдди подносит его к губам и залпом выпивает за мое здоровье. Кажется, что мой сон с Кришной и рассказанная им Якше история наложились у меня в голове друг на друга. Кажется, что у меня два сознания: одно — в этом аду, из которого я не могу выбраться; другое — в небесах, которые я не могу толком вспомнить. Но эта двойственность сознания меня не успокаивает. Память о блаженстве, которое я испытала, разговаривая с Кришной на том прекрасном холме, в нынешней безвыходной ситуации только еще больше удручает меня. Конечно, я не смиряюсь. Хоть я и сдалась, но я слишком долго прожила, чтобы безропотно позволить высосать всю мою кровь. Кришна побил демона, прикинувшись чаровницей. Могу ли я сыграть такую роль? Где ключ к этому? Пусть бы он только явился сейчас передо мной и сказал мне. Наполняется еще один стакан, и Эдди его выпивает.

«Теперь я сыграю тебе песнь из семи нот человечества. Здесь все чувства, которые ты будешь испытывать как человек и как вампир. Помни эту песнь, и ты будешь помнить меня. Пой эту песнь, и я буду с тобой».

Зачем он мне это сказал? И говорил ли он мне что–нибудь вообще? Не выдумка ли все это? Я только что потеряла Рея. Мое подсознание жаждет успокоения. Наверняка я все это сама устроила. И это принесло мне больше радости, чем что бы то ни было в этом мире. Я не могу забыть прекрасных глаз Кришны — этих синих звезд, в которых сияет все мироздание. Кажется, я верю его красоте больше, чем его словам. Его любовь никогда не нуждалась в том, чтобы быть понятой. В день, когда мы встретились, она просто была — как бескрайнее небо.

В день, когда мы встретились.

Что он делал в тот удивительный день?

Он играл на флейте. Якша вызвал его на состязание. Они спустились в глубокую яму, полную змей, и договорились, что победителем станет тот, кто выберется из нее живым. Оба играли на флейтах, чтобы околдовать змей и не позволить им укусить себя. Но в конечном счете победил Кришна, потому что он знал секретные ноты, которые пробуждали во всех присутствующих неведомые раньше чувства. Своей песнью Кришна проник глубоко в сердце Якши и возбудил в нем любовь, ненависть и страх — именно в такой последовательности. И это последнее чувство и погубило Якшу, потому что змея жалит, только когда чувствует страх жертвы. Тело Якши сочилось ядом, когда Кришна достал его из ямы.

У меня нет флейты, чтобы сыграть ту песнь.

Но я хорошо ее помню. Да.

«Пой эту песнь, и я буду с тобой».

Я помню это с того самого дня, помню вне времени и дней. Мой сон был больше, чем сон. Это был ключ.

Уставившись Эдди прямо в глаза, я начинаю свистеть.

Сначала он не обращает на меня никакого внимания.

Он выпивает третий стакан моей крови.

Мои силы начинают таять. Не остается времени для любви, даже для ненависти. Я пою последнюю песнь Кришны, песнь страха. Ее мелодия и тон глубоко отпечатались в моей душе. Мои губы складываются точно как флейта Кришны. Конечно, я не вижу его и вряд ли даже ощущаю его божественное присутствие. Но я чувствую что–то удивительное. Мой страх велик, это правда, и он проникает глубоко в мою кровь, которую Эдди продолжает пить. Когда он делает очередной глоток, по его лицу пробегает тревога, и это меня радует. Кроме того, я осознаю значение моего тела, этого инструмента, который исполняет для всех нас песнь жизни и смерти. Это осознание дает мне и осознание исполнителя, моего собственного я, которое существовало еще до того, как я оказалась на этой странной сцене, до того, как я обрядилась вампиром.

Я снова вспоминаю, как хотела быть отличной от других.

Эдди замирает со стаканом в руке. Он странно смотрит на меня.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

Я не отвечаю ему словами. С моих губ продолжает исходить мелодия, отравляющая мелодия, с помощью которой я надеюсь спасти мир. Ее воздействие распространяется по всей комнате. Дыхание Джоэла становится мучительным — моя песнь убивает и его. И она, уж это точно, раздражает Эдди. Он вдруг бросает стакан и наставляет на меня пистолет.

— Прекрати! — приказывает он.

Я знаю, что должна прекратить, во всяком случае, эту мелодию. Если я не остановлюсь, то он начнет стрелять, и я умру. Но ко мне приходит другая нота, и это странно, потому что ее не было в песни, которую Кришна играл Якше во время их дуэли. Но я ее знаю и снова думаю, что мой сон был настоящим видением. Еще до того, как я явилась в мироздание, Кришна дал мне все ноты жизни, все ключи ко всем эмоциям, которые только могут испытать человек или чудовище.

Я исполняю ноту второго по значению центра тела — сексуального. Здесь с потоком жизненной энергии возможны два состояния ума. Если она идет по нарастающей, возникает сильный творческий порыв, если по нисходящей — сильная похоть. Подавшись к Эдди, не отрываясь от его глаз, как будто это кнопка наслаждения, я внедряю эту секретную ноту через его уши в его нервную систему и направляю по нисходящей. Вниз, под землю, где я хочу зарыть его вонючее тело. Это неважно, что я сама не вожделею его. Важно лишь то, что я наконец поняла смысл притчи Кришны. Я — чаровница. Пистолет в руке Эдди дрожит, и он вдруг видит меня в другом свете. Он больше не хочет только моей крови. Он теперь хочет и ее вместилища — моей плоти. Я одариваю его долгой непристойной усмешкой. Он один раз устоял перед моим внушением, и мой любимый умер. Теперь ему не устоять — и умрет он.