Якша привел меня в здание, которое, наверное, было храмом. Высокие окна с витражами, многие все еще целые, окружали просторное внутреннее помещение, скамьи поднимались амфитеатром до самого каменного потолка. Храм выглядел необычно, потому что в нем не было ни росписей, ни скульптур. Я поняла, что этот народ поклонялся безликому богу, и подумала, не это ли привело их к тому, к чему привело — к вымиранию. Но в глазах Якши, который плыл рядом со мной, была такая радость, какой я раньше никогда у него не видела. Он пришел из бездны, думала я, и, может быть, сейчас он наконец нашел свой народ. Не то чтобы они были демонами, как он, конечно нет, но казалось, что они не от мира сего. В тот момент я почувствовала, что тоже как–то связана с ними, и задумалась, откуда я произошла. Якша, должно быть, ощутил мои мысли, Потому что кивнул, словно мы выполнили то, что нужно, и увлек меня на поверхность. Я помню, как ярко светили звезды, когда мы вернулись из затерянного города. По каким–то причинам, начиная с той ночи, звезды всегда сверкают особенно ярко, когда я нахожусь у большого водного пространства.

Я кладу Якшу на спину недалеко от воды. Облака рассеялись, и ярко светят звезды, хотя свечение расположенного неподалеку Лос–Анджелеса даст фору Млечному Пути. Как много потеряла современная цивилизация, думаю я, утратив ощущение миллиардов звезд над ней. К сожалению, этой ночью и мое сознание приковано к земле. Оказывается, Эдди пришил мешок к телу Якши. Под мешковиной шевелятся невидимые клинья, а может быть, это дрожат иссеченные мышцы. Меня тошнит при мысли о том, каким истязаниям он подвергался. Я касаюсь ладонью его лба, который все еще холоден.

— Якша, — говорю я.

Его голова откидывается на бок. Его блестящие темные глаза с такой тоской смотрят на воду. Каким–то образом я знаю, что он, как и я, думает о затерянном городе. В тот день у нас в последний раз была близость. Потом на сцену вышел Кришна и положил конец появлению новых вампиров, взяв с Якши клятву уничтожить их всех, если он хочет умереть в милости Кришны.

— Сита, — говорит он слабым голосом.

— Должно быть, под океаном скрывается много городов.

— Да.

— Ты их видел?

— Да. Под этим океаном и под другими.

— Как ты думаешь, куда ушли все населявшие их люди? — спрашиваю я.

— Они не ушли в какое–то место. Время — более крупное измерение. Их время пришло, их время ушло. Так все и происходит.

Мы какое–то время молчим. Маленькие волны накатывают на песок в такт моему дыханию. С минуту они совсем совпадают: с каждым вздохом на песок накатывается пенная волна, с каждым выдохом она откатывается назад. За последние пять тысяч лет волны изменили береговую линию, истерли ее, образовали новые заливы. А вот я, хотя все это время прокачивала воздух через легкие, не изменилась — по сути, не изменилась. Океан и суша знали больше умиротворенности, чем я. Они хотели перемен. А я им противилась. Мое время ушло, а я не ушла вместе с ним. Об этом и говорит мне Якша.

— Той ночью, — говорю я, — что произошло?

Он вздыхает, и в этом вздохе столько чувства.

— В момент когда ты выбежала из входной двери, мне захотелось подойти к окну. Я хотел взглянуть на океан. Ты знаешь, что он напоминает мне о Кришне, и я хотел, чтобы океан был последним, что я увижу перед тем, как покинуть этот мир. Когда взорвалась бомба, меня выбросило из дома в лес, разорвав надвое. Падая, я чувствовал, что горю, и подумал, что теперь я точно умру.

— Но ты не умер, — говорю я.

— Нет. Я провалился в какую–то мистическую пустоту. Казалось, я нескончаемо плыву по черной лагуне. Настал новый ледниковый период. Я почувствовал страшный холод, я был как айсберг, дрейфующий между материками. Потом я все же почувствовал свое тело. Кто–то тряс меня и чем–то тыкал в меня. Но я все еще не мог видеть и не был в полном сознании. Звуки доносились до меня с черного неба. Что–то могло быть моими собственными мыслями, моим собственным голосом. Но были и другие звуки — они казались враждебными.

— Это Эдди задавал тебе вопросы.

— Так его зовут?

— Да.

— Он никогда не называл мне своего имени.

— Этот парень не слишком мягкий и пушистый.

Лицо Якши искажает гримаса:

— Я знаю.

Я снова касаюсь его:

— Мне жаль.

Он слабо кивает:

— Я даже не знаю, что сказал ему, но, должно быть, сказал много. Когда я наконец полностью пришел в себя, я оказался в фургоне для мороженого и был пленником безумца, который очень много знал обо мне и, собственно, о тебе.

— Он брал твою кровь и вливал себе?

— Да. Когда я лежал в морге, он, должно быть, увидел, как мои останки пытаются излечиться. Он держал меня живым, чтобы продолжать брать мою кровь. Он взял ее так много, что, наверное, стал очень сильным.

— Да. Я дважды пыталась остановить его, и дважды потерпела неудачу. Если я проиграю в третий раз, он меня убьет.

Якша колеблется, и я знаю, о чем он собирается спросить. Под угрозой оказалась его клятва Кришне уничтожить всех вампиров.

— Он сделал новых вампиров? — спрашивает он.

— Да. Насколько я знаю, двадцать одного. Но этим утром я сумела их уничтожить. — Я делаю паузу. — Мне помог мой друг.

Якша изучающее смотрит на мое лицо:

— Твой друг убит.

Я киваю. Еще одна слеза. Еще одна красная капля падает в океан времени и пространства, который собирает эти капли, нимало не задумываясь о том, как дорого они обходятся нашим, предположительно бессмертным душам.

— Он умер, чтобы спасти меня, — говорю я.

— Твое лицо изменилось, Сита.

Я смотрю на океан, высматривая его неуловимое умиротворение:

— Это была огромная потеря для меня.

— Но мы оба несли очень большие потери на протяжении веков. А эта приоткрыла перемену, которая уже произошла.

Я слабо киваю и прикладываю руку к сердцу.

— В ночь взрыва мое сердце пронзил деревянный кол. Почему–то эта рана до конца так и не зажила. Я постоянно чувствую боль. Иногда она терпима. А иногда почти не выносима. — Я смотрю на него. — Почему эта рана не зажила?

— Ты знаешь почему. Эта рана должна была тебя убить. Предполагалось, что мы умрем вместе.

— Что же помешало?

— Я встал и пошел к окну. А ты, наверное, теряя сознание, обратила свое милое лицо к Кришне и молила его дать тебе больше времени побыть с ним.

— Все так и было.

— Значит, он дал тебе время. У тебя его милость. Я подозреваю, что ты всегда получаешь то, что хочешь.

Я горько качаю головой:

— Чего я хотела больше всего, так это чтобы Рей был рядом со мной следующие пять тысяч лет. Но твой драгоценный бог не дал мне и года с ним. — Я опускаю голову. — Он забрал его.

— Он и твой бог, Сита.

Я продолжаю качать головой.

— Я ненавижу его.

— Смертные всегда преувеличивали различие между ненавистью и любовью. Обе идут от сердца. Ты никогда не сможешь сильно ненавидеть, если сильно не любила. И наоборот. Но сейчас ты говоришь, что твое сердце разбито. Я не знаю, можно ли его излечить. — Он берет меня за руку. — Я уже говорил тебе. Наше время прошло, Сита. Это больше не наш мир.

Я вздрагиваю и сжимаю его руку.

— Я начинаю тебе верить. — Я вспоминаю свой сон. — Ты думаешь, если мы покинем этот мир, я снова увижу Рея?

— Ты увидишь Кришну. Он присутствует во всех существах. Если ты будешь искать там Рея, то найдешь его.

Я прикусываю свою нижнюю губу и пью собственную кровь. Она вкуснее, чем у копа.

— Хочется верить, — шепчу я.

— Сита.

— Ты можешь мне помочь остановить это чудовище?

— Нет. — Он окидывает взглядом свое изуродованное тело. — У меня слишком глубокие раны. Тебе придется сделать это самой.

Его заявление умаляет силы, которые у меня остаются.

— Не думаю, что я смогу.

— Никогда не слышал, чтобы ты сказала, что что–то не сможешь сделать.

Я не могу удержаться от усмешки.

— Это потому, что мы не общались пять тысяч лет. — Я больше не смеюсь. — У него нет слабых мест. Я не знаю, куда наносить удар.