Но действительно ли нас осталось двое? Вот вопрос, которым я задаюсь,

В бандитских кварталах Лос–Анджелеса происходит что–то совсем неладное, и это наводит меня на размышления. За последний месяц «Лос–Анджелес Таймс» сообщала о целой серии жестоких убийств, которые заставляют меня предположить, что Рей и я — не единственные существа, в ком течет особая кровь, не дающая нам стареть и делающая нас не восприимчивыми к большинству людских болезней. Жертвы этих убийств были разорваны на куски, обезглавлены и иногда, как говорится в статьях, обескровлены. Это последнее обстоятельство и привело меня в Лос–Анджелес. Я и сама люблю кровь, но совсем не хотела бы, чтобы нашлись другие вампиры. Я знаю, на что способен наш вид, и я знаю, как быстро мы можем расплодиться, если тайна воспроизведения будет раскрыта. Любой вампир, которого я сегодня вечером найду, не увидит восхода солнца, вернее, я бы сказала, заката луны. Я не то чтобы без ума от солнца, но если нужно, могу его вытерпеть.

Под высоко плывущей, полной луной я выхожу на Экспозишн авеню и направляюсь на север. Я нахожусь неподалеку от места последнего убийства — вчера в кустах был обнаружен труп шестнадцатилетней девушки с оторванными руками. Уже за полночь; на улице градусов восемнадцать, несмотря на середину декабря. Зима в Лос–Анджелесе как луна из зеленого сыра. Шутка. На мне черные кожаные штаны и облегающая стройную талию майка с короткими рукавами. Мягкие шаги черных сапог по неровным тротуарам едва слышны. Волосы собраны и спрятаны под черной бейсболкой. Черный цвет я люблю почти так же сильно, как красный. Я знаю, что выгляжу шикарно. Правую голень холодит шестидюймовое лезвие — это мое единственное оружие. В эту чудесную зимнюю ночь на улице полно полицейских машин. Одна из них проезжает слева от меня; я опускаю голову и стараюсь не выделяться. Я не взяла с собой пистолет из страха, что меня задержат и обыщут. Опасаюсь я за жизнь полицейских, а не за свою собственную. Меня не остановил бы и целый отряд спецназа. Я убеждена, что молодой вампир или вампирша мне не соперник. А он или она явно молод, слишком уж безрассудны совершаемые убийства.

Но кто же этот юнец? Кто его или ее создатель?

Тревожные вопросы.

Трое молодых мужчин ждут меня в сотне метров вниз по улице. Я перехожу на другую сторону, но они тоже переходят и оказываются у меня на пути. Один из троих» — высокий и стройный, второй — приземистый, как старый пень. У третьего лицо темного ангела, выросшего по мрачную сторону от жемчужных врат. Он, без сомнения, лидер. Он улыбается при виде моей попытки бегства, напрягая мощные бицепсы с таким видом, будто сила и есть закон. Я замечаю оружие под его грязной зеленой курткой. Остальные двое не вооружены. Пока я обдумываю дальнейшие действия, все трое трусцой бегут ко мне. Я, конечно, могу развернуться и убежать. Даже если они олимпийцы, им меня не догнать. Но я не люблю избегать боя, и к тому же я внезапно ощутила жажду. Представляю, как угаснет улыбка главаря, когда кровь из его тела польется мне в рот. Я решила дождаться их. Ждать пришлось недолго.

— Эй, детка, — говорит главарь, когда я оказываюсь в центре живого полукруга, — что ты тут делаешь одна–одинешенька? Заблудилась?

Я спокойна:

— Нет. Просто прогуливаюсь. А вам что надо, ребята?

Парни недобро ухмыляются. Уж точно они не задумали ничего хорошего.

— Как тебя зовут? — спрашивает главный.

— Алиса. А тебя?

Он улыбается с самодовольством человека, считающего себя юным богом.

— Пол. Эй, а ты настоящая красотка, Алиса, знаешь? Уж я умею оценить красоту, когда вижу ее перед собой.

— Это точно, Пол. А опасность ты умеешь оценить, когда она перед тобой?

Парни захохотали, посчитав меня забавной. Пол в приступе смеха хлопает себя по ноге.

— Ты хочешь сказать, что ты опасна? — спрашивает он. — Мне кажется, ты похожа на девчонку, что не прочь повеселиться. Мы с ребятами как раз идем на вечеринку. Присоединишься? Будет круто!

Я задумалась:

— Помимо вас троих, на вечеринке никого не будет?

Пол оценил мое остроумие:

— Может быть, и так. Но может, тебе только этого и нужно.

Он делает шаг в мою сторону. В его дыхании пары алкоголя — пиво «Коорс», в кармане куртки рядом с пистолетом пачка «Мальборо». Смельчак кладет правую руку на мое левое плечо, взгляд его из насмешливого становится хищным. Он добавляет:

— Или тебе нужен только я, детка? Что скажешь? Повеселимся?

Я смотрю ему в глаза:

— Нет.

Внезапно он моргает. Мой взгляд, если дать ему волю, прожигает зрачки смертных. Но сейчас я удержала его силу под контролем, поэтому Пол заинтригован, а не напуган. Он не отпускает мое плечо.

— Ты ведь не скажешь мне «нет», милая. Не люблю этого слова.

— Вот как?

Он оборачивается на своих друзей и вновь смотрит на меня, серьезно кивая:

— Ты не похожа на местную. Знаешь, в этой округе есть два способа веселиться. Либо с улыбкой на лице, либо с криками. Ты меня понимаешь?

Я, наконец, улыбаюсь:

— Ты собираешься изнасиловать меня, Пол?

Он пожимает плечами:

— Решение за тобой, сладкая.

С этими словами он вынимает револьвер — новенький «смит энд вессон» сорок пятого калибра, не иначе как подарок на последний день рождения. Он прижимает дуло к низу моего подбородка:

— За тобой и за Коллин.

— Ты называешь свой револьвер Коллин?

Он серьезно кивает:

— Да, она леди. Никогда меня не подводит.

Я улыбаюсь шире:

— Ну, и глуп же ты, Пол. Ты не сможешь меня изнасиловать. Если планируешь дожить до Рождества, выкинь это из головы. Этому просто не бывать.

Моя наглость удивляет его и злит. Но он продолжает усмехаться, чтобы не ударить в грязь лицом перед друзьями. Он сильнее прижимает дуло к моей шее в попытке заставить меня откинуть голову назад. Я не подаюсь ни на дюйм, что вкупе с моим небрежным тоном приводит его в полное замешательство.

— Скажи мне, почему я не могу овладеть тобой прямо сейчас? Скажи мне, Алиса. Пока я тебе не отстрелил голову.

— Потому что я тоже вооружена, Пол.

Он снова моргает — мой взгляд начинает поджаривать его мозги.

— Что у тебя?

— Нож. Очень острый нож. Хочешь посмотреть?

Он отступает на шаг и держит пистолет на уровне моего живота.

— Показывай, — приказывает он.

Я поднимаю правую ногу по направлению к нему. Равновесие у меня как у мраморной статуи.

— Он тут, у меня под штаниной. Достань его, и, может быть, мы устроим небольшую дуэль.

Пытаясь казаться мачо и шутливо демонстрируя похотливый взгляд своим дружкам, Пол аккуратно просовывает руку мне в штанину. Он и не представляет, насколько высок риск, что я вот–вот снесу ему голову правой стопой. Но во–первых, у меня есть сострадание, а во–вторых, я не люблю пить кровь из фонтана, — так можно одежду запачкать. Глаза Пола расширяются, пока он нащупывает нож и высвобождает его из кожаной петли. Он любовно обращается с моим оружием, показывает свой трофей друзьям. Я нетерпеливо жду.

— Верни мне нож, — не выдерживаю я. — Мы не можем драться, если оба оружия у тебя.

Пол не верит своим ушам. Моя дерзость ему надоела. Да и он мне порядком наскучил.

— Хорош умничать, стерва. С чего бы мне возвращать тебе нож? Еще пырнешь меня, пока я буду тебя любить.

— Пырну, будь уверен, — киваю я. — Я не возражаю, что вы с дружками бродите по этим улицам, как голодные пантеры. Это джунгли, и здесь выживает сильнейший. Это мне понятно лучше, чем вы себе представляете. Но даже в джунглях есть свои правила. Не бери то, что тебе не нужно, а если берешь, то играй по правилам. Но ты не благороден. Ты взял мой нож, и я прошу его вернуть. И сейчас же, иначе ты пострадаешь. — Я вытягиваю руку вперед и повторяю голосом таким темным, как вся моя долгая жизнь: — Очень сильно пострадаешь.

Его злость дает о себе знать; щеки наливаются кровью. Он не истинный житель джунглей, иначе он узнал бы ядовитую змею, столкнувшись с ней. Он — трус. Вместо того чтобы передать мне нож, он пытается порезать им мою открытую ладонь. Естественно, он промахивается, потому что моя ладонь уже не там, где была долю секунды назад. Я убрала ее, а моя левая стопа в тот же момент прицельно летит к его револьверу. Я ударяю ей точно по револьверу, не задевая его руки, и одна из всех замечаю, как тот приземляется на крышу трехэтажного жилого здания чуть в стороне. Дружки Пола отступают, он же все еще продолжает искать свой револьвер. Он пытается что–то сказать, но не находит слов. В конце концов он произносит лишь недоуменное: