Разговор с офицерами состоялся трудный и малоприятный; все здорово разозлились. Дело было даже не в том, что я не могу достучаться до них, а в том, что мы смотрели на вещи с разных точек зрения. Я требовал от командования бригады идти в бой и безотлагательно взять Ум-Катеф, а они не были готовы к этому и говорили, что Южное командование предполагает решить задачу силами другого подразделения. У них нашлась тысяча и одна причина, почему этой ночью они не могли атаковать египетские позиции, окруженные минными полями и во множестве снабженные огневыми точками. Но как ни жестоко это, возможно, прозвучит, они пришли сюда с единственной целью — взять эти самые позиции, поскольку для судьбы кампании жизненно важно сделать это как можно скорее. Я говорил с ними, как будто бы они были профессионалами — парашютистами или танкистами, — в то время как 10-я бригада состояла из резервистов. Офицеры, совершенно очевидно, сомневались в боевых качествах своих подчиненных, людей по большей части выше среднего по армии возраста и не очень хорошо подготовленных. Возможно, они никогда не воевали в Негеве, а потому местность была для них непривычной.
Мне знакомо это чувство. Некоторое время назад, когда я получил назначение возглавить Южное командование, у меня долго не проходило ощущение, будто я попал в некий неведомый мир. Все мои навыки никуда не годились. Чувство расстояния, ориентировка на местности и пр. — все становилось другим здесь. Мне пришлось всему учиться заново, привыкать к пространству, на котором нет ни деревца ни дома, чтобы зацепиться глазом, к каменистым долинам, казавшимся мне выжженными полями.
Но они бесили меня. Я не слышал жалоб, сетований на трудности и сложности, о которых говорило командование бригады. Люди устали, поставки всего необходимого запаздывают, ночью холодно, днем жарко, пыль забивается в винтовки, и они выходят из строя, машины вязнут в песке. Я знаю, что все это так, но решения для этой проблемы у меня нет. Я не могу переделать Негев, а новое направление наступления должно быть открыто.
Прошлой ночью и этим утром два наших штурма Ум-Катефа силами 10-й пехотной бригады и подразделения 37-й бронетанковой бригады не удались. Что они провалились — понятно. Непонятно другое, можно ли называть подобные действия штурмами.
Египетская оборона в районе Абу-Агейла — Ум-Катеф — Кусейма вверена 6-й пехотной бригаде, состоящей из трех пехотных батальонов, 12-го, 17-го и 18-го, а также находящихся в оперативном подчинении у комбрига двух пехотных батальонов Национальной гвардии. Сам Ум-Катеф, ядро укрепрайона, который египетским генштабом приказано «держать до последнего», обороняют четыре пехотных батальона, батарея противотанковых САУ (шесть «Арчеров») и одна батарея полевых 25-фунтовых орудий, кроме того, общую огневую поддержку защитникам рубежа осуществляет полк дивизионной артиллерии.
Хотя перед тем, как штурмовать этот укрепрайон, мы овладели египетскими позициями в Абу-Агейле и на плотине Руэфа, открыв таким образом западный фланг противника, египтяне не эвакуировали своих сил ни из Ум-Катефа, ни из Ум-Шихана, но продолжали оборонять их. Понятно, что рано или поздно 6-й бригаде придется оставить позиции и отойти к эль-Аришу — если, конечно, он к тому времени все еще будет оставаться в руках египтян, — но факт остается фактом: сейчас они тут и успешно обороняются.
Два дня назад (30 октября) наша 10-я бригада получила приказ немедленно взять Ауджа-Масри и Тарат-Ум-Басис. На выполнение задания отправилась рота разведки, усиленная пехотной ротой и отделением танков[51], и в 15.30 Ауджа-Масри находилась в наших руках. Похоже, оборону там держало усиленное пехотное отделение, и как только танки открыли огонь, противник бежал, после чего наши люди без хлопот заняли позицию. Разведрота продолжила продвижение и в 17.00 овладела Тарат-Ум-Басисом, который также был оставлен неприятелем при приближении атакующих.
Первая вялая попытка штурмовать Ум-Катеф по приказу Южного командования имела место вчера утром (31 октября). Вновь в бой была послана часть бригадной разведки, усиленная десятью полугусеничными бронемашинами, несколькими командирскими машинами и пехотной ротой. При приближении к египетским позициям атакующие были встречены артиллерийским огнем. Они отошли, и командир сообщил о невозможности захватить Ум-Катеф в дневное время.
Соответственно, ночью бригада предприняла очередную попытку, на сей раз силами двух пехотных батальонов, посланных на охват Ум-Катефа с юга и с севера. Первый батальон сбился с пути, не смог обнаружить главных неприятельских позиций и утратил взаимодействие между ротами. После ночного блуждания в горах он в конце концов в 10.00 захватил второстепенную огневую позицию, расположенную примерно в двух с половиной километрах от Ум-Катефа.
У второго батальона также возникли сложности с обнаружением объекта. Излазив все окрестные дюны, они в 04.30 подобрались к вражеским позициям, где взвод натолкнулся на неприятельский огонь. Один человек погиб, другой получил ранение. На этом штурм закончился, батальон отступил, бросив обоих около вражеских заграждений. Ранее, во время ночных блужданий, батальон тоже понес потери: тридцать человек было ранено в результате обстрела египетской артиллерии.
Следующая атака, силами подразделения 37-й бронетанковой бригады[52], началась в 04.00 (1 ноября). Если неудача постигла 10-ю бригаду из-за того, что до штурма у нее дело так и не дошло, 37-ой, напротив, не повезло из-за излишней горячности офицеров, поспешно устремившихся на вражеские укрепления.
Согласно плану, танкисты должны были вступить в действия в центре, после того как пехота завяжет бой с неприятелем на флангах. Бронетанковое подразделение должно было состоять из танкового эскадрона — двух взводов средних танков («Шерманы») и одного взвода легких (АМХ) — двух пехотных рот на полугусеничных бронемашинах и одного мотострелкового батальона. Бригада вышла из района сосредоточения около Реховота во второй половине дня, а передовые части ее, дозаправившись в Беершеве, достигли Ницаны около полуночи. Здесь они провели последние приготовления к бою, и к 02.00 две роты на полугусеничных бронемашинах могли начинать атаку. Однако танки еще не подошли. Посовещавшись с командующим, комбриг решил подождать еще час прибытия танков и, если они так и не появятся, вступать в дело без них. В 03.00 танков все не было — они подтянулись часом позже — и командир бригады начал атаку Ум-Катефа силами двух рот на полугусеничных бронемашинах. Стояла ночь, и колонна двигалась при свете фар. Приблизившись к вражеским позициям, атакующие развернулись в боевые порядки. Египтяне, слышавшие и видевшие израильтян, открыли по ним огонь из противотанковых и тяжелых артиллерийских орудий. Первая полугусеничная бронемашина напоролась на минное поле перед заграждениями у вражеской позиции и вышла из строя, превратившись в превосходную мишень для неприятеля. Командирская бронемашина была подбита одной из первых. Комбриг погиб, а находившиеся при нем офицеры получили серьезные ранения.
Продолжать штурм стало невозможно. Реально одному взводу на полугусеничных бронемашинах удалось прорвать вражескую оборону и закрепиться на занятых позициях, но все старшие офицеры атакующего подразделения были выведены из строя, а потому не могли принять сигнал и послать взводу помощь, чтобы развить успех. Единственным из старших командиров в части, состояние которого позволяло участвовать в бою, был офицер связи. Он организовал поддержку, и под огневым прикрытием орудий и прибывших к тому моменту танков израильтяне смогли отойти и вынести с поля боя раненых, коих насчитывалось более восьмидесяти.
Вне сомнения, действия командования 37-й бригады были неправильными и непродуманными. Начинать ночную атаку через минные поля на незнакомой местности, не дождавшись прибытия ненадолго отставших танков, посадив всех офицеров в одну бронемашину, — с военной точки зрения, этому нет никаких оправданий. Однако причиной случившегося были не только просчеты и промахи командования. Есть и еще два фактора. Один — плохая работа разведки. По каким-то неведомым причинам в Южном командовании считали, что египетская оборона в Ум-Катефе разваливается, солдаты бегут, а потому, едва завидев наши атакующие колонны, противник поднимет руки и сдастся. Второй фактор — давление со стороны командующего (реакция на мое давление на него), требовавшего скорейшего открытия направления Ум-Катеф — Абу-Агейла. Командующий сказал комбригу, что обещал мне сделать это с рассветом. Я действительно приказывал безотлагательно открыть путь, но не обязательно ночью, а хотя бы к полудню — я не верил в возможность применения танков в ночное время, — но я требовал взять Ум-Катеф, даже если придется развернуть фронтальную атаку, сопряженную с тяжелыми потерями.