Прошло всего двадцать минут с того момента, как был ранен полковник Биро.
Заура и Калаа, которые являлись главными опорными пунктами на гористом плато на участке бригады «А» представляли собой превращенные в крепости населенные пункты. Селение Калаа стояло на высоком плато на Голанских высотах, тот кто владел плато, мог легко добраться до Дамаска. Дорога из Сир-Адиба в Калаа сначала резко спускается, образуя нечто вроде «сифона», потом круто поднимается, поворачивает вправо на вершине, затем идет более полого, поворачивает налево и потом опять направо и тогда уже входит в селение.
В нижней точке «сифона» сирийцы соорудили противотанковые заграждения — выстроили рядами бетонные надолбы. Попасть в Калаа можно было только по дороге, и чтобы обойти преграду, танкам приходилось маневрировать, продвигаясь то вперед, то назад. Но на этом трудности для атакующих не заканчивались. С северной стороны, слева от дороги на Калаа, располагалась высота в форме подковы, на которой сирийцы оборудовали оборонительные позиции, установив на них противотанковые орудия и танки. Около Калаа противник сосредоточил наиболее значительное количество противотанковых орудий. Кроме того, у Джебеб-эль-Мис дислоцировались крупные формации танков, часть которых уже выдвинулась для усиления «подковы». С юга, справа от дороги, отделенной от Сир-Адиб глубокой расщелиной, располагалась плоская, как стол, высота, на которой находились противотанковые орудия и танки. В самой Калаа средства ПТО были пристреляны к образовывавшей У-образный «сифон» дороге. Ко всему прочему, сирийцы построили вдоль дороги бетонные ДОСы, откуда тяжелые пулеметы поливали наступающих градом пуль.
Когда лейтенант Нати принял командование, у него в трех ротах оставался двадцать один «Шерман». Остальных или подбили, или они напоролись на мины, или вышли из строя в результате механических поломок. Из своего лишившегося люка и радиосвязи командирского танка Нати пересел в другой. Ему предстояло сражаться на несколько фронтов, и ДОСы отвлекали его больше, чем хотелось бы. Он приказал «Шерманам», оборудованным новыми французскими пушками [калибра 105 мм], уничтожить ДОСы, и танки начали бить по ним с дистанции 400 и 600 м.
Однако главные силы он задействовал в бою против вражеских танков и противотанковых орудий. Пока еще батальоном командовал Биро, Нати вступил в схватку с тремя танками, которые стреляли по нему спереди, с высоты-«стола», и подбил их все прямыми попаданиями. Затем он подбил два танка в Калаа, пока рота лейтенанта Илана продвигалась к высоте-«подкове» слева, давая роте Нати возможность пройти через надолбы, чтобы уничтожить вражеские танки на «подкове» и пресечь попытку усиления ее обороны за счет сирийской бронетехники, вышедшей из Джебеб-эль-Мис.
Поле боя утопало в огне, воздух наполнял свист снарядов и пуль. Небо затянул дым жаркой битвы, а в сердце Нати горело одно стремление: выполнить приказ командира батальона и взять опорный пункт. Расстояние от надолбов до высившихся впереди укреплений Калаа составляло 1800 м. Нати пришлось сражаться за каждый.
Когда Нати приказал роте Илана атаковать «подкову» слева и попытка удалась, Илан занял позицию, с которой мог прикрывать продвижение рот Нати и Эппи через противотанковые заграждения, блокировавшие дорогу внизу. Но, выходя на позицию, танк Илана скатился в расщелину. Комроты пересел на другой, командир которого был ранен во время атаки.
Еще отправляясь на преодоление заграждений, Нати попросил о дополнительной артиллерийской поддержке и начал корректировать огонь орудий. Он также запросил и поддержку с воздуха, но радио вдруг опять отказало. Он ничего не слышал в наушниках. Нати потряс регуляторный блок и увидел, что тот почему-то мокрый. Это была кровь, но Нати не мог понять, откуда она взялась в таком количестве, что произошло короткое замыкание. Затем он почувствовал острую боль — пуля прочертила широкую борозду на коже его головы. В горячке боя он ничего не заметил, но кровь, которая потекла на рацию, испортила ее. Позднее Нати обнаружил, что поражен осколками в тыльную часть ладоней. Тут ударило противотанковое орудие с северной стороны Калаа. В результате прямого попадания механик-водитель лишился возможности управлять машиной. Нати приказал командиру соседнего танка уничтожить эту пушку. Снаряд за снарядом израильтяне палили по ней, но кто-то продолжал вести по маневрирующим между надолбами танкам прицельный огонь. Обнаружились, что пушек две — одна находилась на виду, а другая располагалась глубже. Нати понял, что первое орудие — ложное. Он приказал стрелку изменить угол возвышения и уничтожить вторую пушку.
Под прикрытием дымовой завесы Нати покинул уже второй за этот бой танк и взобрался в третий, командира взвода. Теперь исполняющий обязанности комбата приказал роте Илана спуститься с «подковы» на дорогу в Калаа, а роте Эппи — занять место Илана для обеспечения прикрытия продвижения двух других рот. Затем две роты прикрывали роту Эппи, когда она спускалась к дороге, чтобы присоединиться к ним во время подъема к Калаа. Приказ Нати состоял в том, чтобы сражался каждый танк, способный принимать участие в бою. Те командиры, чьи машины потеряли ход, должны были стрелять из орудий и пулеметов, прикрывая атаку товарищей. Из двадцати одного танка десять прошли заграждения, а одиннадцать, оставшись, поддерживали наступающих огнем.
Рота Илана преодолела препятствия первой. Комроты находился в головном танке под кинжальным огнем врага, Нати посылал танки за ним один за другим, чтобы они не скапливались на дороге у заграждений. Радиоконтакт между танками был ненадежен, поскольку большинство наступавших машин получило повреждения, и, отдавая приказы, Нати приходилось кричать изо всех сил через сложенные рупором ладони. Возглавлявший колонну танк Илана был скоро подбит и загорелся. Илан выпрыгнул, раненный в пах. Заряжающий тоже успел выскочить, а остальные застряли в горящем танке, как в ловушке, — пушка перекрывала им выход. Под градом пулеметных пуль комроты вернулся, взобрался в горящий танк и повернул башню, чтобы люди могли выбраться. Затем Илан, шатаясь, отбежал и спрятался под брошенным сирийским грузовиком.
Нати не останавливался, чтобы эвакуировать раненых, и продолжал атаку на Калаа. У заграждений получил ранение в лицо сержант Варди. Он закричал по рации командиру, что ничего не видит и не может провести танк через «драконьи зубы»[121]. Нати повернулся в его сторону и был поражен тем, что увидел. Развороченное осколками лицо сержанта превратилось в окровавленный кусок мяса. Из своего танка Нати по рации вел ослепленного Варди, который слушал указания командира и повторял их водителю, маневрировавшему через надолбы. Затем Нати радировал Варди, чтобы тот следовал за ним, так как возможности эвакуировать его нет. Вдруг сержант с радостью обнаружил, что вновь обрел способность видеть. Кровь на лице свернулась, превратившись в нечто вроде резиновой маски с прорезями для глаз.
— Можешь двигаться дальше, Варди? — спросил Нати.
— На все сто, Нати. У меня все в порядке, — радостно отозвался сержант. Он снова мог командовать танком.
Еще два танка были подбиты противотанковыми орудиями, и ситуация теперь выглядела следующим образом: семь танков наступали по одному из рукавов «У» к Калаа, на другом рукаве, со стороны Сир-Адиба, застывшие на месте танки прикрывали атакующих товарищей. Головным танком командовал Альфред, за ним шли Эппи, Эли, Наум, Нати, сержант Варди и еще один поврежденный танк.
Альфред приказал водителю пройти трудное место на низкой передаче. Когда он снизил скорость, Альфреду в голову попала пуля; водитель, не слыша дальнейших приказаний, продолжал ехать медленно, и двум следовавшим позади танкам пришлось тоже перейти на первую скорость. Дистанция между машинами сократилась. Нати приказал командирам разъехаться, и три следующих танка пошли за первыми тремя в пятидесяти метрах позади (седьмой отступил).
