Словно Клео никогда не существовало, а Эвелин никогда не покидала своего места.

Проведя ладонью по лбу, Эвелин морщится, ощущая тёплую испарину.

Отвратительно.

Открыв нижний ящик стола, женщина достаёт чужую папку сложенных бумаг.

Это мысли того мальчишки, что Клео наняла для потехи собственной души.

Усмехнувшись, Эвелин перелистывает наивные, мальчишеские страницы, что, кажется, уверен, будто он вырос.

Дверь, ведущая, в кабинет открывается и появляется секретарша Клео.

Эвелин всё пытается вспомнить её имя, но ничего не выходит.

Зато она отлично помнит её немыслимые наряды, выполненную квоту, благодаря этой пережаренной курице и жуткий запах дерущих нос, духов.

Её руки дрожат, и потому чашка бьётся о блюдце, издавая тихое звяканье.

Эвелин раздражённо закатывает глаза, взглянув на неё из-под очков.

С шумом сглотнув, девушка подвигает подставку и ставит на неё белоснежную, крохотную чашку.

Она уже разворачивается, чтобы уйти, когда Эвелин окликает её.

-Постой, милая, - отложив папку на стол, Эвелин подаётся вперёд и, подхватив чашку, делает глоток кофе. – Слишком сладкий и недостаточно горячий. Ты уже забыла, какой я люблю?

Отрицательно мотнув головой, девушка заставляет звякнуть её многочисленную бижутерию, спрятавшую за собой шею.

-Простите, мисс.

-Кто учил тебя одеваться, милая? – Эвелин ухмыляется, изучая нелепый леопардовый принт на блузке. – Ты ведь понимаешь, что выглядишь нелепо?

Кивнув, девушка подхватывает чашку с неудавшимся кофе и снова скрывается в дверях.

Эвелин раздражённо вздыхает, взглянув на часы.

Полдень.

Она обязана появиться.

Не может быть, что Клео просто исчезнет.

Не может быть, что она вообще пропадёт больше, чем на эту ночь.

Она ведь её тепличное растение, её создание, что она так заботливо растила в искусственной обстановке под светом ламп.

Клео погибнет в настоящей среде, мир сожрёт её с потрохами.

Если она не ночевала эту ночь у своей секретарши, как её уверял Рассел, то где она?

Поджав губы, Эвелин вновь возвращается к папке и не замечает, как секретарша вновь появляется в кабинете.

-Мисс Макалистер, ваша дочь здесь.

Эвелин бросает папку на стол, чувствуя, как по затылку пробегает холодок.

Кивнув, она повелительным движением руки позволяет секретарше, впустить её.

Клео уверенно заходит в кабинет, на ходу расстёгивая пальто.

Эвелин на секунду теряется, она вовсе не кажется такой потерянной, испуганной и желающей вернуться обратно, какой она хотела бы её увидеть сейчас.

Отбросив волосы назад, Клео бросает пальто на стул и сухо улыбается матери.

-Здравствуй, Эвелин.

Прижав ладонь к груди, Эвелин театрально вздыхает.

-Милая, что ты говоришь? Я уже превратилась в Эвелин? Так быстро?

-Ты всегда ею была, - опустившись на стул, Клео складывает руки в замок. – Я хочу написать заявление.

Усмехнувшись, Эвелин качает головой, отодвигаясь назад.

-Так, давай для начала успокоимся.

Эвелин пытается вспомнить свой образ, украдкой бросив взгляд вниз.

На ней длинное, белое платье, достающее до лодыжек и создающее из неё силуэт ванильного облака.

Никакой подводки на глазах, только тени, губы подкрашены бледной помадой.

Всё, лишь бы казаться не такой стервой.

Всё, чтобы создать положительный образ, как учили её когда-то.

-Я поняла тебя милая. Ты ещё ребёнок, тебе что-то не понравилось и таким образом ты пытаешься показать мне своё недовольство, - Эвелин кивает в такт своим словам. – Я всё это понимаю. Ты ни в чём не виновата, только я. Я не заметила, как ты повзрослела и научилась сама принимать решения. Посмотри вокруг, ты воскресила наш журнал! Ты сделала из него нечто невероятное, хотя никто в это не верил, даже я немного сомневалась, откровенно говоря.

Клео усмехается, качая головой.

-Я давила на тебя, признаю. Я недостаточно поддерживала тебя, недостаточно проводила времени с тобой, слишком много требовала, но поверь, всё это ради тебя. Я требовала так много ради твоего будущего, чтобы однажды ты могла гордиться собой. Подумай только, лет через десять ты получишь все филиалы журнала и сможешь вести собственную политику. Ты будешь делать то, что захочешь, и никто не будет тебе указывать и даже направлять, ты отлично всё знаешь сама.

Эвелин прижимает сомкнутые ладони к губам.

-Ты ведь моя дочка, Клео. Ты – моя плоть и кровь. Ты – причина моего существования. Ради кого ещё мне жить? Только ради тебя. Да, признаю, я хотела сделать Джейми главным редактором, я сомневалась в тебе, ты ещё такая молоденькая, не опытная, но сейчас я ни секунды не сомневаюсь в своём решении. Только ты можешь спасти наш журнал. Твой журнал.

Эвелин замолкает, опустив глаза.

Поза смиренного ангела, небольшая передышка, можно посмотреть на дочь и послать ей самую тёплую улыбку, на которую способны её губы.

Клео остаётся неподвижна.

Эвелин в очередной раз ненавидит себя за то, что не может попасть в голову этой девчонки.

Что ещё ей нужно? Она всё объяснила, она же… чёрт, Рассел.

-Насчёт Рассела… у вас возникли некоторые разногласия, насколько я поняла. Его поступок по отношению к тебе, отвратителен. Я знала, что все мужчины изменяют, но он должен лишь умело скрывать это, либо компенсировать. Если ты захочешь расстаться с ним навсегда и найти себе другого жениха, я приму твоё решение.

Клео всё так же молчит.

Эвелин тяжело вздыхает, пытаясь скрыть раздражение.

Да что ещё?

Ах да, объятие.

Поднявшись, Эвелин отодвигает стул к стене и, обойдя стол, встаёт позади Клео.

-Обними меня, моя девочка.

Эвелин раскрывает объятия, и огромные рукава её платья расходятся в стороны, точно лебеди.

Клео всё так же неподвижна, словно не слышит её.

Она плавно вдыхает и выдыхает, от чего вырисовывается картина её тонких позвонков на спине сквозь водолазку.

Поджав губы, Эвелин подаётся вперёд и обнимает дочь, сомкнув руки вокруг неё.

Легче придушить эту девчонку, чем подарить ей объективные, расчётливые мозги.

Почему она не может быть той Джейми, что Эвелин любила?

Расчётливой, холодной, агрессивной, быстрой, яркой, броской?

За что ей такая сложная, мрачная дочь?

Эвелин задумалась о том, чтобы найти её биологического отца и потребовать объяснений за порченый товар.

-Клео, скажи что-нибудь, - Эвелин отстраняется, вновь возвращаясь на своё место.

Она уже почти чувствует себя неловко, словно «шоу Опры» не удалось.

Быстро заморгав, Клео, наконец, переводит взгляд на неё.

-Я хочу написать заявление.

Поджав губы, Эвелин раздражённо вздыхает.

-Клео… - с трудом сдерживая себя, женщина глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться. – Ты меня не слушаешь?

-Я слушаю тебя двадцать три года. Ты лучший оратор из всех, кого я знаю. Психолог, манипулятор, называй, как хочешь. Только я уже выучила весь твой арсенал движений, улыбок и слов. Ты отличный дипломат Эвелин, но ты отвратительная мать, с ребёнком нельзя действовать по той же схеме, что и с упрямым клиентом.

-Можно! – восклицает Эвелин, ударив ладонью по столу, от чего кажется, по всему кабинету Ледяной королевы проходит рябь – Ребёнок точно такой же, как любой клиент. Вредный, испорченный, не сговорчивый и не знающий, чего он хочет.

В глазах Эвелин мелькает презрение и Клео видит, как по её маске идёт трещина.

- Я дала тебе всё. Я дала тебе жизнь, образование, работу. Как ты можешь говорить о том, что тебе нужна другая мать? Не надо рассказывать про ласки и объятия, научишь жить в реальной мире Клео. Я растила тебя одна, у тебя никогда не было отца, и это твоя благодарность?

-За что мне тебя благодарить? За то, что однажды вечером ты решила, что тебе мало подчинённых, ты хочешь контролировать не только рабочее пространство человека, но и всю его жизнь, так и появилась я.