Путь к водоразделу занял более часа. На гребне, откуда открывался вид во все стороны, Полуян остановился, глубоко вдохнул и вдруг ощутил, что земля под ногами качнулась, словно палуба корабля. Он инстинктивно расставил ноги. «А ведь я думал, что сохраняю отличную форму», — с раздражением отметил про себя.

— Отдых! — сказал он и дал отмашку рукой.

Ярощук опустился на землю, лег на спину, но тут же снова сел. Ему было тоже не по себе. Он посмотрел на Полуяна смущенно.

— Должно быть, утром съел что-то не то. — Он коснулся рукой горла. — Тошнит и кружится голова. Похоже, отравился.

Таран обычно сдержанный рассмеялся.

— А я в порядке. Завтрак был нормальный.

Полуян положил ему руку на плечо.

— Не надо, лучше приляг.

— Зачем? — Таран опять засмеялся. — Да я еще столько же отмотаю.

— Я сказал: лечь!

Неожиданно лицо Тарана посерело, и он стал оседать. Полуян успел подхватить его и опустил на камни. Тот, посидев немного, быстро вскочил, отошел в сторону, оперся рукой о камень, поросший сизым лишайником, опустил голову и застонал. Его тошнило. Желудок был уже пуст, но спазмы сотрясали человека, словно его внутренности стремились вырваться наружу.

Через некоторое время обессиленный Таран вернулся на место, где до того сидел, опустился на землю и лег на спину.

— Я облажался, верно?

— Не бери в голову. Это с тобой познакомились горы, — успокоил его Полуян. — И с первого раза ты им не очень понравился. — Он повернулся к Бритвину. — Как ты?

— Все хоккей.

— Сто двадцать плюс сорок девять, сколько будет? Быстро!

— Сколько, сколько?

— Сто двадцать плюс сорок девять.

— Во, Баб-эль-Мандеб! Не могу сообразить…

— И это тоже горы…

— Амер! — радист Салим смотрел на Хаттаба большими вытаращенными глазами. — Есть сообщение от Джохара.

Хаттаб, полулежавший на ковре, раскинутом в развалинах дома, которому война сохранила крышу, приподнялся и сел. Он только что плотно пообедал, пища удобно расположилась в желудке и командира боевиков тянуло ко сну. Однако любое сообщение, поступавшее со стороны федералов, Хаттаб воспринимал максимально серьезно. Только он один решал, какую ценность содержит информация и как ей воспользоваться, поэтому даже желание поспать не могло преодолеть необходимости выслушать то, о чем сообщает один из лучших агентов Басаева учитель чеченского языка Рамазан, взявший себе псевдоним Джохар.

— Докладывай, — Хаттаб расслабленно махнул рукой и благодушно рыгнул.

Радист Салим, работавший под позывным «Борз» — «Волк», машинальным движением руки огладил бороду и подробно, слово в слово изложил командиру сообщение о том, что в район Кенхи отправилась русская диверсионная группа, а в Годобери вылетел командир дивизии, которая недавно прибыла на театр военных действий.

— Хорошо, Салим, — Хаттаб вяло махнул рукой, показывая радисту на выход. Два последних ночных перехода и жирная баранина, нашедшая убежище в благородной утробе полевого командира, все-таки требовали покоя. — Я обдумаю твое сообщение. Иди пока…

Три дня и три ночи, проведенные группой Полуяна в горах, с ночевками на голой земле у трескучего костра, отделили ее глухой стеной от того, что принято называть цивилизацией. После запрета бриться, все обросли щетиной, камуфляж приобрел не хватавшую ему помятость и пропах смолистыми запахами дыма.

Каждое утро начиналось с обязательных марш-бросков по кручам.

Ярощук позже других втянулся в пробежки. В один из бросков он двигался головным по тропе, которая змеилась по склону среди цепких кустов терновника и забиралась все выше и выше. За ним на удалении в несколько шагов бежал Резванов.

Неожиданно Ярощук обо что-то споткнулся и ему под ноги из кустов выкатилась пустая консервная банка. Ярощук инстинктивно подпрыгнул и остановился.

— Откуда она тут? — спросил он с подозрением, поднял жестянку и посмотрел на нее. Посмотрел на этикетку. — Надо же, это наша!

Вся группа уже подтянулась к Ярощуку.

Таран взял протянутую ему жестянку и передал Полуяну. Тот потряс банкой, в которой загремели положенные внутрь камешки.

— Все, мужики, — сказал Полуян хмуро. — Одного человека мы потеряли. Еще даже не начиная войны. Это мина-растяжка. Единственное, что спасло нас — Столяров по моему указанию прикрепил поводок не к гранате, а к банке…

— Господа генералы, — сказал Столяров насмешливо, — на этих тропах нужно всем забыть привычки городского асфальта. Эти горы не ждут альпинистов. Это стреляющие горы. Здесь надо ходить не ногами, а в первую очередь, глазами. Мины-растяжки — вещи гнусные. Их ставят на разных уровнях. На низком, когда рассчитывают, что поводок заденут ногой. Как то было в сегодняшнем случае. На среднем, чтобы поводок оказался в метре — метре двадцати над землей. Ночью на лесных тропинках такую мину подрывают грудью. Наконец, третий вариант: поводок растягивают на высоте около двух метров. Сюрприз срабатывает, когда бронетехника задевает растяжку антеннами. Всех, кто сидит на броне, поражают осколки. Хороший минер может поставить две гранаты с разных сторон дороги и закрепить поводок к кольцам чек обеих…

— Двинулись дальше, — подал команду Полуян. — Головной — Резванов.

Так они прошли свои дневные десять километров и каждый раз после обнаружения очередной мины меняли направляющих.

Теперь им стало понятно, почему вчера Столяров шел позади и постоянно отставал от группы. Он успел понаставить на тропах столько сюрпризов, что к обеду у всех «асфальтовая беспечность» уступила месту внимательности и осторожности.

Вечером у костра Полуян подвел итоги вольной жизни туристов и объявил:

— Завтра выступаем.

Они отправились в путь едва забрезжил рассвет. Впереди шли два автоматчика — Столяров и Резванов, за ними семенил караван ишаков, который вел Бритвин. Колонну замыкали Полуян, Ярощук и Таран.

Вдоль склонов хребта Кад протекают две речки — притоки Андийского Койсу: с северной стороны — Тиндинская, с южной — Хварши. Истоки их находятся в ледниках западного плеча Богосского хребта, который тянется от границы с Грузией вглубь Дагестана и служит водоразделом двух Койсу — крупных притоков Сулака — Андийского и Аварского.

Полуян решил вести группу по северным склонам Када, вдоль русла Тиндинской.

И они успешно выполнили задачу первого дня — сделав крюк, обошли стороной перевал Аридамеэр, по которому проходила торная дорога, перевалили Богосский хребет, спустились с него на западную сторону и вошли в леса. Если судить по карте, их маршрут не превышал пятнадцати километров, зато подъемы и спуски увеличивали расстояние почти вдвое.

Полуян был доволен: его команда могла бы идти даже быстрее, но людей сдерживали ишаки. Старательные животные с поклажей на спинах, двигались по горам с осторожностью, и подгонять их не имело смысла.

Рассчитывая скорость ордера — походного строя кораблей, за основу берут скорость самого тихоходного судна. Полуян, намечая дневной маршрут, имел ввиду в первую очередь способности ишаков.

И там, на исходе дня они вошли в лесной массив. Лес здесь рос не для людей, а только для себя самого. Деревья прорастали из семян, ростки пробивались наружу сквозь сумрак, создаваемый кронами старых гигантов, крепли и незаметно набирали силу. Приходило время и старики, не дававшие ходу молодой поросли, гибли на корню, умирали и оставались торчать, вздымая голые ветви к небу, как руки, молящие о пощаде. Древоточцы тут же начинали работы. Они прогрызали множество тайных ходов под морщинистой броней коры, пожирая вкусные части древесины. Дятлы в красных шапочках, не переставая стучали носами по коре, пробивая в поисках прожорливых червей множество дыр, расширяя щели.

Постепенно кора трескалась и опадала. Ветры доламывали то, что основательно подгрызли пожиратели древесины. Старожилы, немногим не дотянувшие до полного века, падали, окончательно уступая поле жизни молодому, быстро набиравшему силы подросту.