– Какую булавку? – озадаченно наморщила лоб Геля.

– Не морщите лоб, это неприлично, – строго сказала дама и снова расплылась в сладкой улыбке. – В той сафьяновой коробочке золотая булавка с бирюзой, подарок для моей милой крошки Аделаиды, любимой племянницы. Самая дорогая – целых пятьдесят рублей!

– Но у меня нет никакой булавки, – пожала плечами Геля, – должно быть, я проглядела ее. Давайте вернемся, поищем!

– Вы подобрали все коробки, я смотрела. – Глазки дамы сделались колючими, ледяными. – Сейчас же верните булавку, гадкая девчонка!

– Да нету у меня никаких булавок!

– Ах, вот как? Ну, пеняйте на себя!

Геля едва успела подумать, что даже приторно-вежливой дама ей нравилась гораздо больше, как рука в кружевной митенке крепко ухватила ее за шиворот, будто паршивого котенка, и куда-то поволокла.

– Отпустите! Да отпустите же! Куда вы меня тащите! – забилась девочка.

– А вот сейчас я отведу вас к начальнице гимназии! И вы горько пожалеете о своем омерзительном поступке, лицемерная маленькая воровка, – прошипела странная особа прямо ей в лицо.

– Вы с ума сошли! Пустите! – Геля вырывалась изо всех сил, но хватка у дамы была стальной.

Прохожие с интересом глазели, как солидная дама тащит за шкирку гимназистку.

Девочка перестала сопротивляться. Понукаемая сумасшедшей, механически переставляла ноги и вяло думала: «Этого не может быть. Бред какой-то. Нет, сон. Я сплю. Все из-за бессонной ночи. Я уснула в подворотне, нет, наверное, прямо на экзамене. И мне приснился кошмар. Надо попробовать ущипнуть себя за руку».

Тем временем дама уже доволокла ее до самой гимназии. Швейцар, видимо, от удивления замешкался с дверью.

– Хватит таращиться, болван! Открывай! – приказала дама. Ее тоненький, детский голосок прозвучал так повелительно, что швейцар мгновенно подтянулся и распахнул перед ними дверь.

Дама уверенно двинулась к лестнице, но тут в вестибюле возникла дежурная надзирательница:

– Мадам Павловская? Что вам угодно?

Геля мысленно застонала. На ее беду, нынче дежурила Клара Карловна.

– Мне необходимо поговорить с начальницей. Эта девочка – воровка, – заявила мерзкая жаба (Геля решила, что сейчас самое время перестать называть ее дамой).

Глаза Клары Карловны полыхнули радостью, по губам зазмеилась едва заметная злорадная улыбка:

– Воровка?! Какой позор! Я немедленно пошлю за Ольгой Афиногеновной!

Отправив швейцара за Ливановой, Клара Карловна поинтересовалась у гнусной каракатицы (ну надо же, а сперва Геля решила, что дама не похожа ни на одно животное), что произошло. Отвратительная бегемотиха (да!) пространно и громогласно поведала о похищении драгоценной булавки.

– Стыд! Позор! Бесчестье! – жмурясь от удовольствия, повторяла Клара Карловна. – Бедные родители!

– Я ничего не крала! – выкрикнула Геля так громко, что по залу прокатилось эхо.

– А вас, Рындина, никто не спрашивает, – отчеканила Клара Карловна.

– Что здесь происходит?

К ним подошла Ливанова. Геля никогда не боялась начальницу гимназии. Ольга Афиногеновна даже нравилась ей. Но сейчас девочке стало страшно.

– Рындина украла у милой Мелании Афанасьевны булавку. Только представьте себе, какой ужас! – злорадно доложила Клара Карловна.

– Вот как? – Директриса поправила очки и внимательно взглянула на Гелю. Сердце у той ушло в пятки. – Здравствуйте, Мелания Афанасьевна. Будьте добры, отпустите девочку.

– Но она воровка! – окрысилась Павловская. – Я требую ее обыскать! Сейчас же!

– Я не воровка! Не смейте! – завопила Геля.

– Рындина, ведите себя достойно, – негромко приказала Ольга Афиногеновна и обратилась к Мелании Афанасьевне: – Никого и ни при каких обстоятельствах не будут подвергать столь унизительной процедуре в стенах этого заведения. Отпустите девочку и…

– Но Мелания Афанасьевна права! Мерзавку нужно обыскать! – горячо поддержала Павловскую надзирательница.

– Благодарю вас, вы свободны, Клара Карловна. – Ливанова холодно взглянула на надзирательницу. – А вас, мадам, прошу подняться ко мне в кабинет.

Павловская еще пару секунд прожигала Ливанову взглядом, но, в конце концов, неохотно выпустила Гелин воротник и прошествовала вверх по лестнице.

В кабинете директриса предложила Павловской кресло, сама села за стол, терпеливо выслушала вопли о воровстве и чудовищном падении нравов среди гимназисток и негромко обратилась к Геле, застывшей у двери:

– Подойдите ко мне, Рындина.

Геля подошла к столу, стараясь сохранять спокойствие. Плакать и скандалить при Ливановой было стыдно.

– Будьте добры, покажите, что у вас в карманах.

Геля сгребла все, что было, выложила на стол и не поверила собственным глазам.

Среди увядших морковных хвостиков лежала небольшая сафьяновая коробочка.

– Вот она! Я же вам говорила! – Павловская, оттолкнув девочку, коршуном кинулась к столу и схватила футляр.

– Моя прелесть! – Павловская расплылась в улыбке, прижимая к груди коробочку. Потом повернулась к Геле, и улыбка ее стала злобной, торжествующей: – А ты, паршивка, поплатишься за это!

– Я не брала! Не брала! Вы все врете! – выкрикнула Геля сквозь слезы, топнув ногой.

– Тогда объясните нам, Рындина, как эта вещь попала в ваш карман, – спокойно предложила Ливанова, – и я буду признательна вам, если на этот раз обойдется без неподобающих воплей и слез.

«Сон, это сон, этого просто не может быть», – стучало в висках у Гели. Она посмотрела на Ольгу Афиногеновну и встретила ее невозмутимый, внимательный взгляд, совсем как в классе, на уроке алгебры, когда Ливанова задавала очередную задачку, приговаривая: «Думайте, девочки, думайте. Господь дал вам мозги – так используйте их наилучшим образом».

И Гелю осенило – она вспомнила, как Павловская полезла к ней обниматься.

– Да она сама подбросила мне эту коробку! – И обличающе ткнула пальцем в Меланию Афанасьевну. – Когда меня обнимала!

– Что?! – взвизгнула Павловская. – Да как ты смеешь, мерзавка! Я требую с позором изгнать эту порочную, лживую девчонку из гимназии!

– Пожалуй, ваша версия малоправдоподобна, Рындина, – скупо улыбнулась Ливанова. – Мелания Афанасьевна известна своей богомольностью и добротой, в ее доме никогда не откажут в подаянии нищему, она состоит в нескольких благотворительных обществах. С какой стати ей совершать столь низкие, да и попросту бессмысленные поступки?

– Я не знаю, – тихо ответила Геля, глядя Ливановой в глаза. – Но могу дать вам честное слово, что не брала эту булавку.

Ливанова испытующе смотрела на нее несколько секунд, а потом обратилась к Павловской:

– Я уверена, что девочка не врет. Возможно, произошло какое-то недоразумение.

– Конечно, врет, чтобы избежать заслуженной кары! – взвизгнула Павловская. – А вы ее покрываете!

– Я преподаю почти двадцать лет, – все с той же невозмутимостью ответила Ливанова, – и поверьте, научилась отличать правду от лжи.

– Не смейте ее выгораживать! – возмущенно кудахтала Павловская. – Она лжет, а все лжецы получат по делам своим в озере огненном и серном! Она ворует, нарушая заповеди господа нашего! Мало того, – Мелания Афанасьевна понизила голос, доверительно склонилась к Ливановой, – я видела, как несчастное дитя шепталось в подворотне с каким-то хитрованцем! Это не просто воровство – это преступный сговор!

– Благодарю вас за бдительность и добрые намерения, Мелания Афанасьевна. Обещаю, что разберусь с этим вопиющим происшествием и непременно сообщу вам о результатах. На этом, с вашего позволения, закончим, – Ливанова встала, – я отвезу девочку домой и поговорю с ее родителями. У Поли недавно была тяжелая травма – сотрясение мозга. И столь сильное нервное потрясение может ей серьезно навредить.

– Не просто воровка, а сумасшедшая воровка! – Мелания Афанасьевна издевательски улыбнулась Ливановой. – Она опасна! Ее нужно срочно изолировать от других детей! Подвергнуть освидетельствованию врача! Держать под домашним арестом! А может быть, и не под домашним! Я немедленно иду в полицию!