— Дэнни неутомим. Рассказать тебе подробности?
Через пару секунд она положила трубку и залилась смехом.
— Сорча бросила трубку. Не правда ли, как грубо и невоспитанно?
— Считаю, что с ее стороны не очень-то вежливо звонить посреди ночи!
— Не знаю. — Она села в кровати и посмотрела на меня с каким-то особым блеском в глазах. — Я совершенно проснулась и готова к третьему раунду.
— К четвертому, — тяжело вздохнул я.
Около десяти утра коридорный привез завтрак. Я проглотил черный кофе и старательно избегал смотреть на то, как Дафне намазывает на тост икру. Достаточно было слышать, как булькают пузырьки в бокале шампанского, которым она запивала еду. Ну ладно, по крайней мере она хоть не ела на завтрак пирог с творогом!
— На кого это ты собираешься сегодня нажимать, Дэнни? — внезапно спросила она.
— На Уоринга, — выдавил я. — Сорча сказала, что он вернулся в Лондон. Но сейчас, мне кажется, я не могу нажать даже на бабочку. Она говорит, что с ним надо вести себя именно так, потому что он боится физического давления.
— Эдуард необыкновенный трус, — подтвердила Дафне. — У него дом в районе Кенсингтона. Сорча сказала тебе это?
— Конечно. Его адрес есть в телефонной книге.
— Грешингэм-Крессент. Могу, если хочешь, позвонить ему перед уходом и договориться, чтобы он встретился с тобой.
— Прекрасно. — Я налил себе вторую чашку кофе. — Хорошо бы встретиться с ним сегодня около трех, если это ему удобно.
— Какой ты великолепно ненасытный, Дэнни Бойд! — произнесла она с восхищением. — Еще пара раундов, и мы преодолеем всю дистанцию, да?
— Мне надо поспать, — фыркнул я. — Ты уйдешь немедленно, как только кончишь завтракать!
— Как скажешь. — Она грациозно пожала плечами. — Пожалуй, нам обоим следует поберечь силы для уик-энда… Хорошо, что я вспомнила о нем, мне надо еще кое-что сделать.
Она слизнула несколько черных икринок с пальцев, допила шампанское и подошла к телефону. В черной кружевной рубашонке, доходившей ей едва до верха бедер, она выглядела более раздетой, чем если бы была просто обнаженной.
Когда телефонистка соединила ее, она начала говорить тихо, почти шепотом, так что я не мог разобрать ни слова. Наконец, положив трубку, повернулась ко мне, широко улыбаясь:
— Эдуард будет счастлив видеть тебя сегодня в три часа.
— Ты сказала ему, в чем дело?
— Конечно. Я все быстро усваиваю, потому я и хорошая помощница!
— Думаю, что да, — пробормотал я.
Государственный британский флаг был снова поднят на флагшток, но я слишком устал, чтобы подняться и отдать ему честь. Она застегнула «молнию» на мини-юбке, потом надела туфли с блестящими позолоченными пряжками.
— Я заеду за тобой завтра утром в одиннадцать, — пообещала Дафне оживленно, — и около полудня мы поедем в старые развалины, принадлежавшие моим предкам. Остальных я приглашу явиться туда на другой день, в пятницу, значит, у меня будет достаточно времени подготовить все. Не беспокойся об официальном костюме, это будет не слишком шикарный уик-энд, на который он может понадобиться.
— Хочу поблагодарить тебя за чудесную ночь, — вырвалось у меня, — но я себя чувствую ужасно, потому что не выспался.
— Скажу внизу, чтобы тебя разбудили около двух. Если понадоблюсь тебе раньше завтрашнего утра, то буду в отеле «Дорчестер».
— Напомни, какой номер дома на Грешингэм-Крессент? — попросил я.
— Семнадцатый. — Лицо ее погрустнело. — Видишь, я, наверное, не очень-то хороший помощник. Но все же должна помнить о важных деталях!
Она направилась к двери в вихре красного, белого и синего. На пороге оглянулась:
— Поздравляю тебя, Дэнни, с тем, что ты прошел почти всю дистанцию! Но подозреваю, что по некоторым статьям победила я, а? Ну ладно, до завтра! — Она подняла вверх два пальца правой руки. — Любовь навеки!
Грешингэм-Крессент представлял собой часть элегантного трехэтажного дома. Я расплатился с таксистом, поднял ручку дверного молотка, изображавшего львиную голову, и постучал им несколько раз. Молодой мужчина, который открыл через несколько секунд дверь, выглядел так, будто только что сошел с пятицветной рекламы «Олд Лондон Джиннс». Он был высоким, стройным, в костюме, с которым нужно носить котелок и зонт, причем зонт должен быть при любой погоде непременно сложен, особенно при дожде. Я решил, что ему где-то около сорока лет. У него были густые русые волосы, сонные голубые глаза и безвольный капризный рот.
— Вы, конечно, Бойд. — Голос звучал достаточно интеллигентно. Такой мог сохраниться в любой бывшей колонии еще лет сто. — Уоринг, — представился он. — Входите.
Я вошел в холл размером с почтовую марку. Хозяин тщательно закрыл за мной дверь и пошел вперед, в гостиную, обитую ситцем. Кресла выглядели как дар, преподнесенный королеве Виктории по случаю ее коронации и отвергнутый ею.
— Садитесь, — небрежным жестом он указал мне на кресло. — Выпьете чаю?
— Нет, спасибо. — Я подавил возникшую помимо моей воли неприязнь.
— Очень рад. — Он сел напротив. — Я сам не выношу чая. — Улыбка открыла его неровные, выступающие зубы. — Я полагаю, что Дафне меня не разыгрывала? Хочу спросить, это правда, что у Сорчи в Мексике в самом деле украдены драгоценности?
— Да, — подтвердил я, — и ограбление, по-видимому, дело рук одного из гостей.
— Как неприятно!
— Вы ведь тоже были одним из приглашенных, — полувопросительно заметил я, — одним из пятерых, и это, очевидно, еще неприятнее!
— Мой дорогой. — Улыбка стала покровительственной. — Заверяю вас, что не имел ни малейшего желания завладеть этими вульгарными драгоценными камнями. Они были невероятно дурного вкуса! И, если вам известно, я не нуждаюсь в деньгах, которые они принесли бы, но, если я смогу вам чем-то помочь, буду, естественно, рад.
— Вы можете мне сказать, где найти сейчас Марвина Рейнера?
— Боюсь, старик, что не смогу. Марвин очень скрытный тип, поэтому никто никогда не знает, где он находится в данный момент.
— Вы могли бы вести себя более корректно, — прорычал я в ответ на «старика».
— Уверяю вас, что нет, это невозможно.
Я стремительно вскочил с кресла, схватил его за ворот рубашки и рывком поднял на ноги. В следующее мгновение я оказался повернутым в обратную сторону, согнутым вдвое, с рукой, болезненно вывернутой за спину. Нечто, напоминающее паровой молот, ударило меня по шее, и я снова оказался в кресле, но на этот раз лицом вниз. Я оставался в таком положении, пока не убедился, что жив и дышу, затем осторожно вернулся в более привычное положение, при котором мой зад, а не лицо оказался на сиденье кресла.
— Простите, — извинился Уоринг. — Физическое насилие немедленно вызывает у меня сопротивление, поэтому я все время продолжаю свои тренировки по дзюдо. — Он сунул руку в карман и вынул пистолет. — Может быть, это упражнение привело вас в более трезвое состояние ума для конфиденциальной беседы?
Я осторожно потер сзади шею.
— Беседы о чем?
— Это настоящий заговор! Заговор против меня, и вы, несомненно, его активный участник.
Сонное выражение его глаз сменилось ледяным блеском.
— Я твердо решил докопаться до сути дела, даже если мне придется в этих целях пустить в ход пистолет.
— Не понимаю, черт побери, о чем вы?
— Видите ли, я вообще в недоумении, почему Сорча Ван Халсден заходит так далеко. Не вижу никаких причин, почему она меня так ненавидит или, проще говоря, почему я ей не нравлюсь, если уж на то пошло. Я считал, что мы с ней друзья.
— Старинные драгоценности, которые были у нее с собой в Мексике, похищены одним из гостей в ее доме, — повторил я устало. — Она наняла меня, чтобы я нашел вора и вернул ей украшения. Вор — один из пяти гостей, которые находились там в это время.
— Вы, полагаю, сможете узнать любую из этих похищенных вещей?
Я кивнул:
— Сорча дала мне набор цветных фотографий.
