Филипп Жакоте Избранное Внутренняя сила поэзии Жакоте заключается в тесной, прочной связи между возвышенным и страшным, между чудесным и убогим, между красотой мира и страхом человека. Он прозревает выход, приглашает к новому началу и несет гармонию, созвучную нашему времени. Пьер Морель, бывший посол Франции в России Из книги «СОВА» (1953) Ночь — это спящий город огромный, где ветер веет… из далей каких летел к приюту нашего ложа. Июнь и полночь. Ты спишь, меня отвели к берегам безбрежным, лещина трепещет… И слышен зов все ближе, ближе… клянусь, похож на мерцание в чаще, похож на тени те самые, в вихрях первого круга… (О зов летней ночи, о нем так много могу сказать — и твоих глазах…) Но это только птица ночная, сова. Манит к себе в леса предместья… И запах тел на рассвете вдруг обретает привкус тленья, под горячею кожей кость проступает, пока звезды гаснут над перекрестками улиц. * * * Я чужой в этой жизни, и только с тобой говорить бы хотел на иных языках потому что, быть может, ты дом мой родной — мой апрель, из дождинок гнездо в тополях, мой струящийся улей, рассветный каскад, моя Нежность-рожденная-ночью (когда на заре засыпают любовники после услад и какая-то девушка плачет на мерзлом дворе. Ну а ты? в этом городе больше тебя не найти ты не бродишь вдоль улиц, не ищешь ночные пути в этот час я один со всей легковесностью слов помню губы живые…) О зрелость плодов и источник дорог золотых и плющ на влажном стволе… все слова о тебе, о моей невозможной, нездешней земле… * * * Как некоторым нравится в печали покинуть город и блуждать вдали, так я хочу остаться у развалин и рыться там, где тело погребли единое, что было нашим телом на ложе случая, и ликовала страсть (в то время наше небо просветлело, звездою темною, но я ей дал упасть…) Оставить гипс, железо доски с гнилью! Но нет, как пес, зарывшись в след, иду так рою глубоко, что наконец найду желанное — я стану светлой пылью Скелетом, рассыпающимся в прах Затем, что слишком этой встречи жду. * * * Давно пытаюсь с комнатой смириться где я живу, себе кажусь влюбленным случайные предметы, стол, окно в нем каждый вечер новый сад я вижу где сердце певчего дрозда в плюще трепещет и всюду свет, где истончилась тень. Пожалуй, соглашусь, что воздух мягок, что дома я, что будет день погож но только вот в изножии кровати засел паук (приполз себе из сада) его не смог я растоптать; теперь он сеть плетет, в углу подстерегая мой легкий призрак… * * * В этих садах никогда не иссякнет пение вод — это прачки — иль нимфы каскадов — ведут хоровод, голос мой, увы, не сольется с хором прекрасных, тех, что мимо бегут и меня покидают, бесстрастны, мне остается лишь собирать лепестки увяданья в травах, где все голоса когда-нибудь свяжет молчанье. Нимфы, источники — образы грез сокровенных! Но что иное можно искать в этих местах блаженных кроме голоса девушки светлой? И разве я лгу? вон под деревом пес, воробьи собрались на лугу, возле ивы горящей в огне рабочие землю копают и сладчайшие их голоса окликают из сияния дня… Моя юность и их на глазах высыхает, как выжженный солнцем тростник и ко всем приближается март… Это, верно, не сон снова слышу я голос из давних, минувших времен, самый нежный на свете, долетевший из глуби весенней… — Доминик! я не ждал тебя встретить под сенью Сада этого, рядом с чужими людьми. Ты ли это? — Молчи! Я не та, что была, я давно превратилась в иное… И проходит она, покидая земное, Улыбаясь хозяевам и как река ускользая Этот парк на закате навек покидая Пока солнце теряется там, за гребнем холма… И вот уже пять часов пополудни, зима. ________________ Из цикла «Леса и воды» Как ясен в марте лес, волшебно нереален. Еще прохладно в нем и свет почти хрустален. Совсем немного птиц, но, может быть, в подлеске поет кукушка — там, где в светлом блеске боярышник цветет. Дымок взлетает белый искрясь уносят все, что за день прогорело, умершая листва горит живой короной и, познанью учась у забытых путей, в ежевике находишь гнездо анемона — он звезды вечерней светлей. ________________ Из книги «НЕПОСВЯЩЕННЫЙ» (1958) Кто здесь поет, когда умолкло все? чей голос Негромкий, чистый, начинает песнь такую дивную? в предместье ли, вдали за Робенсоном, где сады под снегом? Иль близко, рядом — он поет, не зная, что слушают его? не торопись понять ведь так же точно начинает день невидимая птица. Можно лишь прислушаться в молчанье. Голос крепнет как ветер марта, что дыханьем свежим наполнил древний лес; он к нам летит не зная горя, улыбаясь смерти… Кто будет петь, когда исчезнет свет? Неведомо. Но голос слышен сердцу, отвыкшему владеть и побеждать. |