— Да нет же… — смутился Роман. — Резиновые перчатки. Я там у одних богатеичей туалеты в коттеджах подрядился чистить. Столько ведь срут — не поверите! Особенно их дети. Их откармливают, как на всю оставшуюся жизнь. Все это забивается и засыхает.
Весьма достойная замена творчеству.
Не знаю, как мои товарищи, но лично я весьма серьезно и с пониманием относился к Юбилею. Может быть, после участия в праздничных шествиях и карнавалах мне удастся почувствовать себя совершенно другим человеком. И немерено огорожаниться именно здесь. Типа как подпокреститься, хотя я толком и не знаю, что это такое. Говорят, нужная фишка.
По пути увидали иномарочку, в столб врезавшуюся. Там легавые, «Скорая помощь» и все такое. Не знаю как кому, а мне чужое горе прибавляет положительных эмоций и жизненных сил. Когда «чужой» сбрасывает коньки, свое «Я» очень живехоньким себя чувствует.
Дальше Набат был перегорожен, и частая цепочка легов караулила, чтобы никто не смог прорваться сквозь преграду. Но толпа все же очень хотела идти дальше. Дергалась, трепыхалась. Если уж они так возжелали нестись вперед, то там действительно нечто самое распрекрасное. Уж это наверняка.
Я даже так разозлился на окружающих, что почувствовал: снова смогу выместить свою ненависть прямо сейчас. Знаете, есть такие злобные собачонки, которые на всех тявкают.
Ларри сует легавым удостоверение РТР, которое ему один хороший товарищ выправил. Все-таки в его жизненном путешествии имеются и некоторые преимущества.
Короче, нас пропускают.
Дальше еще одна толпа, но поменьше. Тоже визжат и дергаются. С блокнотами, фотоаппаратами и видеокамерами. Типа как журналюги. Наверняка сейчас подъедет мессия или на худой конец наш самый демократичный в мире президент. Иначе ради кого еще можно так над тысячами людей глумиться, которых через Набат не пускали. Хоть и сплетенными в сплошной вихрь бестолковости.
Все внимание было приковано к обувному магазинчику. Наконец объявились и виновники торжественного мероприятия. Их было двое.
Старая кошелка с рыжими патлами. И парень высокий и обрюзгший. Внешне — помесь негра и пуделя. Сошедший с полотна Гойи.
Все взревели. В воздух полетели букеты и корзины с цветами. Вы когда-нибудь видели одновременный оргазм сотни человек? Я увидел.
Между тем живые легенды, как их называли, тихонько ползли вдоль стеночки к двери обувного магазина. Как Будто им было стыдно смотреть людям в глаза.
Но ведь это были сами знаменитости. Мне даже показалось, что я их где-то видел. Раз уж это знаменитости, а одна из них к тому же похожа на нефа, то сам бог мне велел бросаться к ним и просить, чтоб мне все объяснили. Ну как я замышлял ранее.
Жаль, что уж слишком много желающих было подлезть к ним поближе. К тому же здесь тоже было все перекрыто легашатами. Они, кстати, почему-то не были приодеты в белую праздничную форму. Видно, догадывались, что сегодня будет немало веселых приключений и белые рубашки в крови можно перепачкать.
Журналисты продолжали выть в такт движению знаменитостей. Они оргазмировали волна за волной. Даже Ларри раззявил рот. Оставалось одно — смотреть в оба.
— Я бы ела его экскременты! Хоть целыми ведрами! — выдохнула симпатяшная тина рядом-рядом со мной.
Однако непонятки. Это что ж, все эти люди ждут, когда обнаглевшие знаменитости шуз себе приобретут? И на Набат никого не пускают? И находились ведь еще гады, которые радовались этому экшену.
Позже Ларри с Романом мне объяснили, что это были наши известные певцы. Крик-оров и Пугалочева. И их вся страна слушает. А они магазинчик обувной открыли.
Эх, если так слабо все вкуривать по жизни, то будешь как тот непокорный испанский идальго, сражавшийся с мельницами и поучавший своего незадачливого ассистента.
Ладно, заливаю в пасть пивка. Ларри и Роман тащат меня дальше.
Из каждого дома льется музыка.
Через каждый квартал раздают по полпорции счастья.
* * *
Брести во мраке, не открывая глаз.
Брести во мраке, не открывая рот.
Год жизни № 1, Год жизни № 2, Год жизни № 3, Год жизни № 5, и так до упора. Все, что можно вспомнить из каждого года — сплошные геморрои и повсеместны бесполезняк.
Человеческая каша тащит нас к очередным праздничным мероприятиям. Мы задеваем их руки, ноги, плечи, головы, животы и невидимые в обычном состоянии хвосты.
Не знаю даже, куда мы добарахтались, но толпа стала максимально плотной. Вокруг — тысячи. Все дышат перегаром.
А впереди трибуна. А наверху — отборные они.
Ба! Знакомые все рожи. Там и наш самый любимый президент, и распрекраснейший Министр городского Процветания, другие министры и приближенные к ним элитарные граждане старшего поколения.
Толпа выражала им бурный восторг и даже хлопала. Казалось, что высокопоставленные люди на трибуне нацепили какие-то маски с изображением честных, добрых и благородных лиц. Ну да. Маски — это же символ праздника и карнавала.
Первым поднес голову к микрофону многоуважаемый Министр городского Процветания. Он поприветствовал пьяную толпу, отдышался и гавкнул:
— Товарищи! Нет… Господа! Нет… Граждане! Нет… Соплеменники! — обратился он к присутствующим. Я аж охренел. Президент оторвался от демократических дум и замотал небольшой и мудрой головой. Наверное, догадался, что обращаются и к нему тоже.
— Сегодня у нашего любимого Большого Города Юбилей! — завопил Министр городского Процветания. — Это веха! Это праздник всего прогрессивного человечества. Восславим же Большой Город! Подземелья на Манежной площади и памятник Петруше на набережной. А главное Храм… Как его? Храм Христа! Вот раздавались наглые деградантские голоса, что, мол, на эти деньги можно было построить больницы, помочь учителям… Пустая болтовня! Дадим отпор гуманистам! Выдумаете, я о людях не забочусь? Еще как забочусь — спросите у моих коммерсантов.
У Министра из рук вежливо извлекли листочек с речью и впарили следующий.
— А знаете, почему Храм Христа похож на чернильницу? Не знаете! Это символизирует единение нашей христианин с российской культурой. Как в Серебряный век, этому придан глубинный символ. Это придумал ваш покорный слуга. Да здравствует Большой Город! Да здравствует Президент! Слава Иисусу! Ами-и-и-инь! — Он сложил пальцы и перекрестился. Сначала слева направо, потом на всякий случай справа налево.
А слово взял Президент России. Он сказал тихо, коротко, но с глубоким внутренним смыслом:
— Пчелы! За них все решила природа. Нам повезло. Я точно знаю, что мы не пчелы. Но мы строим свою жизнь, как и они ульи. Мы не пчелы! Мы не пчелы! Мы не пчелы! Не бойтесь перемен!
После этого грохнула музыка, прогремели праздничные залпы, праздник продолжился.
Правда, жалко, что политики так мало на нас слов вывалили. Дурные мысли нужно смело вываливать на головы окружающих. Если их долго копить, сам становишься подлее.
Куда дальше-то валить, праздничек мониторить? Ларри трет, что сегодня халявный вход в зоопарк, и холидей там — аж закачаешься. К тому же там пчелы могут быть, и мы у них может всему и научимся.
Ладно, валим в зоопарк. Там и продолжим веселье.
Добрались до зоопарка, врезались в толпу и сразу потерялись. Немудрено — протиснуться сквозь особей было практически невозможно. Уж настолько они любят халяву. Особи расширяли Большой Город изнутри, как шанкр или как раковую клетку.
А меня, понятно, все сильней и сильней шторило.
В основном «чужие» приволокли в зоопарк детей. Вручили им мороженое, конфеты и шарики. Смотреть в оба, это экскурс в животный мир, сейчас дети узнают, как изначально выглядит еда. Вход огораживали кровавые стены, как в замке. Единственно, чего не хватало, так это какой-нибудь бойкой вывески «Добро пожаловать в сказку!».
Родители все жаловались друг дружке, что типа не хватает информационных схем. Ну, по разделке туш. Где окорок, грудинка, лопатка, шейка, холодец.