– Добрый вечер, мистер Крейг, – приветствовала Гейл Маккиннон. – Похоже, мы с вами бродим по одним дорожкам.

– Похоже, – подтвердил Крейг.

– Могу я представить… – начала она, обернувшись к своему спутнику.

– Мы встречались, – недружелюбно буркнул мужчина. – Правда, очень давно. В Голливуде.

– Боюсь, память меня подводит, – извинился Крейг.

– Меня зовут Рейнолдс.

– Ах да, – вспомнил Крейг. Он узнал фамилию, верно, но виделся ли он когда-нибудь с этим человеком? Сомнительно. Рейнолдс писал кинообзоры для одной лос-анджелесской газеты. – Ну конечно.

Он протянул руку. Рейнолдс, казалось, не слишком спешил протянуть свою.

– Пойдем, Гейл, – велел он. – Я хочу выпить.

– Иди один, Джо, – отказалась Гейл Маккиннон. – Мне нужно кое-что сказать мистеру Крейгу.

Рейнолдс, что-то проворчав, пошел к стойке.

– Что это с ним? – удивился Крейг, озадаченный нескрываемой враждебностью Рейнолдса.

– Слишком много виски, – пояснила Гейл Маккиннон.

– Достойная эпитафия для надгробий всех, кто здесь собрался, – кивнул Крейг, потягивая шампанское. – Что он делает в такой дали от Лос-Анджелеса?

– Вот уже два года живет в Европе, как собкор одного телеграфного агентства. Он мне очень помог.

Интересно, почему она его защищает? Может, у них связь? Странно, такой невзрачный серый человечек. Правда, в таком месте, как Канны, все возможно. Теперь он припомнил, откуда знает Рейнолдса. Именно он тогда подсел на террасе отеля «Карлтон» за столик Гейл Маккиннон.

– Он помешан на фильмах, – продолжала Гейл Маккиннон. – помнит все картины, когда-либо вышедшие на экран. Настоящее сокровище. Видел все ваши фильмы…

– Может, поэтому так груб, – вставил Крейг.

– Ну что вы, – улыбнулась Гейл. – Они ему нравятся. По крайней мере некоторые.

Крейг рассмеялся:

– Иногда ваши суждения выглядят так же молодо, как вы сами.

– Вон та дама машет вам, – сообщила девушка.

Крейг посмотрел в уголок, где сидела Натали Сорель. Она жестами подзывала его к себе: очевидно, он наконец попал в поле ее зрения. Крейг помахал в ответ.

– Старая приятельница, – пояснил он. – Прошу извинить.

– Вы прочитали вопросы, которые я ставила в отеле?

– Да.

– И что же?

– Порвал.

– О, как это низко! С такой низостью мне еще не приходилось сталкиваться, – охнула девушка. – Я много плохого слышала о вас, но никто не говорил, что вы злой!

– Я с каждым днем меняюсь. Иногда с каждой минутой, – сообщил Крейг.

– Недаром Джо Рейнолдс предупреждал меня насчет вас! Не хотела говорить вам, но теперь мне все равно. У вас немало врагов, мистер Крейг, и лучше вам об этом знать. Кстати, вы так и не поняли, почему Джо Рейнолдс был груб с вами?

– Не имею ни малейшего представления. Я впервые увидел этого человека несколько дней назад.

– Возможно. Хотя он утверждает, что вы встречались. Но однажды вы кое-что сказали про него.

– Что именно?

– Он написал о вашей картине очень благожелательную рецензию, а вы заявили: «Этот человек так плохо пишет, что меня тошнит, даже когда он рассыпается в похвалах».

– И когда я это сказал? – допытывался Крейг.

– Восемь лет назад.

Крейг усмехнулся:

– На свете нет животных, более чувствительных, чем критики, верно?

– Вы не слишком-то старались их обаять, – отрезала девушка. – Нам лучше распрощаться. А то эта милая леди сломает руку, пытаясь привлечь ваше внимание.

Она резко повернулась и принялась проталкиваться сквозь толпу к бару, где ждал наблюдавший за ними Рейнолдс.

Как легко вызвать чью-то ненависть на всю жизнь! Всего одной неудачной фразой.

Он постарался выбросить из головы Рейнолдса и направился к Натали. Та встала при его приближении. Светловолосая, голубоглазая, с изумительной фигурой, стройными ногами и маленькими ручками, совсем как дорогая кукла, слишком белая, розовая и изящная, чтобы иметь какое-то отношение к действительности. Но Крейг знал ее как женщину отважную, решительную и чувственную.

– Проводи меня в другую комнату, Джесс, – попросила она, протягивая руку. – Самый противный зануда в мире вот-вот вернется с выпивкой для меня.

Она говорила по-английски так безукоризненно, что человек, не знающий о ее венгерском происхождении, мог различить лишь легчайший, почти неуловимый акцент. Немецким, французским и итальянским она владела не хуже. И выглядела ничуть не старше, чем в тот день, когда они виделись в последний раз. Расстались они почти случайно, без взаимных обид и упреков. Ей пришлось сниматься в двух английских фильмах. Ему нужно было возвращаться в Америку. Он так и не видел этих фильмов. Слышал только, что она закрутила роман с каким-то испанским графом. Насколько он помнил, они с Натали не давали друг другу ничего, кроме наслаждения. Может, поэтому и расстались так легко. Она никогда не признавалась ему в любви – еще одна черта ее характера, которой он восхищался.

Держа Крейга за руку, Натали поплыла к библиотеке. На ее пальце сверкал огромный бриллиант. Когда они встречались, у нее вечно не было ни гроша, она закладывала драгоценности, а он одалживал ей деньги.

– Ты, как обычно, блистаешь, – улыбнулся он.

– Знай я, что здесь будет Люсьен Дюллен, – пожаловалась она, – в жизни не пришла бы. Всякой, кто награжден такой внешностью, как она, следует мешок на голову надевать, когда она появляется среди пожилых женщин.

– Чушь, – отмахнулся Крейг. – Тебе-то чего бояться? Ты еще повоюешь!

Они уселись на кожаный диван. В комнате больше никого не было, шум голосов, музыка и разговоры слились в невнятный гул.

– Дай мне глоточек твоего шампанского, – попросила она.

Он вручил ей бокал, и она жадно осушила его. Крейг вспомнил, что у нее всегда был неуемный аппетит.

Натали отставила бокал.

– Ты так и не позвонил, – упрекнула она.

– Слишком поздно вернулся.

– Я очень хотела поговорить с тобой! А на следующий вечер вокруг было слишком много народа. Как ты?

– Жив еще.

– О тебе совсем ничего не слышно. Я справлялась.

– Веду растительную жизнь.

– Не похоже на того Джесса Крейга, которого я знала.

– Просто остальные слишком уж деятельны. Если бы мы месяцев шесть в году оставались в бездействии, результат был бы куда лучше. Я решил на некоторое время слезть с карусели. Вот и все.

– Я каждый раз тревожусь, когда думаю о тебе, – вздохнула она.

– А ты часто думаешь обо мне?

– Нет, – засмеялась она. У нее были маленькие, ровные, очень белые зубки и узенький розовый язычок. – Только когда в голову лезут непристойные мысли.

Он вспомнил, что в постели, перед тем как кончить, она всегда просила: «Трахай меня, трахай же!»

Он всегда находил ее неправильный выговор очаровательным.

Она многозначительно стиснула его руку.

– Сколько же лет прошло… пять?

– Скорее шесть-семь.

– Ах, не напоминай мне. Ты такой же проказник, как всегда?

– О чем ты?

– Я видела, как ты разговаривал с той прелестной девушкой. Она буквально висла на тебе.

– Она репортер.

– Нынче всякая женщина опасна, – объявила Натали. – Даже репортеры позволяют себе та-а-ак выглядеть!

– Это просто неприлично, – возразил он. Шутки Натали отчего-то больно царапнули его, вызвав чувство неловкости. – Она так молода, что годится мне в дочери. А как ты? Где твой муж?

– Он пока мне не муж. Я все еще стараюсь захомутать его.

– Ты же сама сказала, что выходишь замуж.

– И поверю в это, лишь когда он наденет мне кольцо на палец. Подумать только, не нужно вставать в пять утра, чтобы сделать прическу и загримироваться! Никаких оскорблений со стороны слишком темпераментных режиссеров. Никакого любезничанья с продюсерами.

– Я был продюсером, – напомнил он, – и ты любезничала со мной.

– Не только потому, что ты был продюсером, дорогой. – Она снова сжала его руку.

– Так или иначе, где же твой будущий супруг? Если бы я намеревался на тебе жениться, не позволил бы разгуливать одной в таком месте накануне свадьбы.