Вместе с этим полком Шавельский разделил все трудности походной жизни, лично принимал участие в сражениях при Кайджоу, Вафангоу, под Ляояном и на реке Шахэ. Был ранен и контужен. За боевые заслуги награждён орденами Святой Анны 3-й и 2-й степеней и Святого Владимира 4-й степени с метами, а также золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте. Юденич познакомился с полковым священником в Китае, когда тот в декабре 1905 года был назначен на должность главного полевого священника 1-й Маньчжурской армии.

Отличившийся немалыми организаторскими способностями, Шавельский в 1910 году советом Санкт-Петербургской Духовной академии удостаивается степени магистра богословия, а в 1911 году высочайшим императорским указом назначается протопресвитером[18] военного и морского духовенства России.

С началом Первой мировой войны протопресвитер Императорской Российской армии и флота развил поистине колоссальную деятельность по духовному воспитанию нижних чинов, офицерства, воинов запаса. Ему подчиняются главные священники фронтов, Балтийского и Черноморского флотов.

Протопресвитер Шавельский издал несколько инструкций военному духовенству. Среди прочего, например, они требовали: во время боя на передовой полковой священник (обязан был находиться на перевязочном пункте, «где всегда скапливается множество раненых, нуждающихся: одни — в напутствии, другие — в утешении».

Или: «Воину, своей смертью запечатлевшему верность долгу, царю и Родине, надлежит воздать последнюю заслуженную им честь. Посему, при погребении умершего священнику следует принять все меры, чтобы оно было совершено по установленному чину и с соблюдением соответствующих христианских обрядов».

В «Инструкции священникам запасных батальонов и ополченческих частей армии» определялось и предписывалось «воспитание и укрепление в молодых воинах, которыми пополняются ряды нашей армии, сознания долга, мужества и патриотизма до готовности с радостью положить свою жизнь за благо и счастье родной Земли».

Протопресвитер военного и морского духовенства Г. И. Шавельский выступал за то, чтобы в рядах Русской армии не допускались конфликты на религиозной почве, за права и достоинства верующих других конфессий. В одном из его циркуляров (№ 737 от 3 ноября 1914 года) говорилось:

«...Усердно прошу духовенство действующей армии избегать по возможности всяких религиозных споров и обличений иных вероисповеданий, а равным образом зорко следить, чтобы в походные полковые и госпитальные библиотеки для воинских чинов не попадали брошюры и листки со встречающимися в них резкими выражениями по адресу католичества, протестанства и других исповеданий, так как подобные литературные произведения могут оскорблять религиозное чувство принадлежащих к этим исповеданиям и ожесточать их против Православной Церкви, а в воинских частях сеять пагубную для дела вражду.

Подвизающееся на бранном поле духовенство имеет возможность подтверждать величие и правоту Православной Церкви не словом обличения, а делом христианского самоотверженного служения как православным, так и инославным, памятуя, что и последние проливают кровь за Веру, Царя и Отечество и что у нас с ними один Христос, одно Евангелие и одно крещение, и не упуская случая, чтобы послужить уврачеванию и их духовных и телесных ран»,

...Встреча Юденича с Шавельским произошла в стенах Военного министерства. И полководец, отправленный в отставку, и протопресвитер армии и флота были рады такому нежданному случаю:

   — Я очень рад, Николай Николаевич, видеть вас снова в добром здравии, полным духовных и телесных сил. Благодарю за сей случай Господа.

   — И я весьма рад, Георгий Иванович, видеть вас здесь. Последний раз мы встречались с вами после Маньчжурии только в Ставке.

   — Да, в ней. Я слышал о вас вести, в которые мне просто не хочется верить. Так ли это на самом деле?

   — Так, Георгий Иванович. Я на днях сдал фронт новому главнокомандующему и стал отставным генералом. Весьма прискорбно для меня, но это уже свершившийся факт.

   — Говорят» что вы лишили союзников поддержки кавказских войск. Можно ли этому верить?

   — Да. Я отказал правительству в новом наступлении на Кавказе в направлении на Месопотамию.

   — Надеюсь, на то были самые веские причины?

   — Точно так. Войска фронта находятся в таком состоянии, что большое наступление им сегодня только во вред.

   — Что же, охотно верю вашим словам, Николай Николаевич.

   — А вы, Георгий Иванович, смею спросить, по какому случаю оказались в министерстве, коли ваше служебное место в Ставке при Верховном главнокомандующем?

   — Секретов нет. Новое правительство, назвавшее себя для России Временным, вовсе перестало заниматься на фронте делами духовными. Эта беда меня гнетёт всё больше и больше с каждым днём.

   — Своими полковыми священниками на Кавказе и вы, и я можем просто гордиться.

   — Да, Николай Николаевич, свой долг священнослужителя Русской Православной Церкви они выполняют, несмотря ни на что и по сей день...

Юденич в знак согласия только кивнул головой. Ему почему-то вспомнилась заметка в одной из московских газет за конец 1914 года, номер прислал ему в армейский штаб один из старых преподавателей родного Александровского военного училища.

Ту заметку Николай Николаевич тогда зачитал на совещании армейского командного состава со словами:

   — Послушайте, господа генералы, что пишут о доблести наших кавказских бойцов в газетах Первопрестольной.

На первой странице газеты, под рубрикой «Вести с Русского театра Великой войны», рассказывалось о деятельности военного священника М.:

«Среди прибывающих в последнее время в Москву раненых высказывается восхищение перед доблестью и ратными подвигами отца Стефана М., полкового священника одного из славных Кавказских полков, выдержавшего ряд блестящих боев с немцами. (Речь шла об одном из стрелковых полков Кавказского военного округа, с началом войны переброшенного на Восточный фронт. — А.Ш.)

Полковой священник всегда неразлучен с солдатами. Зачастую верхом на лошади батюшка выезжает под градом пуль на передовые позиции своего полка, и не было случая, чтобы раненый солдат не получил от батюшки сердечного и душевного утешения, а умирающий — религиозного напутствия.

Когда один из батальонов полка, окружённый с трёх сторон неприятелем, очутился в опасном положении, батюшка всех призвал к мужеству. «Умрём, но не сдадимся в плен», — воодушевлённо говорил он, предлагая закрепить такую клятву дружеским рукопожатием.

Батальон проявил изумительное мужество и храбрость. Трёхчасовая атака немцев в количестве целого полка и артиллерии окончилась отступлением, причём германцы оставили массу убитых и раненых...»

   — Георгий Иванович, так чем конкретно вы так озабочены?

   — Да как не быть озабоченным? Брожение, начавшееся в Петрограде, перекинулось на фронты, в полки, которые до последних дней смуты не знали и оставались верными долгу и воинской чести.

   — Но это же больше касается дел мирских, а не духовных!

   — Если бы так, Николай Николаевич. Воины перестают посещать богослужения, слушают больше агитаторов, прибывающих из тылов, чем своих полковых пастырей.

   — На это могу сказать, что даже в мои Последние дни на посту главнокомандующего на Кавказе ничего подобного не случалось.

   — Николай Николаевич, дорогой вы мой. Кавказ всегда был далёк от России, а ваш фронт — от революционного Петрограда.

   — Какая разница во фронтах? Ведь долг военного священнослужителя для всех един.

   — Он был и есть один, как велит нам Господь Бог. Ведь какой скорбный список ушедших пастырей мы сегодня имеем — отец Вениамин Поликастрицкий, отец Николай Кулачицкий, отец Елпидий Осипов, отец Григорий Ковалевский, отец Филипп Горбаневский... Разве всех их, убитых, тяжко раненых и без вести пропавших, перечтёшь?

   — Пусть будет им вечная память и слава.