Успехи, одержанные под его руководством Кавказской армией, принесли ему уважение и авторитет среди российской общественности, в армейской среде. В истории полководцев принято оценивать прежде всего по одержанным на поле брани победам. А они у генерала Юденича были. И немалые.

Дальнейший ход отечественной истории, революционные потрясения 1917 года резко изменили судьбу этого человека, всю свою жизнь посвятившего ратному служению Отечеству. Неумолимый ход времени превратил кавказского полководца из национального военного героя в политического изгоя...

Ознакомившись с приказом об отставке, Юденич передал дела главнокомандующего фронтом новому главе генералу М. А. Пржевальскому, с которым бок о бок прослужил на Кавказе последние годы.

Николай Николаевич знал Пржевальского хорошо и был высокого мнения о его человеческих и военных достоинствах. Выпускник Михайловской артиллерийской академии и Николаевской академии Генерального штаба на Кавказе служил с 1888 года. Долгих девять лет состоял секретарём генерального консула Российской империи в турецком городе-крепости Эрзеруме, занимаясь сбором разведывательной информации. Хорошо изучил Кавказский театр военных действий. Был начальником штаба пехотной дивизии, затем командовал пехотным полком. В 1905-1906 годах являлся (последовательно) начальником штабов Кубанского и Терского казачьих войск.

Войну генерал-майор М. А. Пржевальский встретил в должности начальника Кубанской пластунской бригады, вскоре переименованной в 1-ю. Прославился в боях за Сарыкамыш, затем командовал 2-м Туркестанским армейским корпусом. За отличия имел два ордена Святого Георгия — 4-й и 3-й степеней, что лучше всего говорило о его способностях как военачальника. На третьем году войны дослужился до чина генерала от инфантерии, — после взятия стрелками-туркестанцами у турок укреплённого Байбурта.

Последний разговор Юденича с Пржевальским состоялся в кабинете главнокомандующего, в штабе фронта:

   — Михаил Алексеевич, вам уже известно о решении правительства отправить меня в отставку и вашем назначении на фронт?

   — Да, Николай Николаевич. Телеграмма из Петрограда пришла в штаб корпуса, потому я и появился здесь.

   — О причинах моего снятия в телеграмме говорилось?

   — Нет. Ничего, кроме моего назначения.

   — Тогда я вам о том скажу. Меня обвинили в сопротивлении Временному правительству.

   — Но ведь для такого обвинения должно быть основание!

   — Оно, Михаил Алексеевич, было и есть.

   — Какое, Николай Николаевич?

   — А тот доклад в Ставку, который я представил Верховному главнокомандующему генералу Алексееву об истинном положении дел на фронте. Писал так, чтобы ничего не утаить.

   — Доклад, содержание которого вы обсуждали с командирами корпусов?

   — Да, он самый. Премного благодарен вам, Михаил Алексеевич, за ваши суждения, которые вы представили в штаб фронта по докладу.

   — Слова благодарности здесь излишни. Я был обязан обо всём высказаться со всей доверительностью к вам, Николай Николаевич.

   — За доверительность и благодарю.

   — Теперь вы куда?

   — Мне приказано без задержки, после сдачи дел прибыть в столицу.

   — Николай Николаевич, хочется вас спросить о ваших планах. Ведь не в ваши годы и не при ваших заслугах перед Отечеством уходить в полную отставку.

   — Я на то и надеюсь. Надеюсь, что мне дадут какую-нибудь должность на фронтах. Не хотелось бы в военное время оказаться в тылу, это не для меня.

   — Дай Бог вам удачи, Николай Николаевич.

   — Спасибо, Михаил Алексеевич. А вам я искренне от всей души желаю проявить себя во главе Кавказского фронта. Хотя говорю вам это с горечью.

   — Почему?

   — Фронт уже сейчас не тот, что был в начале года. Да и вы сами не хуже меня это знаете.

   — Знаю. Но хочется надеяться, что всё изменится к лучшему.

   — Трудно в это верить. Разрушены сами устои Русской армии. Даже офицерский корпус стал не тот: кадровых офицеров в полках пересчитать сегодня по пальцам можно.

   — Да, это так. Школы прапорщиков военные училища не заменят. Офицеры военного времени политикой занимаются не менее нижних чинов.

   — Вот то-то и оно. А кто командовать ротами на фронте будет, если не сегодняшние прапорщики и подпоручики? Воевать — это не митинговать в тылу.

   — Нам ли, Николай Николаевич, падать духом?

   — Действительно, не нам. Так что ещё раз желаю вам успехов в новой должности...

Отставной командующий Кавказским фронтом прибыл на берега Невы по железной дороге во второй половине мая. Петроград встретил его длиннющими очередями за хлебом, множеством листовок самых различных политических партий, которые ветер гонял тучами по улицам и площадям, проспектам и набережным. В них требовалось одно — отставки Временного правительства и конца бесконечной войне.

Юденич воочию убедился, что огромный столичный гарнизон — не один десяток запасных полков и батальонов — полностью разложился как военная сила. Он видел, проезжая по Петрограду, как какие-то личности в штатском бойко агитировали солдат, свободно проходя мимо часовых в казармы. Воинская честь не отдавалась даже генералу.

В военном министерстве всё же, после долгих обсуждений, решили не отправлять заслуженного генерала в полную Наставку. А. И. Гучков, ещё совсем недавно блиставший антимонархическими речами в Государственной думе, принял прибывшего с Кавказа опального полководца.

   — Как добрались до обновлённого февралём Петрограда, уважаемый Николай Николаевич?

   — По правде говоря, с трудом, Александр Иванович. Бастуют то машинисты, то станционные служащие. Да и с углём для паровозов беда. На коне доскакать можно было бы скорее.

— С железными дорогами у нас проблемы. Но правительство решит их, как я надеюсь, в самом ближайшем будущем. Идёт война, а фронтам столько всего надо!

   — Да, вы здесь правы, гражданин министр.

   — Николай Николаевич, хочу вас заверить, что правительство высоко ценит ваши заслуги на Кавказе.

   — Благодарю за сказанное, Александр Иванович.

   — Нам бы очень не хотелось, чтобы вы оставляли ряды армии новой России. Каково ваше мнение на сей счёт?

   — Я бы хотел вновь вернуться в действующие войска. На любой фронт, в любой должности.

   — Хочу огорчить вас. На фронтах пока вакантных должностей для вашего высокого чина не предвидится.

   — Тогда что мне могут предложить в военном министерстве?

   — Скромную для заслуженного генерала должность. Но обязанности для наших беспокойных дней ответственнейшие. Вы в этом можете не сомневаться.

   — Так что же это за должность?

   — Можно назвать её инспекторской. Вам надлежит объехать казачьи области и ознакомиться с царящими там настроениями.

   — Не могу не возразить на это. Ведь не с моим же боевым опытом выполнять подобные правительственные поручения.

   — В таком случае, гражданин генерал, хочу вас огорчить. Другой должности для вас в столице не находится...

Военный министр Временного правительства принял генерала от инфантерии с орденом Святого Георгия 3-й степени на мундире (прочие ордена и медали Юденич носил только в торжественных случаях) более чем холодно. В этом гражданин Гучков оказался совсем не одинок. Столь же прохладно приняли опального полководца и в Генеральном штабе.

В Петрограде у генерала Юденича произошла встреча с замечательной личностью — Георгием Ивановичем Шавельским, последним в истории Русской армии протопресвитером — главой военного духовенства. У этого человека было поистине удивительная биография.

Шавельский начал свою деятельность священнослужителя в двадцать лет псаломщиком. Через три года после рукоположения в сан поступил в Санкт-Петербургскую Духовную академию и после её окончания был определён на место священника в Суворовской Канчанской церкви при Николаевской военной академии. С началом Русско-японской войны был назначен священником 33-го Восточно-Сибирского стрелкового полка, который сражался на полях Маньчжурии.