А бесполезное тело осталось в Твизеле.

Мысли блуждали, как неприкаянные сироты. «Мы так много лет прожили вместе, и так мало — порознь… Потом снова вернулись друг к другу… Почему же он ушел?»

Люди созданы для горя и сомнений, а не для уверенности и счастья.

Техник — не тот, которому она вручила имплант, а другой — вышел в приемный покой, огляделся и увидел ее. Она сразу обратила внимание на профессионально поджатые губы. «Беда!» У Карен полезли кверху брови, рот растерянно приоткрылся.

— Миссис Ланье?

Она едва заметно кивнула.

— Вы уверены, что имплант принадлежал вашему мужу?

У Карен округлились глаза.

— Уверена. Я сама его вынула.

Техник развел руками и повернулся к окну.

— Он мертв? — нервно спросила Карен.

— В импланте нет личности вашего мужа, миссис Ланье. Там совсем другая личность. Женского пола. Целостная. Мы не знаем, кто это, она не зарегистрирована в наших файлах, однако…

— Да вы что?

— Если это имплант вашего мужа, то я не понимаю…

Она вскочила.

— А ну отвечайте! Что случилось?

Техник быстро покачал головой. Ему явно было не по себе.

— В импланте находится молодая женщина примерно двадцати одного года. Видимо, некоторое время она была в стазисе… лет двадцать, по нашим прикидкам. Она совершенно не в курсе сегодняшних событий, и это доказывает, что ее психика записана давно. Ее индекс…

— Этого не может быть, — сказала Карен. — Где мой муж?

— Не знаю. Вам что-нибудь говорит имя Андия?

— Что?

— Андия. В идентификате женщины — это имя.

— Так звали нашу дочь. — Карен почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Придерживаясь за подлокотник кресла, женщина медленно села. — Что с моим мужем?

— Пока мы смогли лишь поверхностно изучить имплант. В нем только одна личность, и она утверждает, что ее зовут Андия. Я не знаю, что произошло с вашим мужем.

Карен изумленно покачала головой.

— Но она же пропала… Двадцать лет…

Техник беспомощно пожал плечами.

Гарри… Его заставили носить имплант. Это было невозможно, лежало за гранью надежд, мечтаний и кошмаров. Вернуть себе дочь в обмен на мужа… Что это, чудо? Или извращенный фокус?

Нет. Гарри обвел их вокруг пальца. Но он не мог этого сделать без посторонней помощи.

Она посмотрела на техника, решив любой ценой удержаться от слез. Чтобы не упасть в обморок, надо, пожалуй, встать и пройтись. Она медленно, осторожно поднялась, заставила себя успокоиться, усилием воли прогнала тошноту. Необходимо что-нибудь сказать. Продемонстрировать рациональную реакцию…

— А с ней можно поговорить?

— К сожалению, нет. Для этого нужно расширить оперативную память. Ваша дочь — гражданка Земли?

Карен проследовала за техником в регистратуру и ответила на его вопросы. Спустя некоторое время удалось найти заархивированную личную карту Андии, которую завели в клинике, когда девочке ставили имплант. Все сходилось точь-в-точь.

— Это настоящее чудо. — Видимо, техник не поверил Карен. Он ведь не сам вынимал имплант из головы ее мужа. — Я позабочусь о расследовании в соответствии с законом.

Она кивнула. Оцепенение уже распространилось по всему телу. Одной решимости держать себя в руках было мало: Карен чувствовала, как ее раздирают горе, страх, изумление и надежда.

«Я потеряла Гарри, зато нашла дочь».

Необъяснимо.

Она никогда не верила в высшие силы. Ее учили с детства, что религия может дать лишь призрачное утешение. Но сейчас она могла думать только о Мирском.

«Если Гарри с тобой… Если это ты его забрал, то, пожалуйста, позаботься о нем. — Мольба адресовалась русскому аватаре и силам, что стояли за ним. — И спасибо, что вернул мне дочь».

Целый час, пока доктора выкарабкивались из паутины законов и должностных инструкций, Карен одиноко прождала в тесном кабинете. Даже прикорнула. Когда ее разбудил возвратившийся техник, она почувствовала себя гораздо лучше. Оцепенение исчезло.

— Мы добились для Андии реинкарнации, — сообщил техник. — Она в списках, но, боюсь, вам придется подождать. Похоже, впереди горячие денечки, а то и месяцы. Пришло распоряжение подготовить клинику для работы в чрезвычайном режиме. Временно мобилизуются все шаттлы в округе, да и машины… Я могу устроить, чтобы вас отвезли домой на шаттле «скорой помощи». Но он вылетает примерно через час.

Карен махнула рукой. Дома ее никто не ждал.

— Я лучше здесь останусь. Может, пригожусь вам.

— Пожалуй, — с сомнением произнес техник. — Мы подняли досье вашей семьи… Извините, но этого требовали обстоятельства. Никто из нас не понимает, что случилось. — Он растерянно покачал головой. — Ваша дочь погибла в море. Вы никак не могли достать ее имплант вместо импланта супруга.

Она кивнула, грустно и смущённо улыбаясь.

— Вам самой не нужна помощь?

— Нужна, — ответила она через секунду. — Я бы хотела поговорить с дочерью, как только появится возможность.

— Разумеется, — сказал техник. — Советую поспать в этом кабинете. Мы вас позовем.

— Спасибо. — Она оглядела кабинет и решила лечь на операционный стол.

«Андия…»

Корженовский шагал по парку, носившему его имя, — знаменитый реликт вернулся полюбоваться на собственный памятник.

А на самом деле он пришел на встречу с Ольми, но на час раньше, решив заодно бросить взгляд на свое давешнее творение, которое после реинкарнации посетил только раз. В Шестом Зале и скважине делать было почти нечего; пока Силы Обороны выполняли свою задачу — эвакуацию Пуха Чертополоха, — он подготовил к открытию новый, не столь опасный канал.

В городе Пух Чертополоха парк Корженовского занимал сто акров. Безупречно ровные, прилизанные луга с крапинами цветов гармонировали с перелесками дубов, елей и более экзотических деревьев. За века, минувшие со дня Исхода, удалось сохранить от силы несколько парков, и этот был лучшим.

Корженовский проектировал его еще до своей гибели, еще до открытия Пути, совмещая рационализм с утопией, сочетая на небольшом участке миры растений, животных, насекомых и микроорганизмов. Перед собой он ставил только одно условие: жизнь всех обитателей парка должна быть естественной и неизменной. Утопия осуществилась благодаря тому, что он ограничил экологию парка несколькими усовершенствованными и изолированными друг от друга нишами.

В парке царили мир и покой.

Гулять по нему можно было в любое время года. Погода подражала земной, точнее, английской конца восемнадцатого столетия. Из любой точки парка посетитель видел только живую природу. Ее регулярно холили дистанционные-садовники; отмершая растительность перегнивала на месте. Насекомые и микроорганизмы не паразитировали на растениях, а жили в симбиозе с ними.

То был декоративный сад высочайшего уровня; разбитый даже не в евклидовом, а в гильбертовом[33] пространстве, он имел вид не животного и не геометрической фигуры, а идеального растения — воплощенные райские кущи, Эдем, каким тот мог выглядеть в воображении английского садовника и каким, несомненно, представлял его себе Корженовский.

Да, все это создал он. А кто он? Инженер — живая легенда, отголосок истории, снискавший официальное уважение и неофициальную подозрительность со стороны как неогешелей, так и надеритов? Конрад Корженовский, естественнорожденное человеческое существо, талантливейший отпрыск семьи надеритов, выдающийся математик и дизайнер? Вместилище мятущейся души Патриции Луизы Васкьюз? Да разве это важно? Кто он, как не пылинка в воздушном потоке, и кому какое дело до того, кем он был и что совершил в далеком-предалеком прошлом?

Скоро граждане Гекзамона попытаются вернуть себе утраченную вотчину. Очень возможно, что нынешние претенденты на Путь вынудят их разрушить Пух Чертополоха. Если это случится, в огненном вихре погибнет, наверное, и Конрад Корженовский.