Емельян говорил по телефону с наблюдательной вышкой, расположенной между первым - головным - и вторым - правофланговым - дзотами. Наблюдатель с поста СНИС сообщал, что немцы крупными силами переправляются через пограничную реку в трех пунктах: правый фланг - на участке соседней, четвертой, заставы по шоссейной дороге в наш тыл движется большая колонна танков и мотопехоты. Четвертая застава горит. Почти в центре участка - чуть правей, к лесу, переправляется на лодках пехота численностью до батальона. Наряд Матвеева уже не ведет огня. "Наверно, погибли", - подумал Глебов. На левом фланге напротив оврага противник наводит понтонный мост. Там же за рекой - скопление пехоты и танков.
Выслушав доклад наблюдателя, Глебов спросил:
- Вы сообщили об этом своему начальству?
- Так точно, сообщил.
- Почему же молчит наша артиллерия? - скорее вслух размышлял, чем спрашивал наблюдателя Глебов.
- Не могу знать, товарищ лейтенант.
- Передайте на командный пункт артиллерии, что я прошу огня по переправам, по местам скопления противника.
- Есть! - коротко и с готовностью ответил наблюдатель.
Первый дзот, расположенный ближе к границе, обороняло отделение сержанта Колоды, усиленное станковым пулеметом - единственным на заставе, и уже вело огонь по правофланговому отряду, который, судя по всему, собирался наступать на заставу двумя группами - в центре и на правом фланге. В первом дзоте находился политрук Мухтасипов. Остальные огневые точки пока молчали: Глебов строго-настрого приказал беречь боеприпасы. Каждая пуля должна попасть в цель!
Бойцы делали связки гранат - по четыре гранаты связка. Ни пехота, ни огонь артиллерии и минометов не тревожили так Глебова, как танки. Теперь он яснее ясного почувствовал, что застава совершенно не располагает противотанковыми средствами. Было бы в распоряжении Глебова ну хотя бы две сорокапятимиллиметровые пушки да два десятка противотанковых мин, которые можно было бы поставить на подступах к дзотам, - и тогда, ему казалось, застава смогла бы продержаться до самого вечера - до подхода главных сил Красной Армии, которые, по убеждению Глебова, где-то уже развертываются для сокрушительного контрудара.
Беспокоила Глебовна и та мощная колонна гитлеровцев, которая так легко смяла соседнюю, четвертую, заставу и двигалась в глубь советской территории: Емельян опасался, как бы часть этой колонны не повернула в сторону и не ударила по пятой заставе с тыла.
Если судить о боевых позициях заставы лейтенанта Глебова по расположению огневых точек - дзотов, то можно было думать, что застава имеет сплошную стабильную круговую оборону: действительно, пять дзотов создавали вокруг заставы сплошное огневое кольцо. И все-таки, как это почти всегда бывает, подступы с тыла составляли наиболее уязвимое место в обороне заставы. Эти подступы прикрывали четвертый и пятый дзоты. И если в первом, втором и третьем дзотах, прикрывающих подступы с фронта, справа и слева, находилось по одному отделению бойцов, в первом дзоте - станковый пулемет, во втором и третьем - по одному ручному пулемету, то в четвертом дзоте было всего лишь два пограничника - санитарный инструктор и еще один пограничник, вооруженный автоматом ППД. В пятом дзоте был командный пункт начальника заставы. Здесь находился ручной пулемет из отделения сержанта Колоды, автомат ППД у самого Глебова, самозарядная винтовка да два пистолета. К счастью, во всех дзотах было достаточно ручных гранат. Савинова Глебов не принимал в расчет. Но и с этими силами лейтенант надеялся выдержать удар гитлеровского авангарда, наступавшего на участке пятой заставы.
Вражеская артиллерия, которая вела по заставе шквальный огонь, никакого вреда живой силе, укрывшейся в дзотах, пока не причинила. Подожгла и разрушила постройки, побила, покалечила лошадей. И только. Впрочем, все еще было впереди. Глебов ждал первой атаки фашистов.
Позвонил наблюдатель с вышки, сообщил, что командир артиллерийского дивизиона отказывается открыть огонь по переправе, поскольку у него нет приказа от командира полка.
- Они не верят, что это война, думают, что просто провокация, - сказал наблюдатель.
Глебов бросил трубку и побежал на вышку. Наблюдатель связался по рации с командиром артдивизиона и передал микрофон Емельяну.
- Говорит командующий сектором генерал Прокопов, - стараясь придать своему голосу густой оттенок солидности, спокойно сказал Глебов. - Приказываю вам немедленно открыть огонь по скоплению вражеских войск на переправах. Координаты целей сообщит ваш наблюдатель. Повторите приказ. Конец, перехожу на прием.
И тотчас же в наушниках Глебов услыхал бодрый, обрадованный ответ комдива:
- Есть открыть огонь по переправам! Давно ждем такого приказа, товарищ генерал!..
Глебов посмотрел в понимающие, полные одобрительного сочувствия глаза бойца и сказал ему, весело подмигнув:
- На войне, брат, всякое бывает. Особенно в такой сложной обстановке. Тебе не страшно? Не беспокоят здесь? - Глебов кивнул в сторону границы.
- На войне всякое бывает, товарищ лейтенант, - озорно улыбаясь, храбрясь, в тон ответил наблюдатель и подал Глебову осколок от снаряда. - Залетают и сюда.
Емельян вспомнил: когда поднимался по лестнице, он видел много осколочных ссадин на столбах вышки - и теперь подумал: а не перевести ли наблюдателя в укрытие, чтобы сохранить хоть это единственное средство связи? Наблюдатель передавал на КП артдивизиона координаты целей, а Глебов приложил к глазам бинокль и начал привычный обзор границы - теперь уже линии фронта - справа налево. На правом фланге ближе к центру в березовых рощах и кустарниках скапливалась пехота врага. А немного левей, почти напротив заставы, прямо вброд по дну реки переправлялись танки. Емельян решил, что именно их и ждет пехота, сосредоточившаяся на исходном положении. Начал считать - получалось не то четыре, не то пять машин.
В это время с нашего тыла прямо над головой с резким, пронзительным свистом пронеслись снаряды - по рощам и кустам, по переправе на левом фланге, по танкам, что шли по воде. Залп за залпом, часто, торопливо, чувствовалось, что артиллеристы наши спешат наверстать упущенное.
- Наконец-то! Молодцы! - закричал ликующий и обрадованный, как мальчишка, Глебов. - Ну еще, поддайте, ребятки! Не жалейте снарядов!
- Давно бы так надо, товарищ лейтенант, - сказал, весь сияя, наблюдатель и сообщил на КП, что снаряды точно легли в цель.
- Когда начнется атака - пусть дадут заградительный огонь, - приказал Глебов.
Наблюдатель кивнул.
Словно в ответ на огонь наших батарей, фашисты дали три залпа по заставе. Один или два снаряда разорвались рядом с вышкой, прожужжали, как шмели, осколки, ударили по столбам, перекладине, лестнице, впились в дощатый настил, звонко брякнули о металл маленькой рации. От взрывной волны вышка закачалась. Боец выронил бинокль и упал. У виска сочилось ярко-алое, величиной с копейку пятно. Глебов увидал его сразу, живо подхватил наблюдателя на руки. Губы бойца посинели, глаза испуганно округлились и глядели невидяще, холодно, не мигая. Никаких признаков жизни. Глебов попробовал тормошить, безуспешно пытался прощупать на руке пульс, потом приложил ухо к груди. Сердце не билось.
Глебов был удивлен и растерян: впервые в жизни он увидел насильственную смерть человека. Не верилось, что бывает вот так просто, мгновенно: только что разговаривал с тобой человек, улыбался, жил…
Нет, не верилось. Это обморок, еще можно что-то сделать, спасти. Что? Глебов не знал. И первым желанием было - позвать на помощь. Он нажал кнопку зуммера и сказал в телефонную трубку старшине как-то уж совсем не по-военному:
- Полторошапка, идите скорей сюда, на вышку.
Вспомнилась примелькавшаяся фраза - война без жертв не бывает. А жертвы - это смерть, смерть хороших людей, славных ребят. Глебов глядел в неподвижные, остекленелые глаза бойца и почему-то подумал: "Сколько ему лет? Наверно, мой ровесник. А дома небось тоже мать… Получит извещение - дескать, погиб как герой на боевом посту… А разве это утешит ее?.. На боевом посту…" - мысленно повторил Емельян, и взгляд его скользнул на рацию, и как-то сразу, как заметил алое пятнышко у виска, так заметил вмятину и пробоину в рации.
