Лейтенант-связист должен был выполнить маленькое поручение Глебова: в двадцать один час тридцать минут, когда часовой-пограничник окончит службу на вышке, лейтенант сообщит дежурному по заставе или Мухтасипову о том, что на правом фланге через реку переправляется десант на надувных лодках как раз в том месте, где с вышки видно не все зеркало реки, закрытое деревьями. Сам Глебов в это время будет находиться в наряде на правом фланге.

Глебов ушел на правый фланг с Ефремовым. Они взяли, как и положено наряду, по две боевые гранаты, набили карманы холостыми патронами, что вызвало у Ефремова подозрение: замышляет что-то лейтенант.

Солнце еще не село, когда они вошли в березовую рощицу, что подступает сплошняком к самой реке, встретили пограничный наряд. Старший доложил, что на участке все спокойно.

Глебов, заговорщицки подмигнув, сказал:

- Сейчас мы нарушим это спокойствие. Но вы не обращайте внимания ни на стрельбу, ни на взрывы гранат - вас они не касаются. Продолжайте нести службу, утройте бдительность. Ясно?

- Ясно, товарищ лейтенант.

Вот теперь-то и Ефремову стало понятно, зачем они набрали с собой так много холостых патронов.

Трудно сказать, почему случилось такое, чего ни раньше, ни после с Глебовым не случалось. Но как бы то ни было, Глебов, приводя в действие свой глубоко засекреченный план боевой тревоги, допустил грубейшую и непростительную оплошность - не предупредил соседей и коменданта о том, что нынче вечером на участке заставы будет проводить учение со стрельбой и взрывами гранат. Или он слишком увлекся конспирацией, или просто эта очень существенная деталь как-то выпала из его сознания, но он не сообщил заранее соседям и начальству: не волнуйтесь, мол, это учебная.

В двадцать один час тридцать минут, когда тени основательно легли на землю - густые темно-фиолетовые у кустов, деревьев и строений, жидкие, расплывчатые, голубые с огненным отблеском на пыльной дороге, на гречишных и овсяных косогорах, - когда западный край неба еще жарко полыхал, а уже остывший холодный восток нацепил на себя блеклый обломок луны, Глебов и Ефремов, укрывшись в прибрежной рощице на правом фланге, открыли из винтовок беспорядочную стрельбу холостыми патронами. Потом вечернюю тишину оглушил взрыв гранаты. Старшина Демьян Полторошапка в этот момент шел из конюшни в казарму. Услыхав стрельбу и взрыв гранаты, он зычно крикнул в открытое окно канцелярии:

- Дежурный! Тревожную группу в ружье! Часовой, гукните политрука!

Но Мухтасипова "гукать" не потребовалось: он сам уже бежал из дому на заставу, услыхав взрыв гранаты. А навстречу ему от наблюдательной вышки торопливо шел лейтенант-связист и, довольно убедительно инсценируя волнение, сообщил все так, как просил его Глебов: мол, десант на надувных лодках подходит к берегу в районе кустов.

Мешкать, забираться на вышку, чтобы своими глазами видеть эти лодки, которые, может, уже подошли к берегу и скрылись за деревьями, Мухтасипов, естественно, не мог. Он знал, что начальник заставы сейчас находится там, где высаживается десант, и, очевидно, он ведет уже бой - стрельба не стихала, еще грохнул один взрыв гранаты, и, следовательно, на плечи политрука легла вся ответственность за руководство дальнейшими действиями. Он поднял заставу в ружье, направил тревожную группу во главе со старшиной в помощь Глебову и, пока отделения по боевому расписанию занимали дзоты, доложил капитану Варенникову о том, что высадился на правом фланге десант противника, что группа пограничников, возглавляемая начальником заставы, ведет бой.

Бойцы, засев у амбразур, ждали наступления врага. Но никто не наступал. Лишь на правом фланге по-прежнему постреливали. Мухтасипов нервничал: он не был уверен в правильности своего решения - получалось так, что главные силы заставы с политруком во главе, укрывшись в дзотах, бездействуют, в то время как восемь пограничников, возглавляемые начальником заставы, ведут, быть может, кровопролитный неравный бой. Варенников истерично кричит в телефон и требует доложить обстановку, а Мухтасипову самому она не ясна. Наконец политрук догадался на лошади послать связного к месту стрельбы.

"Бой" протекал недолго, но и этого времени было достаточно, чтобы поднять по тревоге все заставы погранотряда. Скоротечная "баталия" закончилась до того, как на помощь к лейтенанту Глебову прибыли резервная застава и взвод маневренной группы, как в район пятой заставы вышла танковая рота старшего лейтенанта Титова.

Из разговора с командиром мангруппы капитаном Мининым, добродушным "дядькой", как звали его в отряде, Глебов понял, что накликал на свою голову такую беду, из которой ему вряд ли удастся выпутаться.

- Все начальство на ноги поднял, аж до самых верхов. Может быть, и в Москву сообщили, - сочувствовал Минин, с которым Емельян был знаком еще по финскому фронту. - Не хотел бы я быть на твоем месте, но ты особенно не горюй: начальство бывает и милостиво, может, учтут твою молодость - с кем не случается греха. А наказать накажут - к этому будь готов.

- Всегда готов, - с горькой улыбкой отозвался Глебов и добавил понятное только ему одному: - Семь бед - один ответ.

Когда генералу Тетешкину доложили, что тревога была ложной, он не сумел сдержать приступа ярости, кричал:

- Это явная провокация! Нас провоцируют на конфликт с немцами!.. Не погранотряд, а какая-то артель разгильдяев. Никакой дисциплины, распущенность!.. Не воинская часть, а богадельня!..

Израсходовав весь запас ругательных слов, Тетешкин задумался над вопросом, как быть с ротой Титова - возвращать ее обратно в лагерь бригады или же оставить в лагерях на участке пятой заставы, направив туда весь батальон? Выслушав мнение начальника штаба, он остановился на втором варианте - батальон перебрасывался на все лето в район пятой заставы.

О Глебове вопрос решался вначале очень круто. "Судить!" - было мнение генерала Тетешкина. "Разжаловать в рядовые", - говорили начальник штаба отряда Шибеко и начальник политотдела Бабкин. "За что? - спрашивал Грачев. - Почему так жестоко? Нельзя горячиться, решая судьбу человека. Давайте спокойно рассудим. С одной стороны, лейтенант Глебов допустил непростительное легкомыслие, граничащее с глупостью. Я даже не понимаю, как мог такое отчубучить умный и очень способный командир. А с другой стороны, я доволен, что все так случилось: он всех нас встряхнул, проверил нашу боеготовность. А? Весь гарнизон по тревоге поднял - и тут сразу выявились все наши слабости, недоработки. Генерал Тетешкин мечет громы и молнии, а сам решил все-таки рассредоточить бригаду. Вот дела-то какие. Этому Глебову благодарность бы объявить, а мы вынуждены будем наказать его. Эх, Глебов, Глебов - сорвиголова…" - вздохнул Грачев и велел начальнику штаба заготовить приказ: лейтенанта Глебова арестовать на десять суток домашним арестом.

Зазвонил телефон. Генерал Тетешкин просил подполковника Грачева немедленно прибыть к нему.

Грачев ждал неприятного разговора по поводу тревоги на пятой заставе.

Тетешкин был не один: у карты стоял невысокого роста, худощавый, с внимательными серыми глазами генерал-майор танковых войск, у окна - полковник Гончаренко. Тетешкин стоял возле телефонного столика и, как только Грачев вошел в кабинет, глазами указал ему на незнакомого генерала. Грачев понял его и четко представился:

- Начальник пограничного отряда подполковник Грачев!

- Здравствуйте, товарищ Грачев, - генерал протянул маленькую, но крепкую руку. - Будем знакомы - моя фамилия Якубец-Якубчик, представитель генштаба. Это вы устроили гарнизону проверку боеготовности?

- Начальник пятой заставы лейтенант Глебов, - ответил Грачев, не сводя с генерала прямого, открытого взгляда.

- Что ж, поблагодарить надо лейтенанта. Как вы назвали? Глебов? Я читал статью какого-то Глебова о действиях разведывательно-диверсионных групп в тылу противника.

- Это он писал, товарищ генерал, наш Глебов, - сообщил обрадованно Грачев.