— И тот предупредил Нордена, что надо отдать приказ об уничтожении документации?

— Надеюсь, вас это убеждает? — спросил начальник полиции.

— Пока это только гипотеза, — сказал министр, возвращая бумагу, которую полицейский тут же положил обратно в сейф. — Ничего, кроме гипотез, милый Штромсен. Если мы доложим эти предположения на заседании комиссии, я не говорю уже — прокурору или суду, то нас высмеют и уволят.

Штромсен расправил плечи и скорчил одну из своих неприятных гримас.

— Давайте попробуем произвести один эксперимент, — сказал он. — Нильсен сейчас ужинает с дамой в ресторане «Морлан». Они начали в восемь и закончат, должно быть, к десяти. Мы их там застанем, если поторопимся.

— И?

— Есть несколько вариантов. Если Нильсен не виновен или у него стальные нервы, то он просто не обратит на нас внимания и будет продолжать развлекаться. Либо же он поторопится завершить встречу и попробует уйти. Он может поехать домой к госпоже Гунардсон или к другому покровителю. Искать защиты. Тогда мы на данном этапе окажемся бессильными. Но если он струсит по-настоящему и поймет, что час расплаты настал, — продолжал Штромсен, — то постарается скрыться. Это будет признанием вины, во всяком случае, он поставит себя в крайне невыгодное положение. Быть может, даже просто…

— Расколется?

— Если угодно. Итак, я не спрашиваю у вас позволения, я просто приглашаю вас присутствовать. В конце концов мы имеем право захотеть с ним побеседовать с глазу на глаз в приличной обстановке, не компрометируя столь важное лицо. А если кого и снимут, то, скорее всего, меня. Впрочем, в своей профессии я привык рисковать.

Если бы Бернардсен был постарше, имел за плечами длительный министерский опыт, он никогда не согласился бы на то, что считал авантюрой. Но его внутренняя инстинктивная неприязнь к Нильсену и возросшая самоуверенность, вызванная особыми отношениями с Гунардсон, в этот момент взяли верх. К тому же гипотеза, изложенная полицейским, казалась ему как минимум привлекательной. Он был в душе романтиком и… согласился.

Алекс Нильсен и Лесли Фоун пили кофе, когда в ресторане появились Штромсен и Бернардсен. Сделав вид, что не замечают эту парочку, они присели за один из столиков недалеко от входа. Те продолжали оживленно разговаривать, и если и видели вновь вошедших, то не подали вида. Хотя танцы закончились и в зале появилось много опустевших столиков, Алекс и Лесли не торопились уходить. Бернардсен вопросительно поглядел на Штромсена. Но тот как ни в чем не бывало смаковал бенедиктин, запивая его густым кофе. «В его возрасте, — подумал министр, — я был бы рад иметь возможность спокойно пить столько кофе перед сном. Он не так хлипок, как кажется».

Наконец Лесли и Алекс поднялись и направились к выходу, прошли мимо столика, за которым сидели полицейский и министр, не обратив на них внимания. Что касается Штромсена, то он смотрел в этот момент куда-то в сторону, и Бернардсену хотелось лягнуть его под столом ногой. Но как только парочка вышла, Штромсен вскочил и быстро повел своего спутника в противоположную сторону, взяв его за руку. Миновав невзрачный коридор по соседству с кухней, они выскочили на улицу и быстро сели в поджидавший их «мерседес». Впереди рядом с шофером сидел довольно плотный мужчина в темном плаще. Они подождали, когда от ресторанной парковки отойдет «сааб» Нильсена, и тронулись вслед за ним, пропустив перед собой еще одну машину. На улице Монтерия «сааб» остановился у одного из дипломатических особняков, Нильсен вышел, проводил свою спутницу до парадной двери, поцеловал ей на прощание руку и, не глядя по сторонам, вернулся в свою машину.

Теперь Нильсен держал курс на север. Подъехав к дому четы Гунардсон, Алекс вышел и решительно направился к проходной. Фасадом дом выходил в маленький переулок, который хорошо просматривался даже ночью. В этот час он был пуст. Машина Штромсена остановилась за углом. Но на небольшом экране телевизора, вмонтированного в щиток приборов, было хорошо видно, что делается перед домом премьера. Нильсен подошел вплотную к проходной, остановился, оглянулся и, как бы передумав, быстро пошел прочь. Вышел на проспект Борха, сел в проходившее пустое такси и поехал в южном направлении. «Мерседес» Штромсена догнал его минуты через три, сбавив ход, давая третьей машине занять пространство между ними. Вскоре они въехали в старый центр города. Из-за бесконечных поворотов, которые делало такси, следовать за ним стало сложно. Наконец улучив момент, когда «мерседес» отстал, Нильсен выскочил из такси и скрылся в узком кривом переулке, где проезд был закрыт. «Мерседес» не последовал за ним, а объехал квартал и остановился у ночного бара. Здесь Штромсен вышел из машины и поманил за собой Бернардсена. Они шагнули в почти незаметный проулок и, дойдя до его конца, остановились. Министр тихо свистнул. С этого места была прекрасно видна часть улицы Леонар и чуть правее, на противоположной стороне, дверь, знакомая и Штромсену, и министру. Оба в то или иное время проходили через нее и надолго запомнили свои посещения. Это был один из нескольких входов в ведомство Хансена.

Минуты три видимая им часть улицы была совершенно пустой. Потом по ней медленно проехал длинный автофургон, направлявшийся в один из ближайших торговых центров для ночной разгрузки своего товара. Когда он наконец удалился, удивленному взору Бернардсена открылась неожиданная картина: посреди тротуара стоял Нильсен. С противоположных сторон к нему шло несколько человек в черных плащах. Нильсен посмотрел через мостовую в сторону, где стояли Штромсен и его спутник. Трудно было сказать, видел ли он их.

И вдруг он вздрогнул, пошатнулся и стал медленно оседать на тротуар» Один из подбежавших к нему мужчин щупал его пульс, другой смотрел куда-то вверх, на противоположную сторону. Безжизненное тело Нильсена было брошено на заднее сиденье подъехавшей машины, и она, быстро набрав скорость, исчезла за ближайшим поворотом.

Штромсен, не говоря ни слова, повернулся и зашагал назад по проулку. Бернардсен двигался за ним в растерянности. Они вышли на то место, где их высадил шофер. «Мерседес» еще стоял. Рядом с шофером сидел все тот же мужчина в плаще.

Они молчали, и лишь когда «мерседес», выехав из старого города, понесся по проспекту к правительственному комплексу, Штромсен произнес:

— Вы только что, господин министр, были свидетелем публичной расправы с собственным агентом, который находится на грани разоблачения. Если бы мы его взяли в ресторане или в любом другом пункте, он был бы на время в безопасности. Но господин Нильсен сделал непростительную ошибку. При стальных нервах он совершенно потерял голову. Можно сказать, что наш эксперимент удался только наполовину.

Машина подъехала к парадному небольшого здания министерства. Бернардсен взялся за ручку дверцы, но не повернул ее.

— Еще один вопрос, — сказал он. — Вы разгадали тайну пистолета?

— К сожалению, да, — отвечал Г ном. — Пистолет взял наш сотрудник Кир Сомерсен. Его приятель, работавший тогда в арсенале, признался в получении крупной взятки. Но главное другое. Это они вдвоем убили Ньюберга. А заплатил им за это Хансен. Наиболее усердным был Сомерсен. Он обрабатывал Ньюберга перед убийством часа три.

— Вы их арестовали?

— Да, я сделал эту ошибку, — сказал Г ном печально. — И тем самым спугнул Хансена. Если бы не это, Нильсен был бы сейчас жив.

Патриция Гунардсон была взволнованна. Обычно невозмутимая, она нервно ходила по своему кабинету из угла в угол. Перед ней навытяжку стоял Хансен, чуть поодаль — Оле Бернардсен.

— В стране делается что-то невообразимое, — раздраженно говорила Гунардсон. — Сначала это нападение на сверхсекретное военное хранилище, и в тот же вечер — убийство прямо в центре города старшего помощника премьер-министра. Хорошо, если удастся предотвратить газетную истерию на эту тему. Но и по существу дела. Где мы находимся? В каком мире живем? Что просходит?