Чем в то время занимался «Феникс»? Это было началом электронной революции, когда обживалась Силиконовая долина. «Феникс» консультировал новые фирмы, создававшиеся здесь, и Тони был очень активен в этом деле. Суть консультаций заключалась в том, чтобы сводить новые фирмы со старыми, давно существовавшими здесь банками, искавшими выгодных клиентов, чтобы как-то избежать неминуемого, как казалось до того, закрытия и поглощения их сан-францисскими гигантами. Так складывались местные промышленно-банковские группки, которым взаимный союз позволял удерживать независимость до появления выгодного покупателя, превращавшего местных бизнесменов в мультимиллионеров.

Как же получилось, что Тони Трапп, при всей его изворотливости и умении ладить с людьми, не стал миллионером на этой волне? Он потом объяснял, что не уловил вовремя перелома в конъюнктуре, кому-то дал неверные советы и очень скоро вынужден был покинуть «Феникс». Он решил тогда уехать подальше из тех мест, приехал в Нью-Йорк и неожиданно оказался сослуживцем Гарри в ООН. Здесь Тони включил свои таланты на полный ход и очень быстро обошел Йонсона по служебной лестнице.

Восемь лет назад они оказались конкурентами, претендовавшими на одну и ту же открывшуюся вакансию с солидным повышением. Они заранее договорились не мешать друг другу. Накануне решающего дня Тони пришел к нему и сказал, что снял свою кандидатуру, чтобы не мешать другу. А когда объявили решение, назначенным оказался Тони. Как это получилось? Для самого Тони это было загадкой. Они несколько дней вместе пили, меняя ресторан за рестораном. И остались друзьями.

Потом эта история с Аделин. Йонсон сразу же согласился отдать им на время свою квартиру. Конечно, он всегда имел свое особое мнение о новой жене Траппа. Он был уверен, что Аделин не любит Тони. Как-то раз он видел ее с какими-то молодыми людьми в «Аиде», недалеко от Бликер-стрит. Это было, когда Тони уезжал в Южную Америку на пару недель. Они выпивали и неплохо проводили время. В домашней обстановке Аделин никогда не употребляла спиртного.

Йонсон не стал говорить об этом Тони, чтобы его не расстраивать. Зачем вносить разлад в чужую семью?

Гарри вспомнил тот вечер, когда он позвонил Тони и рассказал о встрече с Бертом. Это было еще до убийства.

— Знаешь, Тони, он предложил мне занять место Алекса. Как ты считаешь? А Алексу подыскали другое хорошее место, причем самостоятельное.

Трубка молчала.

— Алло, Тони, нас не разъединили?

— Нет, Гарри, я хорошо тебя слышу. Очень рад за тебя. Желаю тебе успехов.

Неужели Тони действительно написал Алексу и предупредил его? Неужели он действительно связан с «Фениксом» и всей этой цепочкой, ведущей к ВВФ? Неужели он нарочно подстроил поездку в Италию, чтобы замести следы? Неужели правда все то, что написано в документе Нефедова? Как дальше жить, работать вместе и встречаться с Тони, зная все?

Гарри встал с постели и пошел на кухню. Он вытащил бутылку виски и налил себе полстакана. Обычно он пил мало и держал спиртное лишь для гостей. На северо-востоке светлело небо. Ночь кончалась, и начиналось очередное воскресенье. Может быть, взять на время отпуск и слетать в Иксляндию? А то и просто поездить по Европе, посмотреть, что там нового. Так он и сделает, в понедельник напишет меморандум, сошлется на нездоровье. Нефедов поддержит, а шеф подмахнет. Да, надо выбираться из этой трясины и подумать о себе. Поговорить с Патрицией, быть может, она подберет хорошее место. В конце концов сколько можно жить в этой добровольной эмиграции? Сейчас, как никогда раньше, его страна нуждается в честных людях, готовых ее защищать.

Он залпом выпил виски. Спал долго и спокойно. А когда проснулся, то увидел, что уже почти полдень. Он встал, принял холодный душ и пошел вниз за газетой.

Айлендер Фесс наслаждался. Не зря он потратился на выписку техники и специалистов из Виши. Теперь у него в собственном замке в Ангулеме была точная копия вишийского Института геронтологии. Вода нагревалась до температуры крови, ровный свет мягко струился через цветник, окружавший бассейн. Легкие движения под аккомпанемент тихого, почти потустороннего голоса инструктора заставляли мышцы совершенно расслабиться. Ароматическое вещество, растворенное в воде, делало кожу мягкой и эластичной, как китайский шелк. Полчаса такой благодати — и забывались все треволнения дня. Потом по мозаичному полу он шел в небольшую комнату, где единственным звуком было бурление теплой зеленоватой розмариновой воды, массирующей мышцы. Еще один массаж в четыре руки — и он возвращался к жизни посвежевшим, с чувством абсолютного душевного равновесия и уверенности в себе, которое отличало его в двадцать лет в начале пути к вершинам богатства и власти.

Айлендер Фесс не любил засиживаться на одном месте. Как бы хороша ни была вилла «Катари» в Калифорнии, он проводил на ней не более двух месяцев в году. Еще столько же в Палм-биче, в поместье под Нью-Йорком, в швейцарских Альпах и, наконец, в ангулемском шато. Не говоря уже о трехэтажной квартире на вершине одного из тридцатиэтажных зданий напротив Центрального парка на Пятой авеню. Манхэттен был шумен, но неизбежен. Каждый, кто действительно важен и влиятелен в этом мире, будь он ведущим акционером швейцарского банка, страховой компании из Гонконга, владельцем поместья в десять тысяч гектаров в Австралии, должен появляться в Нью-Йорке хотя бы несколько раз в году. Некоторые из членов этой глобальной олигархии отсиживались на яхтах, перемещаясь из порта в порт. Но он, Айлендер Фесс, предпочитал твердую почву под ногами и считал свои яхты, самолеты и лимузины лишь средствами для сокращения времени в передвижениях между своими главными опорными базами.

Замок был огромным. Филиал Института геронтологии, созданный им для самого себя, находился в восточной части замка. Рядом был музей с двадцатью дворцовыми залами, которые могли соперничать по роскоши с Версалем или Зимним дворцом.

В западной части, построенной в традиционном стиле местной аристократии, с ложными башенками и высокими окнами, через которые вливался щедрый солнечный свет Южной Франции, были жилые и рабочие апартаменты Фесса, откуда несколько десятков телефонных и телексных линий соединяли его с горячими точками финансового и политического мира. В высоком переходе между жилой частью и музеем находился большой зал, где давались балы, концерты, балетные представления. Это случалось не часто, и тогда на много миль с высоты холма, на котором расположился замок, струился яркий золотистый свет из пяти громадных окон.

Завершив процедуры, Фесс отправился пешком по верхней балюстраде в западное крыло. Дорога была недлинной, всего метров двести, но он любил ее из-за вида, открывавшегося отсюда. Справа был густой лес, защищавщий замок от северных ветров, а слева, далеко внизу за рекой, вившейся у подножия холма, расстилалась равнина.

Дойдя до конца балюстрады, он вошел в лифт и вскоре оказался в своем кабинете для малых приемов на втором этаже. Окна кабинета выходили на парадное крыльцо, у которого стоял длинный голубой «кадиллак». Фесс поморщился.

— Плохой вкус, — пробормотал он себе под нос. — Почему не розовый или желтый в крапинку? Кто его испортил? Эта актриса? Впрочем, пусть развлекается, как может.

Еле слышно раздался зуммер.

— Мосье Гудхарт, — провозгласил секретарь.

— Просите, — буркнул он в ответ.

Фесс нарочито остался у окна, глядя на двор и не оборачиваясь к входившему Гудхарту. Тот знал его немало лет и с первых же мгновений должен был понять, что провинился. Нет ничего легче, чем управлять подчиненными, в которых бродили чувство собственной вины и готовность искупить ее последующим исполнением твоих желаний.

— Добрый день, Айл, — громко и ласково сказал Гудхарт, как бы не замечая неудовольствия своего старого босса. Всего два года назад он оставил место президента в одной из компаний, входивших в империю «Хэггерти корпорейшн», и, конечно, не забыл привычек и манер человека, благодаря которому он приобрел некоторое богатство и положение в обществе.