— Да, — согласился Эйсаки, — при нашей политической ситуации Японии потребуется еще лет десять, чтобы провести решение о создании собственной системы космического оружия. Для нас большой прогресс — решение тратить больше одного процента валового национального продукта на военные дела. Добавьте космос, и мы едва натянем два процента. Мы позади даже Франции и ФРГ, не говоря уже о США.

— Мною предприняты некоторые шаги, — сказал Фесс, — чтобы затормозить разработки кинетического оружия. Разумеется, не сами исследования «Моттли корпорейшн», с ними ничего не поделаешь. К тому же у них давняя связь с некоторыми авиационными генералами, пожалуй, более тесная, чем у нас. Нет, я пошел по другой линии. Вы заметили прозвучавшие недавно сильные заявления в конгрессе против попыток ведомства СОИ похоронить футуристическое оружие и ограничиться развертыванием небольших самонаводящихся ракет?

— Да, — пробурчал Эйсаки, — я сразу же заподозрил, что кто-то за этим стоит.

— Должен сказать, что это была хорошо продуманная акция. Несколько сенаторов заявили, что их страшит готовность военных пренебречь долгосрочными интересами обороны ради скорого развертывания системы, которая, по мнению специалистов, не будет представлять собой какую-либо военную ценность.

— И вы думаете, что надолго задержите «Моттли» таким сотрясением воздуха?

В голосе японца явно сквозил скепсис.

— Пока что, — ответил Фесс, — конгресс ассигнует на СОИ не так уж много денег. И мы, и «Моттли», и другие наши друзья должны вкладывать куда больше средств, чем то, что нам возвращается. Пока нам удается задерживать официальную СОИ на этой стадии, страшиться особенно нечего. Но рано или поздно эта стадия кончится и придется показывать товар лицом. И тогда, если футуристического оружия не окажется, «Моттли» победит. А нам придется подождать несколько лет или же вторгаться на уже захваченный рынок, а это очень трудно. Да и кто захочет создавать вторую спутниковую систему, предназначенную для нашего с вами оружия, даже если оно окажется намного лучше ракет-перехватчиков? Поэтому главные наши усилия должны быть нацелены на то, чтобы существенно, я бы сказал, радикально ускорить собственные работы.

— Казалось бы, — проговорил Эйсаки, — мы не тратим даром времени. Наш небольшой проект дает неплохие результаты. Мои люди подсчитали, что за последние десять месяцев мы с вами поставили под контроль практически все фирмы с перспективными исследованиями. Это позволяет сэкономить как минимум лет пять-шесть.

— Я и не сомневался, — улыбнулся Фесс, — входя с вами в союз, что японцы обладают удивительной способностью поглощать и переваривать чужую технологию. Мы, американцы, все же большие снобы…

— Ну уж, не скромничайте. Скольких знаменитостей вы переманили за последние десятилетия?

— Нет, не говорите, — возразил Фесс. — Вы и без всякого переманивания успешно заимствуете чужое и приспосабливаете его к себе куда быстрее и лучше.

Они помолчали. Но мысли их, казалось, текли в одном направлении. Первым нарушил молчание Эйсаки:

— Что касается главного направления, то, думается, сделано все возможное. Объект практически окружен со всех сторон. Я не вижу, куда он может скрыться.

Фесс как-то бесстрастно пожевал губами и заметил:

— Пока мы не получим главного, нельзя ослаблять усилий. Когда я начинал это дело, то думал, что достигну цели за полмесяца. Но есть препятствия, о которых я и не подозревал. Не часто в жизни мне приходилось сталкиваться с тем, что люди не хотят разбогатеть на продаже сокровища, которым обладают. По своему опыту хорошо знаю, что можно таить его лишь до поры до времени, но наступает день, когда приходится его отдавать другим в обмен на спокойствие и богатство.

Эйсаки согласно кивнул. Он хорошо знал историю Фесса, создавшего крупный концерн, занимающийся обслуживанием компьютерных систем. Концерн преуспевал, но за ним стали охотиться еще более крупные корпорации. В результате Фесс продал свое детище «Дженерал машинери», получив более миллиарда долларов в акциях этого концерна. Еще пять лет назад никто не знал Айлендера, а теперь о нем пишут каждую неделю, богатствам его завидуют даже Рокфеллеры.

— По моим сведениям, — сказал Фесс, — дело вскоре разрешится в нашу пользу. Подключены все возможные силы. Полагаю, что осталось ждать недолго. Если можете, помогите.

От главного дома усадьбы к ним шли Канто, Петти и другие участники совещания. Издалека было видно, что они достигли соглашения.

— Ну, как поработали? — спросил Фесс, когда группа приблизилась.

Канто передал Эйсаки и Фессу по листку бумаги. Те их быстро прочитали.

— Есть замечания? — Фесс вопросительно посмотрел на японца. Тот отрицательно качнул головой. — Ну, что же. С вашего разрешения, я немедля сообщу президенту о результатах.

Он поднялся и не спеша пошел к ближнему входу в галерею.

До встречи с Диком Джилсоном оставалось минут сорок. На углу Куин-Виктория и Нью-Бридж-стрит на первом этаже остроугольного кирпичного дома, отделанного внизу белым камнем, разместился кабачок «Черный монах». Над входом красовалась статуя толстого лысого мужчины со сложенными руками, в длинной черной рясе. Сколько времени взирал он с безразличием на снующих под ним прохожих? Века полтора? Обеденное время еще только начиналось. Нефедов зашел внутрь и, подойдя к стойке, заказал пинту «гиннеса». Присев за столик у входа, он наблюдал, как кабачок постепенно наполнялся служащими соседних учреждений, международного концерна «Юнилевер», чье здание возвышалось на набережной, редакций газет с Флит-стрит, приказчиков магазинов с Ладгейт-серкус, и не спеша отпивал из кружки холодное темное пиво.

Он был доволен: проведенный им и его сотрудниками опрос привлек внимание лондонских ученых и журналистов. Представители фирм и банков были крайне сдержанны, даже более обычного, подчеркивая, что не могут и не хотят выходить за пределы сугубо формальных взаимоотношений. Однако профессора из Технологического института Сити, отнюдь не принадлежащие к местной элите, охотно вступали в беседы с чиновником ООН, делясь соображениями и известными им фактами.

Особенно любезным оказался один из них, Мортимер Пауэлл. После первой же их встречи он пригласил Сергея в итальянский ресторан на Фэнчерч-стрит, в самой гуще финансового района.

— Вы не представляете себе, как изменился Сити в последние годы, — говорил профессор, потягивая аперитив. — Город стал поистине интернациональным. Вы заметили, сколько здесь появилось иностранных названий — американских, немецких, японских? Конечно, Сити служит международным финансовым центром уже не первое десятилетие. Своим первоначальным возрождением после войны он обязан евродолларам, которые вы, русские, изобрели первыми, а затем и нефтедолларам, на которые вы покупаете зерно. Сколько их здесь осело! Если бы не они, быть бы Лондону теперь глухой провинцией за околицей «Общего рынка».

Сергей подумал, но не сказал, что Лондон вовсе не производит впечатления захолустья, что здесь он чувствует себя спокойно, что нравятся ему и опрятные улицы, и двухэтажные автобусы, и сравнительная вежливость прохожих, которые ходят очень быстро, но не толкаются, как в Нью-Йорке. Даже ночной Сохо, с его бесконечными барами и секс-шопами, кинотеатрами и бродягами, кажется ему куда более привлекательным, чем манхэттенский Гринич-виллидж или район Сорок второй стрит возле Таймс-сквер…

Принесли «лазанью». Они отпили по глотку вина и принялись есть.

— Все это вы, конечно, знаете не хуже меня, — говорил Пауэлл. — Но то, что происходит после реформы Сити, еще нигде толком не описано.

— Наверно, вся эта лихорадка с долларами, йенами, марками дала здешним банкам немалые доходы? — осторожно заметил Сергей. Он не подталкивал разговор в интересующем его направлении. Глядя на добродушное лицо Пауэлла с узкими, должно быть, восточными глазами и аккуратно постриженными черными усиками, Нефедов думал, что его новый знакомый, с виду такой приветливый и словоохотливый, может оказаться кем угодно. За годы работы в ООН он привык к различным неожиданным поворотам судьбы.