Фесс встал и пошел к двери. Не к той, в которую час назад вошел Гудхарт, а к другой, незаметной постороннему взгляду, в которую входил только он сам.

— Пойдемте обедать. Как я и обещал, интересующие нас японцы прибыли. Кое-кого из них вы уже знаете.

Они прошли по коридору, обтянутому муаром, на лифте поднялись на третий этаж и через несколько минут вошли в большую гостиную, где беседовали Мотоичи Канто и Судзуко Накацука. Завидев хозяина, они резво поднялись, пошли ему навстречу и по очереди потрясли ему руку, всасывая от удовольствия воздух. Изредка они бросали взгляды на Гудхарта.

— Я хочу вам представить, — торжественно объявил Фесс, когда рукопожатия кончились, — самого влиятельного человека, от которого зависит распределение интересующих вас контрактов: Роберт Гудхарт — заместитель министра обороны Соединенных Штатов.

Японцы опять принялись трясти руку, на этот раз Гудхарта, и всасывать воздух. Закончив эту церемонию, они проследовали за хозяином в большую столовую, где был накрыт круглый стол на четверых. Некоторое время ели молча, изредка обмениваясь суждениями о богатстве, местоположении и эстетических достоинствах замка. Только когда на столе появился кофе, хозяин приступил к деловому разговору.

— Господа, — сказал он раскуривая сигару, — нам предстоит обсудить вашу готовность принять участие в нашей великолепной программе, на которую в надежде смотрит все человечество. Я бы добавил — свободное человечество. Еще старик Аристотель сказал, что свобода есть прежде всего право распоряжаться своей собственностью. Так как вы собираетесь ею распорядиться в данном случае? Думаю, что несколько слов для начала вам скажет мистер Гудхарт.

«Можно подумать, что ты действительно отличаешь Аристотеля от Платона заодно с Плутархом», — это замечание заместитель министра оставил при себе, а вслух произнес:

— Мне приятно встретиться с ведущими представителями делового мира нашего близкого друга и союзника. Не буду говорить о том, что все формальности, связанные с участием ваших фирм в СОИ, давно урегулированы соответствующим соглашением между нашими правительствами. С тех нор прошло немало времени, но большого движения, вперед с вашей стороны мы не наблюдаем. Много раз мы поднимали этот вопрос перед вашими официальными представителями, но вразумительного ответа пока не получили. Что вас смущает? Прошу сказать откровенно. Я говорю по поручению самого верха в Вашингтоне. Мы внимательно следим за вашим тесным сотрудничеством с мистером Фессом и его коллегами в американском бизнесе. И мы рады вашим успехам. Но сегодня мы заинтересованы и в вашем прямом участии в программе СОИ. Итак, прошу объясниться.

Канто и Накацука посмотрели друг на друга и что-то сказали друг другу.

— Если позволит мистер Фесс, я бы начал, — сказал уже по-английски Канто. — Будем говорить начистоту. Больше всего нас беспокоит антияпонская кампания в вашем конгрессе. Мы понимаем чувства конгрессменов, когда торговый баланс между нашими странами постоянно складывается не в вашу пользу. Но они никак не могут понять, что конкуренция есть конкуренция и в ее результатах никто не виноват. Когда ваши сенаторы выходят на капитолийскую лужайку и публично, перед объективами телеоператоров, разбивают на мелкие кусочки японский телевизор, то, естественно сердца миллионов японцев обливаются кровью. Вы должны понять их чувства.

— Вы прекрасно знаете, что с нашими конгрессменами разговаривать нелегко.

— Мистер Гудхарт, вы абсолютно правы. С ними действительно бывает нелегко. Хотя у наших лоббистов другая точка зрения. Когда речь идет о получении финансовой поддержки, конгрессмен не очень стесняется. Сегодня он обедает с нашим представителем в лучшем вашингтонском ресторане, а завтра берет в руки дубину, чтобы посильнее ударить по нашему телевизору. Нам это неприятно.

— Гудхарт не отвечает за конгресс, — вмешался Фесс, — он отвечает за контракты.

— Совершенно правильно, мистер Фесс. Он не отвечает за конгресс. Но подумайте сами. Наши компании выпускают самые разные товары. В Америке японской электроники сбывается на несколько десятков миллиардов долларов в год. А ваши контракты по СОИ пока очень невелики. Самый большой — несколько сотен миллионов. И это — для американских компаний, не для иностранных. Наша душа лежит там, где лежат миллиарды. Это — хорошее правило бизнеса, вы сами нас ему научили.

— Символическая поддержка сегодня приведет к миллиардам завтра, — глубокомысленно заметил Гудхарт.

— Мы тоже любим символы, мистер Гудхарт. Понимание символов в крови у японцев. Но нас глубоко интересует и существо дела. У нас есть такой вопрос: как скоро вы начнете заключать настоящие, большие контракты? И кому вы их предназначаете?

Гудхарт вопросительно взглянул на Фесса.

— Мое соглашение с Татэкава Эйсаки остается в силе, — сказал Фесс внушительно. — Как только мы получим то, что ищем, посыпятся контракты, и ваша доля в них будет такой, как мы договорились.

Японцы посмотрели на Гудхарта. Тот — утвердительно кивнул.

— Мы слышали, — сказал молчавший до сих пор Накацука, — что новые обстоятельства последних дней могут заставить вас пересмотреть договоренность о долях.

Фесс внутренне выругался. Ленартсену он верил, но, как видно, у японцев была хорошо поставлена осведомительная служба.

— Если доли изменятся, — спокойно произнес он вслух, — то поровну для нас и для вас.

— Абсолютно поровну или относительно? — спросил Накацука.

Фесс быстро подсчитал что-то в уме. Если Ленартсен входил в долю, ему надо было дать, скажем, пять процентов, не больше. Американцы рассчитывали на семьдесят процентов, японцы — на тридцать. Если поровну абсолютно, то обе стороны теряют по два с половиной процента. Если поровну относительно, то американцы теряют три с половиной процента, японцы — лишь полтора.

— Полагаю, что можно найти золотую середину между двумя крайностями, — объявил Фесс.

Японцы быстро заговорили между собой.

— Это — тяжелый удар, — сказал Канто, — но Татэкава Эйсаки дал нам полномочия согласиться. Иначе говоря, три и два.

Фесс встал, за ним все остальные.

— Я никогда не думал, что мы так быстро договоримся, — сказал он.

— С вами, мистер Фесс, одно удовольствие торговаться, — возразил, всасывая воздух, Накацука.

Когда японцы уехали, а Гудхарт сел в голубой лимузин и покатил на ближайшую базу французских ВВС, Айлендер Фесс переоделся в спортивный костюм и не спеша направился в филиал вишийского института. Вечерняя программа была менее продолжительной и была направлена на подготовку ко сну. По дороге ему пришла мысль, с которой ему не хотелось отдаваться в руки массажистов. Он вытащил из кармана небольшой переносной радиотелефон и набрал номер.

— Крукс? — спросил он. — Постарайтесь узнать, каким образом японцам так быстро стало известно о планах Ленартсена. Да, они только что сами мне говорили. Главное: не ведет ли Торе двойной игры? Сколько времени? Сколько надо. Два-три дня, я думаю, будет достаточно.

Положив радиотелефон обратно в карман, он вновь зашагал к дверям института.

От неожиданности Штромсен привстал со стула. С фотографии, лежавшей на письменном столе, на него смотрели хорошо знакомые нагловатые глаза. Он вышел из-за стола, походил по комнате, несколько раз подпрыгнул на месте, стряхивая усталость, и вновь посмотрел на фотокарточку, приклеенную к тонкому личному делу. Сходство было поразительным. Он нажал на одну из кнопок телефона.

— Узнайте сразу же, где в данный момент находится старший помощник премьера Алекс Нильсен. Нет, ничего не передавайте, я свяжусь с ним сам.

Было только два варианта: убитым был либо сам Нильсен, либо его двойник, причем не просто двойник, а поразительно точная, неотличимая копия. Инстинкт подсказывал Штромсену, что, конечно, в бочку был замурован не Нильсен, а Феликс Бергман, тридцати семи лет, житель небольшого городка Хегелунда, расположенного в северо-восточной части страны, служащий тамошнего спортивного клуба. Если бы это был Нильсен, то полиция узнала бы об этом немедленно. Тем более что труп пролежал в бочке как минимум несколько дней. Помощник премьера не мог бы исчезнуть более чем на сутки без того, чтобы не поднялась тревога.