За небылицей

Плели небылицу:

«Тельман давно перешел границу».

Почему же в кварталах всех,

На вокзалах

Сыщикам роздан его портрет?!

Нет!

В рабочих квартирах,

                в цехах,

                                в котельных

Партии слово у людей на устах.

И, как прежде, боевая подпись — Тельман

На влажных от свежей краски листах.

Он с народом,

Он поста не покинул!

Но предатель главную явку назвал.

В Шарлоттенбурге, районе Берлина,

Эсесовцы оцепили квартал.

Почему, как на поле сражения знамя,

Вождя не смог ты сберечь, народ?!

Перестуками в стены тюремных камер

Об аресте Тельмана весть идет.

Соратникам верным, в подполье скрытым,

Стойкость передает он свою.

В одиночной камере Моабита

Тельман —

                в строю!

Твердость его

Фашистов бесит.

Заключенный

Не страшится угроз.

Изо дня в день, из месяца в месяц

Безостановочно идет допрос.

Несут с фальшивками вперемешку

Протоколы съездов,

                речей стенограммы.

Не выносят фашисты его насмешки,

Слова, как пощечина, бьющего прямо.

С глазами Тельмана вровень —

Пола промозглый и липкий камень.

Захлебываясь сгустками крови,

Голову он прикрывает руками.

Удар в висок…

Он теряет сознанье.

………………………………

Снова продолжают дознанье.

Следователь один

Сменяет другого.

Из-за дыма табачного меркнет свет.

— Откажитесь!

                Признайтесь! —

Но снова и снова

Звучит непоколебимое:

                                «Нет!»

Германия знать о нем не должна.

Запретно имени упоминанье.

Изредка только жена

С Тельманом получает свиданье.

Она у врагов на виду

Под угрозою расправы близкой.

Письма, что от Тельмана к жене идут,

Ей дают в гестапо читать под расписку;

В них нет ни щемящего горя, ни жалоб,

Нет ничего, что чужому сказало б,

Как он страдает без дружбы, без света

В долгую зиму, в тюремное лето.

Сквозь решетку видя неба клочок, —

Вспоминает Тельман простор дорог.

……………………………….

В доме лесника тишина.

Утро ясное, день воскресный,

До того, как проснулись дочь и жена,

Тельман встал, напевая песню.

Он умылся водой ледяной

Из бадьи широкой.

Тельман шел.

Всё дышало весной,

Осветился лес на востоке.

В ярком солнце снег голубел,

Набухали на ветках почки.

Так он шел и шутливую песню пел,

Собирая подснежники дочке.

Возвращаться пора сейчас.

Солнцем залита вся опушка.

Осторожно он дверь приоткрыл.

Восемь раз

Прокричала в часах кукушка.

Слышен колокола удар.

Улыбаясь, Тельман хлопочет,

Раздувает маленький самовар —

Подарок тульских рабочих.

Тельман с ним возиться любил, —

Слушал, как закипал он, звонок…

— Встаньте! — близких он тормошил,

День какой! — И дочка спросонок

Руки тянет к нему сейчас:

— Хорошо, что ты с нами, Тедди.

Так уже бывало не раз —

Обещаешь, а всё не едешь.

…Это утро в сторожке лесной

Оттого ему памятным стало,

Что вот так собираться семьей

Доводилось Тельману мало!

В тот памятный и грозный час, когда

Шли самолеты с черными крестами,

Обрушивая бомбовой удар,

И по колосьям побежало пламя,

Сергей, Советской Армии солдат, —

Принявший боя первого крещенье,

Тех вспомнил, кто с фашистами

                                в сраженье

Вступили много лет тому назад.

Он Тельмана улыбку не забыл

И крепкое его рукопожатье.

В фашистских тюрьмах, в глубине могил

Погребены родные наши братья.

Он, юный пионер, им письма слал,

Он, комсомолец, полюбил их песни…

Вот показались

Танки в мелколесьи.

Он своего врага в лицо узнал!

И это человечества был враг,

Фашист, что в тридцать третьем сжег

                                рейхстаг,

Кому американские магнаты

Давали для войны моторы, сталь.

Кто, оглушив Европу криком «хайль»,

Ворвался к нам под грохот автоматов…

Стояли насмерть Родины сыны!

Сергей был ранен в первый день войны.

Сгустилась ночь. Его спасли тогда

Две комсомолки из погранрайона.

На поле смерти, в девичьих ладонях

Была живая Родины вода.

Тускнеет взгляд.

Сестра, водою брызни,

Верни его к борьбе за счастье жизни,

В ряды неисчислимые верни.

Ждет впереди нас долгий путь, товарищ,

Боль поражений, горький чад пожарищ,

Смерть близких…

Но за эту тьму взгляни, —

Победы небывалые огни

Увидишь ты, — хоть взорван Днепрогэс

И Украины города ослепли,

И в черных дымах синева небес,

И золотой пшеницы никнут стебли…

В зенитных вспышках небо над Москвой,

В кольце блокады город над Невою,

Панфиловцы еще не вышли в бой,

И подвиг свой еще не совершила Зоя,

Но всё ж победы светятся огни…

А тот, о ком ты помнил в эти дни,

Кого живым враги похоронили,

Кто заточен в тюрьме девятый год,

В безмолвной, бронированной могиле,

Он верит, он твоей победы ждет.

Ему приносят карту наступленья.

На клинья и на стрелы смотрит пленник.

«Что ж, Тельман,

Вы теперь сдаетесь?»

                                — Нет!