Входит молодая работница. За ней старик.
Монах (елейным голосом). Синьорина, купите молитву! Пять монет — и врата небес откроются перед вами!
Работница. Пять монет за блаженство рая — это слишком дешево, падре; вот вам десять, и я войду туда вместе с дедушкой.
Монах(принимая деньги). Аминь.
Работница и старик отходят в сторону.
Старик (развернул молитвенник, засмеялся). Однако и шутник же этот святой Иаков! (Монаху.) А ну-ка, преподобный дружище, отпусти мне еще штук двадцать!
Монах(удивлен, развел руками). Двадцать штук?
Старик. У меня внуки, падре. Двадцать внуков. Они будут читать эту молитву и утром, и вечером, и перед обедом!
Монах(подавая молитвенники). Бог да благословит ваше многочисленное семейство.
Рабочий(выходит, быстро подошел к работнице). А где газетчик?
Работница. Мы не видали, но если ты торопишься в рай, непременно купи молитву у их преподобия! (Показывает листовку).
Рабочий (прочел). Вот это здорово! (Хохочет.) Ну, приятель, не откажи в молитве последнему грешнику!
Монах. Вам… сколько?
Рабочий(отбирает). Мало, еще… Ну вот и весь капитал! (Бросает деньги на тарелку.)
Монах. Синьор! Я и в долг поверю: возьмите последних три экземпляра!
Рабочий. Нет, у святых одолжаться грех! Читайте сами, почтенный падре, и завтра же будете в царствии небесном! (К работнице и старику.) Идемте, друзья! (Хохочет.) Нет, никогда я так не смеялся! (Взрыв смеха, все трое уходят.)
Монах (один). Вот, помолился — и всё распродал! А теперь подсчитаем выручку… (Звенит деньгами.) Пять-пять — двадцать пять… (Новый взрыв смеха за сценой привлекает его внимание.) Святой Иаков! В чем дело? Почему они так смеются?! (Берет молитвенник, читает написанное на обложке.) «Молитва во исцеление души и тела».. Ну и что же тут смешного? (Развернул книжку.) Во имя отца и сына… (Читает нараспев.) «Обращение»… (Осекся.) Гм? Обращение? (Протирает глаза.) Помоги мне, святые угодники!.. Что тут за «Обращение»…
В это время к монаху сзади подкрадывается Джиованни.
…Конгресса мира? О пакте Мира между пятью державами? В городе Вене?.. Мошен-ники!!!
Джиованни(выскакивая). Сам мошенник! (Свистит.) Полиция! Взять его! (Прячется за тележку, монах в испуге спасается бегством, но попадает в объятия вбежавшего сыщика.)
Сыщик. Стой! (Схватил монаха.) Что у тебя?
Монах(дрожа). Молитва святого Иакова, Фи-фи-фи-вейского чудотворца!
Сыщик. Что? Дай сюда! (Вырывает книжки у монаха.) Так вот ты чем занимаешься? Ты заодно с ними, церковная крыса! А ну, марш за мной! (Уводит монаха.)
Джиованни(выходит из-за тележки). Пабло! Пабло!
Пабло(выбегает с пачкой газет). «Аванти»! «Аванти»! Покупайте газету «Аванти»!
Навстречу ему идет рабочий, за ним работница, старик и старушка.
Рабочий. Синьор Пабло, доброе утро!
Подростки смеются, хлопают газетчика по плечу.
Занавес
П. Белов
На чужбине
Записки рулевого
Рис. А. Корстышевского
I. ВОРОТА В ПАНАМСКИЙ КАНАЛ
Я стою на высоком мостике советского торгового корабля, а кругом шумит Караибское море, сверкающее под лучами палящего солнца, синее, как бездонное небо над ним. Шумит и пенится, взволнованное крепким ветром, налетевшим с просторов Атлантического океана.
В моих руках корабельный штурвал. Я знаю, что стоит только повернуть его вправо — и вскоре, словно из воды, поднимутся роскошные пальмы Гаити.
А если повернуть влево, то завтра покажутся берега Южной Америки.
Но нам сейчас не надо ни вправо, ни влево. Нам — в Тихий океан, и я держу на город Колон, приютившийся у самого входа в Панамский канал.
За кормой нашего судна кружат белые чайки, а чуть поодаль летят, распластав белоснежные паруса, наши новые красавицы-шхуны: одна, вторая, третья. Последняя шхуна временами скрывается в волнах. С ее палубы, наверное, еще виден зеленый остров Сент-Томас, который мы покинули сегодня.
Погода благоприятствует нам. Быстро летят будни. И вот наш маленький караван входит в Колон.
Город Колон расположен на земле Панамской республики, но в нем давно уже хозяйничают американцы. Они встречаются там на каждом шагу, особенно солдаты морской пехоты, летчики и моряки. Самые большие магазины принадлежат американцам. Товары в городе, как правило, американские. Деньги — тоже. Преобладающий язык — английский. Даже американские флаги, лихо вздернутые на высоких древках, встречаются в Колоне чаще, чем флаги Панамской республики.
На городской набережной на нас налетела шумная стая оборванных ребятишек. Они протягивали худые ручонки, выпрашивали милостыню.
В центре города — толчея. Множество людей суетится возле магазинов и контор в поисках случайного заработка. Вот в сторонке расположилась группа мужчин. Тут люди разного возраста и по-разному одетые. Одни заняты чтением газет, другие о чем-то беседуют между собой, третьи зорко осматриваются по сторонам, словно давно кого-то ждут. Судя по тому, что некоторые из них прислонились к ограде, а иные присели на корточки, можно заключить, что они здесь давно и не собираются скоро покинуть это людное место.
Но что же они делают здесь?
Всё объяснилось просто: из-за угла показалась женщина с большим свертком в руках, и в тот же миг вся группа людей шумно снялась с места и бросилась к женщине.
Из толпы бегущих легко вырвался вперед высокий черноволосый парень в длинной белой рубахе и в коротких полинявших голубых штанах. Его коричневые пятки часто мелькали в воздухе. Было ясно, что он первым добежит до женщины со свертком. И вот все остальные, очевидно, поняв бесцельность дальнейшего состязания, вдруг остановились и пошли обратно, тяжело переводя дыхание.
Добежав до женщины, парень предложил ей свои услуги носильщика, и они начали торговаться. Торговля шла долго, очевидно, обладательница большого свертка дорожила каждым центом. Наконец они договорились, и парень, взяв ношу, пошел за женщиной.
Решив приобрести несколько местных видовых открыток, я зашел в первую попавшуюся лавчонку. На ее распахнутых дверях живописно лепились американские бульварные журналы. На грязных стенах висели размалеванные наволочки, полотенца, салфетки и платки. На полке — стопки белых, пожелтевших от времени, маек и трусов. На прилавке, под широковещательной рекламой: «Поезжайте, посмотрите», лежали фотоснимки местных достопримечательностей.
Из-за прилавка поднялся тучный торговец и, даже не выслушав меня, начал совать в руки штампованные американские часы, всячески расхваливая их и почти умоляя купить эту дрянь.
Я сказал, что мне нужны почтовые карточки. Но торговец попытался, очаровать меня местными сувенирами и забросал прилавок салфетками, наволочками, платками, полотенцами с аляповатыми видами Панамского канала.
Я отвел глаза в сторону от прилавка, пытаясь дать понять, что такие сувениры меня не интересуют, и увидел на стене большой фотопортрет, на котором был изображен в полный рост бравый американский полицейский, отдающий честь невидимому начальнику. Я без труда узнал в нем хозяина лавки. Рядом с его портретом висел другой, поменьше. На нем объектив запечатлел безусого юнца в полной форме американской военной полиции.