Зарыбляя весной пруды, выпустили десятки тысяч мальков ряпушки, а при облове попадают в кошель только сотни рыбок. Правда, вид у них хороший: рослые, упитанные, но всё же их оказалось слишком мало.

Куда же девалась большая часть рыбок? Что могло с ними случиться? Первое подозрение пало на омуля, с которым ряпушка находилась в одном из прудов.

Дело в том, что еще летом В. И. Ампилова отсадила несколько ряпушек в аквариум, чтобы было удобнее за ними наблюдать. А через некоторое время туда пустили довольно крупного омуля.

Ампилова по нескольку раз в день навещала рыбок.

И вот однажды она не досчиталась одной ряпушки. «Что такое? — подумала она. — Может быть, лаборантка, меняя воду, нечаянно выплеснула рыбку! Надо ей сказать, чтобы была внимательнее».

Но через несколько дней еще одна ряпушка бесследно исчезла. Теперь Ампилова и лаборантка дружно обрушились на кошку. Эта нахалка наловчилась здесь ловить рыбку!

Кошка была наказана и с позором изгнана из аквариальной.

Несколько дней всё было благополучно.

Но вот однажды, подойдя к аквариуму, Ампилова увидела юного омуля, одиноко плавающего в пустом аквариуме. Последние ряпушки исчезли.

— Вот что! — сказала Ампилова и подозрительно посмотрела на омуля: — Кажется, кошка была ни при чем!

Омуль безмятежно вильнул хвостом и опустился на дно.

— Съел! Слопал, негодяй, признавайся! — возмущенно воскликнула Ампилова.

Но разве от омуля можно было чего-нибудь добиться?

Пришлось ему попросту вспороть брюхо. И не зря. Ряпушки оказались там, как Красная шапочка в брюхе волка, с той лишь разницей, что Красная шапочка оказалась жива и невредима, а жизнь ряпушек была окончена.

Итак, омуль действительно мог съесть в пруде немало ряпушек. Но ведь в других прудах, например Артемьевском, который как раз при мне облавливали, омуля не было, а ряпушки всё-таки оказалось немного. В этом пруде была форель. Может быть, это она погубила часть ряпушек? Могли поразбойничать и колюшки, которые незаконно здесь развелись в немалом количестве. А может быть, ряпушке было слишком жарко? Ведь в сибирских озерах вода холоднее.

Кроме того, отдельные ряпушки были найдены в других прудах, куда баунтовскую гостью не высаживали. Очевидно, часть рыбок каким-то образом ускользнула из пруда, Может быть еще тогда, когда они были чуть заметными, тонкими, как волос, личинками.

Так или иначе, люди боролись за жизнь буквально каждой выловленной ряпушки.

Как только появлялась в кошеле рыба, ее сразу сортировали, отделяли ряпушку от форели, осторожно подхватывали сачками, отсаживали в более спокойный отсек, чтобы не било ее водой о неводок. Соберется несколько рыбок, — сейчас же их в ведро и в соседний пруд, в садок; там вода спокойнее, почище.

Поток рыбы становится гуще, — только успевай поворачиваться. А тут еще вороны слетелись со всего парка, разгуливают по вязкому ложу пруда, вдоль протоков, по краю еще наполненных водой впадин, так и норовят подхватить беззащитную рыбку. И сороки тут стрекочут, и галки — все тут.

— А ну-ка Юра, шугни их! — говорит Фенюшкин, командир облова, заведующий ропшинским отделением системы прудов.

Юра, студент практикант рыбного техникума, подхватив ружье, быстро уходит. Вскоре раздаются выстрелы. С криком взмывает вверх туча хищников. Улетели. Да только ненадолго, — скоро снова будут здесь. Много охотников поживиться рыбкой! Во время облова Кировского пруда карпы битком набили впадину, где еще оставалась вода. Ночью сюда прокрались, неизвестно откуда взявшиеся, два енота.

Пес Полкан, честно охранявший по ночам пруды, выследил воров и вступил с ними в бой. Во-время подоспевший хозяин Полкана отбил от разъяренного пса изрядно потрепанных енотов и посадил их в клетку.

Облов Артемьевского пруда продолжался.

— Василий Васильевич! — кричит Фенюшкину молодая белокурая работница, которая только что понесла ведро с ряпушками. — Ваня едет; я их прямо к Ване!

Два возчика — Ваня и Федор Иванович — переправляют рыбу в брезентовых чанах в зимовалы.

В повозку Федора Ивановича носят ведра с форелью, а в Ванину — ряпушку.

— Ну, Ваня, вези, да смотри выпускай поосторожнее!

— Знаю!

Ваня отправляется в отдаленный пруд с самой чистой водой.

Возвращаясь, радостно сообщает:

— Все живые. Одна сперва на бок легла, как я выпустил, а после повернулась, хвостом крутнула и пошла, и пошла…

Попадаются слабые, поврежденные при облове; этих везти далеко нельзя.

— Давайте, — предлагает Ампилова, — пустим их в соседний пруд, к карпам.

Две научные работницы ВНИОРХа, две Аси, спешат с ведром, где вяло плавают ряпушки, к пруду.

— Ой, смотри, одна на бок легла, — волнуется Ася, — не донесем!

— Попробуем всё-таки, — говорит другая Ася, — может, еще придут в себя!

Она осторожно опускает в пруд одну рыбку. Ряпушка беспомощно вплывает, лежит почти неподвижно, потом вдруг оживает, выравнивается. Вот замерла на миг, вот вильнула хвостиком — и ушла.

Выпустили вторую, третью… И эти следом! Все, кроме одной. Эту уже не разбудить. Не — в формалин. Пригодится для исследования.

Выжившие ряпушки представляют особый интерес. Ведь они оказались самыми стойкими, — значит, их потомки сумеют еще лучше приспособиться к новым условиям жизни.

И всех волновало: как перезимуют эти маленькие новоселы?

Но вот зима миновала. Не подвела ряпушка, хорошо перенесла холод, даже подросла. Ее бережно пересадили в нагульные пруды, — пусть растет и развивается дальше.

Ну, что ж, ряпушка как будто приживается к новым местам, — это хорошо. Но одни волнения сменяются другими. Теперь рыбоводов тревожит: сохранит ли ряпушка свою ценную особенность — нереститься весной, не изменится ли она в новых условиях.

Это покажет будущее.

С каждым годом возрастает рыбье население ропшинских прудов. Увеличивается не только по количеству. Вот еще новые рыбы появились в Ропше: нельма и пелядь.

Нельма прибыла из Кубенского озера Вологодской области.

Нельма — родная сестра волжской белорыбицы, одной из самых ценных рыб. Три тысячи километров проходила белорыбица, поднимаясь по Волге и ее притокам, чтобы добраться до своих привычных нерестилищ на реке Белой и Уфе. Теперь этот путь ей вскоре преградят Сталинградская и Куйбышевская плотины.

А нельма издавна жила в Северной Двине. Но и ее путь к нерестилищу был долог: вверх по Северной Двине и ее притоку Сухоне — в Кубенское озеро, а отсюда еще дальше — в речки Кубину и Ельму.

Но вот, лет сто назад реку Сухону перегородили плотиной, и молодь нельмы оказалась запертой в Кубенском озере. Оставалось либо погибать, либо приспосабливаться к новым условиям жизни.

Многие, наверное, и погибли… Но самые стойкие выжили, выросли и дали потомство. Так постепенно образовалось особое местное стадо нельмы — обитательницы Кубенского озера. Она отлично тут прижилась, а метать икру ходит попрежнему в реку Кубину, только поднимается совсем невысоко — километров на пятьдесят.

Всё это разузнали сотрудники ВНИОРХа. Кроме того, им удалось выяснить, что нельма в Кубенском озере вдвое быстрее растет и развивается, она становится взрослой гораздо раньше, чем ее прародители, жившие в Северной Двине. Значит, рыба эта особенно ценная. Вот и доставили ее в Ропшу на воспитание, чтобы затем переселить в другие озера и водохранилища.

С пелядью тоже стоит поработать. Это рыба удивительно стойкая ко всяким жизненным невзгодам. Она выносит и холодные и высокие температуры, водится даже в таких озерах, где зимой от заморов — недостатка кислорода — погибает почти всё рыбье население. А пелядь чувствует себя неплохо. Она откладывает икру на подземных ключах, несущих воду, богатую кислородом, и, что особенно важно, нерестится в декабре — подо льдом.

Привезенная зимой икра пеляди была проинкубирована, и в мае ее личинки выпустили на новое место жительства. Пищи в прудах было уже вдоволь. Пелядь хорошо прижилась и как следует выросла за лето.