Зародыши в икринках развивались три дня. Затем, прорвав оболочку, из каждой выклюнулись личинки — маленькие уродцы с огромным желточным мешком — запасом продовольствия, которым снабдила их мать.

А к тому времени, как желточный мешок рассосался и личинка стала искать, чего бы покушать, вся вода кишела микроскопическими рачками — планктоном.

Только поспевай хватать!

Когда же личинки подросли и стали приличными мальками, до 350 миллиграммов весом, их выловили и прямо с питательным планктоном переправили в выростной пруд, где тоже заранее всё было подготовлено к приему гостей и где подрастали всякие туфельки, хиронамиды и прочий лакомый корм для мальков более старшего возраста.

Ну как тут было не расти и не толстеть!

И всё-таки самыми крупными оказались чешуйчатые гибриды. И хотя рыбы так отличались друг от друга, но во время обловов вели себя одинаково.

Уже почти спущен пруд, местами обнажилось ложе, а в кошеле совсем еще мало рыбы. Куда же девались карпы?

— Пойдемте, — говорит мне Лебедева, — я вам сейчас их покажу.

Идем вдоль пруда Быстрянка № 4, где идет облов, к Быстрянке № 3, откуда через речку Быстрянку поступает вода в 4-й Быстрянский. Спешим, насколько позволяет вязкий ил, который буквально сдирает с ног резиновые сапоги.

Наконец мы возле «монаха», — так называют наружную вертикальную часть водоспуска. Сильной струей воды здесь выбита довольно глубокая яма.

— Вот они, жулики, куда забились, — говорит Лебедева.

Обычно светлая, прозрачная вода в яме черна. Да ведь это карпы!

Огромными стаями, очевидно за какими-то своими вожаками, они мечутся, то подплывая к «монаху», то заворачивая обратно. Отдельные карпы толкутся у самых берегов, пытаясь зарыться в ил.

— Почуяли, что вода спадает, ищут выхода… Ой, что это у тебя на голове, дружок?

Лебедева опускается на колени у водослива, где толпа карпов гуще всего, и просто так, рукой вынимает из воды рыбку. На голове у нее два белых пятнышка.

— Чешуя содрана. Кто это ее так угостил? — хмурится Любовь Игнатьевна, выпуская обратно карпа и подхватывая другого, — вот и у этого… Ловили вас, что ли?

Назад мы идем вдоль речки Быстрянки и тут, на перекатах, видим множество рыбы; она стремится вверх, против течения. Рыбок кружит, переворачивает, бьет о камни, сносит вниз. Но они упорно пробиваются вперед и вперед, спасаясь из мелеющего пруда…

— Вот они откуда, белые пятна, — усмехается Лебедева. — Да, тут еще и не так можно ободраться!

Но проходит время. Уже только ручей бежит по ложу пруда. Видно, чуют карпы — в яме не отсидишься. И кошель наполняется рыбой.

Теперь только успевай сортировать да отгружать в брезентовые чаны на повозках, да скорее переправлять в зимовалы.

В одном из кошелей плещутся крупные рыбины. Это карпы двухлетки. Они делают гигантские прыжки. Вот один чуть не выпрыгнул из сетки, зацепился плавником и повис. Он отчаянно бьется о сетку. Приходится срочно снимать его сачком и водворять обратно.

— Среди этих двухлеток есть меченые. Весной мы отрезали им часть нижних лучей хвостового плавника. Сейчас их найдем и посмотрим, как они подросли. — Лебедева ловко подхватывает сачком одну из крупных рыбин; но у той хвост вполне нормальный. Вытаскивает еще несколько. У всех хвосты как хвосты! Я смотрю на Лебедеву вопросительно. Она пожимает плечами:

— Отросли…

— Как это? Не понимаю!

— Хвосты отросли!

Действительно, ни одной рыбы с подрезанным плавником… Отросли хвосты — и всё тут! Не от плохой жизни, конечно!

— Ладно, — говорит Лебедева, — а пока что, лучшим гибридам я всё-таки хвосты подрежу; уж за зиму, я полагаю, они никак не отрастут!

В пруде Быстрянка № 3 карпов кормили, а в Быстрянке № 4 они жили на естественных кормах. Тех и других отправят на зимовку в два разных пруда, с теплой и холодной водой, и будут вести наблюдения по четырем группам, чтобы узнать, в каких условиях карпы-гибриды лучше растут и зимуют.

Перед тем как выпустить в зимовалы, карпов купают: им устраивают пятиминутную солевую ванну. Делается это для того, чтобы уничтожить жаберных сосальщиков и других паразитов.

Солевая ванна освобождает рыб от этих неприятных жильцов, однако карпам это купанье не доставляет особого удовольствия. Самые слабые рыбки при погружении в солевую ванну испытывают так называемый шок: они теряют подвижность, всплывают и лежат на боку, слабо шевеля плавниками. Некоторые переворачиваются кверху брюшком и так медленно плавают. К чести ропшинских карпов, должна сказать, что большинство держалось в солевой ванне молодцом: медленно, но плавали, как бы с трудом раздвигая воду. И очень мало лежало «в обмороке».

Но вот пять минут прошло. Ванна окончена. Теперь — под «душ», в свежую струю воды у «монаха». Соль смыта, рыбки быстро приходят в себя, снова весело плавают.

Можно и выпускать. Вильнув хвостиками, они расплываются, как бы растворяясь в воде…

Счастливой зимовки!

Мы пожелаем счастливой зимовки и матери этого многочисленного семейства. Всё лето плавала она в особом пруде, вместе с форелями производителями. Эту огромную — в 6 килограммов весом — рыбу сразу можно было узнать. Даже в воде ясно была видна на ее теле, немного ниже спинного плавника, большая белая цифра «5».

— Наша рекордистка, — говорят о ней рыбоводы.

И в самом деле рекордистка. Она дала не только весьма большое, но и стойкое к жизненным невзгодам потомство. Из 85 тысяч ее детей-мальков уцелела и выросла почти половина!

Теперь остается только подсчитать. Примерно 40 000 гибридов-сеголеток — весом в среднем 38 граммов каждый — дают полторы тонны живого веса. А если после зимовки выживет две трети рыбок, они к следующей осени вырастут уже до 500 граммов каждая.

Значит, общий вес их достигнет чуть ли не полутора десятка тонн!

Понадобится целая колонна авточанов, чтобы увезти эту семейку. Да, пятерок зря не ставят!

Недавно в ропшинских прудах появились гости, прибывшие издалека: байкальский омуль и ряпушка родом из Бурят-Монголии, из Баунтовских озер — отличные рыбы из семейства лососевых. Икра омуля и ряпушки доставлена на самолете.

К переселению омуля в ропшинские пруды многие рыбоводы относились недоверчиво. «Омуль! В Ропше? — говорили они. — Что вы? Да он у вас не выживет. Ведь в Байкале какая чистейшая вода, какие глубины! А в ропшинских прудах вода хоть и не плоха, да мало ее, мелко, пруды заросли водорослями, ила на дне целая подушка. Летом нагревается вода в прудах чуть не до 30 градусов. Скрутится, сварится ваш омуль!»

А омуль выжил! Выловили его даже больше, чем предполагали. И, снимая с чашки весов трепещущую рыбу, научный работник — Валентина Исаевна Ампилова — записывает вес омуля: 53 грамма, затем — 58… 63… и скромно говорит:

— Ничего, вырос прилично.

Что касается ряпушки, — дело сложнее.

Вы спросите: «А зачем было привозить ряпушку издалека? Ведь она водится и поближе — в Финском заливе и некоторых озерах Ленинградской области». Да, водится. И все эти ряпушки так же, как и бурят-монгольская, питаются главным образом планктоном.

Но дело в том, что баунтовская гостья — единственная из ряпушек, которая нерестится весной. Это и определило ее судьбу.

На широких просторах, залитых весенней водой, развивается богатейший планктон, но мало ценной рыбы, которая могла бы его как следует использовать.

Особенно важно переселить баунтовскую ряпушку в новые водохранилища-моря: Куйбышевское, Цимлянское и другие. Ведь к осени водохранилища, как говорят инженеры, «срабатываются», уровень воды в них понижается, икра осенне-нерестующих рыб обречена на обсыхание и гибель. Икра рыб, нерестующих весной, напротив, попадает в самые благоприятные условия для развития, так как водохранилище в это время наполнено. Ряпушке будет там раздолье.

Но к такому переселению ее нужно подготовить: воспитать и вырастить в прудах.

И вот тут-то ряпушка и причинила рыбоводам немало волнений и хлопот.