— Франсуа, нам нельзя опаздывать. Мадам де Мопассан ждёт нас к обеду. Сядем на девятичасовой поезд.

   — Хорошо, месье.

Когда он принёс в спальню свежую рубашку, туда вошёл Ги.

   — Франсуа, я не могу побриться. В глазах туман.

Слуга помог ему. Съев на завтрак два варёных яйца и выпив чаю, Ги почувствовал себя лучше. Франсуа принёс почту. Ги пришли поздравления от друзей отовсюду — из Парижа, Этрета, Канна, даже из Алжира и Туниса. Вошли Бернар и Раймон, смущённо теребя свои береты.

   — Поздравляем вас, месье.

   — Примите наилучшие пожелания, месье.

   — Спасибо, Бернар, спасибо, Раймон. — Ги тепло пожал им руки, глядя в их добрые, обветренные лица. — И я поздравляю вас с Новым годом.

Потом пришли Роза, нескладная, краснолицая дневная служанка. Она расцеловала его в щёки.

   — Спасибо, Роза.

Последним поздравил его Франсуа.

   — Желаю вам всех благ, месье, и скорейшего выздоровления.

Ги кивнул и пожал ему руку, не сказал ничего, но Франсуа увидел на его глазах слёзы.

На девятичасовой поезд они не успели. В десять Ги сказал:

   — Ну что, Франсуа, готов? Если не поедем, мать сочтёт, что я болен.

В поезде Ги всё время смотрел на сверкавшее под солнцем море.

   — Какой день для прогулок под парусом, Франсуа! Прекрасный восточный ветер.

На виллу Равенель они поспели как раз к обеду.

Франсуа подавал на стол. Кроме мадам де Мопассан там была её сестра, мадам Арнуа де Бланг, Мария-Тереза и маленькая Симона, дочка Эрве. Разговор шёл оживлённо, и Франсуа был рад, что хозяин ест с аппетитом. Потом мадам де Мопассан упомянула о вилле на набережной.

   — Это вилла Роз, там самая, Ги, которой ты всегда восхищался. Помнишь, хозяин отказался продать её нам. Теперь, говорят, продаёт.

   — Да. Мне вчера сказала таблетка.

Наступило молчание. Франсуа обходил стол, собирая тарелки. Он увидел, что хозяин его густо покраснел, поняв, что выдал себя. Мадам де Мопассан таращилась на сына. Франсуа понял, что она расслышала хорошо, догадалась, что это не шутка и не случайная оговорка.

Маленькая Симона уронила вилку, и мадам де Бланг тут же принялась ей выговаривать. Мать девочки сказала:

   — Франсуа, ей нужно ложку.

И этот инцидент был забыт.

До конца обеда Ги молчал. Другие довольно громко говорили с напускной серьёзностью о пустяках. В четыре часа приехал экипаж, чтобы отвезти Ги и Франсуа на станцию. На прощание Ги расцеловал всех.

   — Дорогой мой сын! — Мать обняла его так, словно не хотела отпускать от себя, но ничего больше не сказала. По пути на станцию они остановились и купили корзину винограда, чтобы продолжать лечение. Дома Ги умылся и переоделся. Ужинал он, как обычно; Франсуа подал ему куриное крылышко и рисовое суфле с ванилью.

Потом Франсуа навёл порядок в кухне и сидел там с Раймоном. Они слышали, как Ги расхаживает по столовой взад-вперёд. Без остановки. Дверь из столовой на кухню была открыта, и он иногда подходил к кухонному порогу, затем поворачивал обратно, туда-сюда, туда-сюда. Они сидели молча, прислушивались к мерным шагам, поглядывали друг на друга украдкой, словно боясь выдать свои мысли. Хозяин их ходил и ходил. Тень его то появлялась на стене, то исчезала. Слышно было, как тикают часы. Наконец звук шагов изменился. Франсуа изогнулся на стуле и глянул в дверь. Хозяин поднимался в спальню. Слуга постоял в испуге и растерянности, потом заварил ромашковый чай и понёс ему. Ги раздевался.

   — Спина болит, Франсуа. Можешь чем-нибудь помочь?

   — Сейчас, месье.

Франсуа поставил ему банки. Через час хозяин успокоился и готов был отойти ко сну; слуга помог ему улечься в постель, вышел в соседнюю комнату и стал ждать, когда он заснёт. Дверь оставил открытой. Часы пробили полпервого. Раймон отправился спать. В доме было тихо. Франсуа почувствовал, что глаза его слипаются. И внезапно подскочил. У садовой калитки зазвонил колокольчик. Он спустился. Рассыльный принёс телеграмму. Франсуа взял её и тихо поднялся наверх, заглянул в спальню хозяина: тот спал глубоким сном, чуть приоткрыв рот. Франсуа положил телеграмму на ночной столик и на цыпочках пошёл к себе в спальню. Он чувствовал себя усталым; приятно было разлечься на свежих простынях. Подкрутив лампу, Франсуа погрузился в сон.

Франсуа проснулся от какого-то шума. Глянул на свои часы — без четверти два. Скверное время. Поняв — что-то случилось, он выбежал на лестничную клетку и отпрянул. Хозяин стоял на верху лестницы, из широкого пореза на горле лилась кровь. В руке у него была бритва.

   — Месье, Боже мой, что вы наделали?

Он бросился к Ги.

   — Видишь, Франсуа, перерезал горло. Это полнейшее безумие.

   — Месье де Мопассан, добрый мой хозяин!

Франсуа обхватил его и позвал Раймона. Через минуту тот появился, смертельно бледный. Они отвели Ги в спальню и уложили на кровать.

   — Раймон, за доктором Валькуром. Быстрее.

Раймон выбежал. Франсуа стал пытаться остановить кровь. Раймон вернулся с врачом через двадцать минут. Врач держался спокойно, уверенно.

   — Подержите лампу. — Он сунул её Франсуа в дрожащие руки. — Теперь, Раймон, держите своего хозяина. Покрепче. Изо всех сил. Не давайте ему шевельнуться.

Раймон с дрожью смотрел, как доктор очищает рану и накладывает швы.

Покончив с этим, врач оставил указания на ночь и удалился. Ги поглядел на стоявших у кровати.

   — Франсуа, Раймон, простите за такое беспокойство.

   — Месье, ничего не говорите, пожалуйста.

Ги протянул руку, они оба взяли её.

   — Я хочу попросить у вас прощения. Прощаете вы меня?

   — Нам не за что прощать вас, месье.

Франсуа сел возле него.

   — Вы поправитесь, месье. Через несколько недель это будет забыто. Непременно, месье, непременно, непременно.

Слуга повторил это слово несколько раз и решил, что оно подействовало благотворно; Ги взглянул на него с надеждой.

   — Думайте о «Милом друге», о своей книге, о всех прекрасных вещах, про которые нужно писать, месье...

   — Да, Франсуа, писать...

Наконец Ги повернулся и заснул. Смертельно бледный Раймон опёрся о спинку кровати. Франсуа сказал ему:

   — Выпей немного рому. Придёшь в себя.

Раймон кивнул и отвернулся. Рыдания сотрясали его. Он не мог говорить.

Они оба остались с хозяином. Ги положил ладонь на руку Франсуа, и тот боялся пошевелиться, чтобы не разбудить спящего. И слуга, и матрос молчали. Сидя в тусклом свете лампы они думали об этом непоправимом несчастье. Франсуа хотелось, чтобы всё окончилось сейчас, чтобы жизнь хозяина прекратилась. Потом он внушил себе надежду; уверил себя, что хозяин его не совсем сошёл с ума, так как понял, что причинил себе вред, что дух его не умер — значит, надежда ещё есть. Он убедил себя, что сумеет помочь хозяину вернуть здоровье, и это ужасное событие со временем забудется. Не может быть, чтобы хозяин его так умер, раз всего два дня назад он говорил ясно, рассказывал истории о феканском монахе и прочие. Да и телом он ещё крепок.

В восемь утра Ги проснулся. Франсуа показалось, что выглядит он лучше. Пришёл Бернар и, увидев больного, вздрогнул. Франсуа потрогал руку хозяина — нет ли температуры. Рука была прохладной. Принёс яиц всмятку и накормил его. Потом Ги весь день бессильно лежал, равнодушный к тому, что происходит вокруг.

В час дня приехала мадам Арнуа де Бланг. Мадам де Мопассан слегла при вести о случившемся, и за ней ухаживала Мария-Тереза. Когда мадам де Бланг вышла из спальни, Франсуа увидел на ночном столике телеграмму. Поглядел на текст. Ноэми слала Ги новогодние пожелания. Франсуа ощутил, как в его душе закипает гнев. Ну и женщина! Сколько зла она причинила хозяину, преследуя его. Он сжал кулаки. Рок ли случившееся, естественное стечение обстоятельств или тайные деяния злых сил? Почему эти добрые пожелания от самого жестокого врага пришли именно в ту минуту, когда мозг его хозяина вышел из строя? Он оглядел комнату. Около восьми часов вечера его хозяин проснулся и внезапно сел.