— Вы будете капитаном, — сказал Барнаво. — Я возьму на себя должность кока. Кстати, я же буду пополнять запасы пресной воды.
На следующий день Жюль Верн и Барнаво посетили владельца баркаса и, недолго думая, купили этот баркас. Барнаво «присмотрел» двух рыбаков, сговорился с ними, убедил бросить ненадёжное и опасное рыбацкое дело и поступить на службу к самому Жюлю Верну.
— Служба весёлая, — рекламировал Барнаво. — Иногда на баркасе, чаще всего у себя дома. Мой хозяин обожает море на карте и глобусе. Кроме того, ему нужно так много писать, что вы будете иметь дело со мной. Жалованье? Деньги у нас имеются, задержки не произойдёт, можете не беспокоиться.
Вскоре Жюль Верн, его семья и Барнаво присутствовали на освящении яхты «Сен-Мишель» — так назвали её в честь небесного покровителя рыбаков. Команда яхты получила форменную одежду: синие широкие штаны с золотыми адмиральскими лампасами, зелёную куртку и красный берет. На первой странице судового журнала Жюль Верн написал:
Хозяин судна и капитан — Жюль Верн
В маленькой каюте — в ней едва и с большим трудом поместились семь человек — было устроено нечто, что Барнаво назвал «водяным банкетом», после чего всех участников его укачало так, словно они выдержали настоящую морскую бурю.
Жюль Верн полюбил свою яхту. Барнаво распоряжался на ней как дома и не один раз предлагал выйти в море, но капитан предпочитал держаться на расстоянии «полувздоха от берега». Весной 1868 года он приступил к работе над новым романом.
Подводные лодки весьма несовершенной конструкции существовали уже в середине девятнадцатого столетия, но Жюль Верн не только в фантазии своей, но и научно обосновал во всех технических подробностях такую подводную лодку, которую практически оказалось возможным построить спустя каких-нибудь пятьдесят-шестьдесят лет. Жюль Верн во все дни своей жизни старался не отставать от передовой науки своего времени; учитывая реальные возможности развития техники, он всегда заглядывал на много лет вперёд. Все те научно-технические проблемы, которые теоретически разрабатывались в его время, были практически разрешены им в своих романах. Одним этим он был велик и для современности; одно это делало его писателем исключительным, ни на кого не похожим.
Действующие лица уже созданных им романов не претендовали на звание типов, живых персонажей мировой литературы. Капитан Гаттерас представлял собою фанатика одной великой идеи. Гленарван был добр, мужествен и человечен в лучшем смысле этого слова. Барбикен мало чем отличался от всех прочих «механизмов» романа, — разница состоял в том, что он нёс в себе восхищение Жюля Верна технической смекалкой американцев. Роберт и Мэри присутствовали в романе как живой элемент удивления и восхищения главным действующим лицом повествования, имя которому — география. Ранее созданному Жюль Верн придавал новую функцию. Он прекрасно понимал, в чём его сила, что именно он открыл и что останется не только в литературе французской. Доброжелательно настроенная к Жюлю Верну критика уверяла, что он создал Паганеля — образ, которого не было в литературе. Жюль Верн соглашался, но с оговорками не в пользу рассеянности симпатичного, милого Паганеля.
Жюлю Верну хотелось сотворить человека — борца за свободу. И вот он создал капитана Немо, человека, который за свои великие земные цели борется, находясь под водой. Этот гордый, волевой, образованный человек мстит англичанам, поработившим его родину — Индию, и помогает греческим повстанцам с острова Крита. И в этом своём новом романе Жюль Верн главным действующим лицом делал человека, а не машину, не географию, не астрономию и геологию, как это было в первых романах. На суше и на поверхности моря уже существовали капитаны Немо, их создала вся мировая литература. Но мстителя подводного литература ещё не знала.
Два месяца Барнаво невозбранно хозяйничал на борту яхты. Жюль Верн работал. Атласы, морские карты, справочники, газетные вырезки, собственноручные рисунки, чертежи и планы наполнили всю каюту. Судовой журнал пришлось забросить, но Барнаво регулярно заносил на его страницы всё, что находил достойным и полезным для потомства. Так, например, один раз Жюль Верн решил побеседовать со своим литературным секретарём, и эту коротенькую беседу Барнаво занёс в судовой журнал:
«…Он сочиняет роман про гордого человека, который не может действовать на земле, а потому ушёл под воду, скрылся в подводной лодке. Жюль Верн читал мне своё сочинение, и я запомнил те слова, которые произносит капитан Немо, обращаясь к Аронаксу: „До последнего вздоха я буду на стороне всех угнетённых, и каждый угнетённый был, есть и будет мне братом“. Золотые слова! Так думает и сам Жюль Верн. Я спросил: „А почему ваш капитан Немо не француз?“ — „Потому, Барнаво, что цензура не позволит мне сделать мстителем француза, понимаешь?“ Я, конечно, всё понимаю, и даже больше того. „И вы это сочиняете для школьников?“ — спросил я. „Для всех возрастов“, — ответил Жюль Верн».
«… Плаваем, наблюдаем за горизонтом, забрасываем сети, в которые иногда кое-что попадается. Жюль Верн сидит и сочиняет, и я не могу понять, как это может делать один человек! Ну, когда их много — один выдумывает, другой присочиняет, третий пишет, четвёртый поправляет, пятый тоже не сидит без дела, шестой смотрит и говорит: „Бедные вы мои, довольно на сегодня, отдохните!“ Жюль Верн сказал мне, что у него будет электрическое освещение в „Наутилусе“ — такого ещё нигде нет в мире. „Наутилус“ уже делает (в романе моего гениального мальчика) пятьдесят миль в час. И помимо людей серьёзных, сильных и таких, без которых роман не роман, в новой книге будет Аронакс, это такой, как говорит Жюль Верн, персонаж, без которого ему скучно. Это тот же доктор Клоубони, только под водой…».
Жюль Верн работал с пяти утра до полудня. С четырёх до восьми он читал, делал выписки, исправлял написанное. Форма повествования менялась дважды. В первом варианте роман заканчивался гибелью капитана Немо. Второй, и окончательный, вариант оставлял его в живых: он ещё должен был пригодиться в будущем. Когда роман был готов на девять десятых, Жюль Верн прибыл в Париж и явился к Этцелю.
— Здравствуйте, здравствуйте! — радостно приветствовал Жюля Верна издатель. — Привезли новый роман? Давайте его! Что? Ещё не готов?
— Я пришёл к вам за советом, — сказал Жюль Верн. — Потрудитесь слушать то, что я буду читать, и делайте самые строгие замечания.
Чтение продолжалось двое суток, читали по очереди. Этцель был взволнован.
— Сильно сделано, — сказал он. — Не торопитесь, работайте месяца два, полгода, забудьте о нашем договоре. Нужны деньги?
Жюль Верн отрицательно покачал головой. Он попросил Этцеля добыть всё, что только есть и что достать возможно о морском дне и его богатствах. Таблицы глубин морей и океанов. Немедленно. Если можно то сию минуту.
— Все просимые мною материалы у меня имеются, но мне хочется сверить их с теми, которые я получу от вас. До свидания!
Этцель задержал Жюля Верна, заявив, что с ним хочет познакомиться украинская и русская писательница Мария Александровна Маркович, работающая под псевдонимом Марко Вовчок. Она печатала в журнале Этцеля свои рассказы, переведённые ею же на французский язык. Жюлю Верну был хорошо известен тот номер журнала, в котором была помещена сказка Марко Вовчок, обработка известного сюжета о двенадцати месяцах — «Добрая Розочка и Злючка-Колючка».
— Мой бог! — воскликнул Жюль Верн, критически оглядывая себя. — Знакомиться с русской дамой, а я, как видите, в костюме мореплавателя! Она молодая, эта дама?
— И молодая и красивая, — сказал Этцель. — Идёмте ко мне, она сидит и скучает над каким-то журналом.
В самом деле, Марко Вовчок, Маркович по мужу, оказалась и молодой и очень красивой. Её длинная, толстая коса была обвита вокруг головы подобием короны. Жюль Верн, познакомившись с красивой дамой, отошёл в сторону, издали любуясь ею. Этцель немедленно предложил Жюлю Верну дать обаятельной, талантливой Марии Александровне Маркович авторское право на перевод всех своих романов, как уже написанных, так и тех, что появятся в будущем.
