Книга появилась в продаже спустя сорок девять дней. Жюль в сопровождении Барнаво отправился в экспедицию издательства получать авторские экземпляры. Новый чек от Этцеля он получил накануне, беседа с Гастоном Фужером на этот раз была более продолжительной. Тридцать книг уже были приготовлены — две массивные, тяжёлые пачки, крест-накрест перевязанные верёвкой. Барнаво поднял их и заявил, что понадобится помощь мальчика — того, что стоит и ждёт, когда его позовут.

— Зови, Барнаво, этого мальчика! Нет, зови тридцать мальчиков, пусть каждый несёт по одной книге!

— Я ничего не имею против оркестра духовой музыки, — заявил Барнаво. — А это не сон, мой дорогой Жюль Верн? Дайте мне хороший подзатыльник! Я могу умереть от радости и счастья!

— Мы должны долго жить, Барнаво, — сказал Жюль. — Умереть сегодня страшно!

— Умирать всегда нехорошо, но если для продления вашей жизни понадобится чья-то другая — возьмите мою! Только сперва разрешите мне прочесть вашу книгу!

— Барнаво! — воскликнул Жюль и кинулся в объятья своего верного старого друга. — Мы будем работать, как волы! С утра до ночи! Впрочем, работать буду я, — ты теперь должен отдохнуть. Сегодня же ты выходишь на пенсию. А теперь нанимай экипаж и закупай всё поименованное вот в этом списке. Я буду дома через три часа. К моему приходу стол должен быть накрыт на пятнадцать персон. Побольше вина, фруктов, мяса, сыра…

— Хлеба, масла и сосисок, — закончил Барнаво. — Всё знаю, Жюль Верн, всё знаю! Когда же вы успели заготовить этот список?

— Пять лет назад, — ответил Жюль.

Он не торопясь шёл по улицам Парижа. Походка его изменилась, — он и сам обратил на это внимание, — она стала уверенной; Жюль дышал глубоко и полно; он свысока, но вовсе не пренебрежительно глядел на прохожих — читателей своих, отныне своих читателей! Он заходил в магазины писчебумажных принадлежностей, выбирал самую дорогую бумагу, конверты, тетради и просил прислать на дом вот по этому адресу. «Всего хорошего, будьте здоровы, желаю вам удачи!» В трёх магазинах он накупил столько бумаги, перьев, карандашей и чернил, что ему хватило этого лет на пять. Затем он зашёл в магазин цилиндров, шляп и котелков; свою старую жёлтую шляпу оставил на прилавке, а вышел из магазина в мягкой жёлтой панаме со шнурком. В ювелирном магазине он купил золотое кольцо; зачем, кому — и сам не мог понять. «Подарю кому-нибудь, — сказал он себе. — Такое милое колечко, как не купить…» В магазине обуви он только посидел с минуту и ушёл. «Ботинки буду заказывать, у меня мозоли, широкая ступня, готовая обувь вредит моему здоровью», — сказал он и отправился к Иньяру:

— В шесть вечера прошу пожаловать ко мне на маленькое торжество по случаю выхода моей книги!

От Иньяра он проследовал к Дюма-отцу. Почтенного романиста не оказалось дома. Бывшая квартирная хозяйка, мадам Лярош, дала тысячу уверений в том, что она придёт в шесть без пятнадцати. Надар сказал: «Бегу сию минуту!» Кузен Анри Гарсе обещал быть ровно в семь. «Раньше никак не могу, — сказал он. — „Надеюсь, вина будет достаточно?“ — „Пять литров на человека“, — ответил Жюль.

Не пригласить ли Жанну?

Он послал ей большой букет белых и красных роз.

Отец и мать… Они далеко, стары, не приедут.

А что же книга?

Книга раскупалась, как хлеб.

Школьники читали её, как некий учебник географии, в котором для лучшей усвояемости были добавлены приключения. Взрослые, по совету детей, среди дел и забот наскоро пробегали одну-две страницы и уже не могли оторваться, забывая дела и отдыхая от забот.

Из дома в дом летела весть: «Вышла интересная книга, спешите купить её, вы не раскаетесь, вы не заснёте, забудете всё на свете и даже почувствуете лёгкое головокружение после путешествия на воздушном шаре».

Газетные обозреватели и солидные критики вынуждены были очень серьёзно отнестись к предложенной им для отзыва книге. Один из них, наиболее откровенный, скромный и честный, на страницах газеты признался, что он ничего не знал об Африке, — всё недосуг было прочесть и узнать, и вот ему преподнесли эту страну, её климат, животный мир, растения в такой увлекательной форме, что хочется сказать автору: «Большое спасибо, добрый, талантливый Жюль Верн!»

Прошёл месяц, и Этцель приступил к подготовке второго издания. В качестве иллюстратора он пригласил Риу, — этот художник давно мечтал о такой именно книге. Она вышла, поступила в продажу; бюро газетных вырезок прислало издателю тридцать печатных отзывов. Жюль перевязывал шёлковой тесьмой письма от читателей: белой от женщин, синей от мужчин. Писем от мужчин было больше.

— На завтра к обеду котлет, анчоусов, рыбы, — говорил Жюль Онорине. — Я всё ещё голоден! Я очень долго думал о читателе и наконец получил право подумать о себе.

Роман Жюля очень скоро перевели в Петербурге на русский язык; роман вышел под названием «Воздушное путешествие через Африку»; книга была издана Головачёвым. Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин писал о ней в «Современнике»: «Ребёнок не встретится здесь ни сблагонравным Ваней, ни с обжорливою Соней, ни с лгуном Павлушей, рассказы о которых так тлетворно извращают детский смысл, но сразу увидит себя окружённым здоровой и свежей атмосферой. Он увидит, что автор не обращается к нему, как к низшему организму, для которого требуется особенная манера говорить с картавленьем, прпшептыванием и приседаниями и которому нужны какие-то особенные „маленькие“ знания: он поймёт, что ему дают настоящие знания, что с ним говорят об настоящем, заправском деле…»

Жюль задумывал новый роман. Ещё пять-шесть месяцев, и на столе Этцеля должна лежать рукопись размером не менее десяти листов.

— О чём же ты будешь писать? — спросила Онорина.

Муж её задумался. У него было много планов, но сейчас особенно сильно беспокоил один.

— Сен-Клер-Девиль, геолог, с которым я недавно познакомился, — ответил Жюль, — предложил мне идею интереснейшего романа. Он должен называться так: «Путешествие к центру земли». Мой новый друг сам спускался в кратеры погасших вулканов; Девиль представляет собою готовый образ учёного-мыслителя, не жалеющего жизни своей ради науки…

— Мой бог! — всплеснула руками Онорина. — Ты должен написать этот роман в пять-шесть месяцев! Ты закабалил себя! Ты совершил оплошность!

— Может быть, я переоценил своё здоровье, — спокойно проговорил Жюль. — Два романа в год — совсем немного. Этцель ничего не навязывал мне, я добровольно согласился с его предложением давать в год два романа. Зато двадцать тысяч франков, моя дорогая! Этцель нашёл меня, он указал мне мою золотую жилу! А я, как тебе известно, умею работать по десять часов в сутки.

— Иногда ты работаешь и двенадцать часов!

— Значит, нет нужды волноваться. На следующей неделе мы отправляемся в Нант, там пробудем до сентября, и, как только вернёмся, я немедленно сажусь за «Путешествие к центру земли».

Пьер и Софи Верн состарились. Старшая сестра Жюля вышла замуж и жила в Лондоне, младшая служила в пароходной компании в Гавре. Поль в качестве офицера флота плавал по морям и океанам.

Нант застраивался новыми домами, через Луару был перекинут железнодорожный мост. Мадам Дювернуа сгорбилась и ходила опираясь на палку. Родители Жанны умерли. Мадам Тибо закрыла свою книжную лавочку и открыла парфюмерный магазин, находя это более выгодным делом: все ровесники её, — а ей исполнилось семьдесят пять лет, — хотели казаться моложе и для этого прибегали к помощи косметики.

Старый адвокат Пьер Верн обнял молодого писателя Жюля Верна и расплакался.

— Ах, Жюль, Жюль, — сказал он, — всё-таки ты…

И не договорил: к нему подвели внука, которым он и занялся, предоставив в его распоряжение свою бороду, очки и цепочку от часов.

— А я пойду по местам моего детства, — сказал Жюль. — Я уже в том возрасте, когда на своё детство смотришь как на самое светлое, что было в жизни…