«Слава Богу», — подумала Аглаида Карповна, которая и без того знала неимоверное количество мам. Даже без Яшиной коллекция была достаточно полной.

Город просыпался, лениво и нерешительно. Аглаида Карповна все смотрела в окно, планируя присоединиться к суете через час-другой — после дворников, студентов и первоклашек. Она не выносила общественного транспорта и тяжелого дыхания похмельного населения. А хорошо, что Яшу можно вычеркнуть! Хорошо, потому что в правильной игре самое главное доверие.

И приехала она сюда вовремя. Она просто чувствовала это. Что-то еще можно поправить. Прояснить. Только надо успеть.

— Тогда, может, все-таки чайку? — трогательно улыбаясь, спросила Аглаида Карповна.

— Только водки. За воссоединение наших любящих сердец, — усмехнулся Яша.

Первый раз Тошкин проснулся оттого, что нагло хлопнула входная дверь, во второй — оттого, что Анна прошла какой-то уровень в какой-то мутной компьютерной игре, в третий — от фальшивого исполнения «Хава нагилы» и бодрого старушечьего смеха. Он ни минуты не сомневался, что живет в сумасшедшем доме, но почему тут не соблюдается хотя бы элементарный режим? Дмитрий Савельевич натянул спортивный костюм и вышел проконтролировать ситуацию.

— Все спокойно, мама ушла на работу, — улыбнулась Анька, не отрываясь от экрана телевизора. — Еще буквально пять минут, и я иду делать математику. Только никому ни слова, иначе я тебя тоже выдам.

Приободренный Надиным отсутствием, Тошкин заглянул к Яше. Картина разложения семейного фронта была полной: Аглаида Карповна, раскрасневшаяся, как девица на выданье, демонстрировала Яше свой гардероб на предмет консультации, что ей лучше надеть для официального разговора. Судя по отвергнутым уже моделям, часть из которых была знакома Тошкину с детства, Аглаида Карповна приехала сюда всерьез и надолго.

— Вы куда-то собрались? Переезжаете от нас? — учтиво спросил Дима.

— Да, то есть нет. Я ухожу, но вернусь, — сердито пряча глаза, ответила она.

Тошкин вернулся к себе и призадумался. Кажется, вчерашний разговор привел в движение машину под названием «бабушка продолжает и выигрывает». И куда это она собралась? Тренироваться в тире? За очередной порцией яда? Или прикупить чулочек на случай возможной охоты?

Когда сарказм переполнил чашу, Тошкин решил, что ему пора выйти на улицу и последить за бабушкой, хоть это и неприлично.

Аглаида Карповна покинула квартиру в десять часов утра. На ней был синий в мелкую черную полосочку костюм и, мама дорогая, шляпка, похоже сшитая из драпа, выстоявшего в неравной схватке с молью. Бессовестный Яша все-таки не уследил. Тошкин влез в автобус и постарался сделаться незаметным. Впрочем, Аглаида Карповна не особо вертела головой. Она сошла у цирка, отряхнула юбку и быстро юркнула во двор пятиэтажки. У Тошкина заболело в груди: здесь жили очередные родственники. Здесь жил Надин шеф Владимир Игнатьевич Прядко. Бабушка зашла в подъезд, а Дима устроился на лавочке. Для всеобщего обозрения. Не рискнет же бабушка травить внука на глазах у старшего следователя городской прокуратуры.

— Это я, Аглаида Карповна, бабушка вашего мужа, — сказала старая женщина, подавляя в себе порыв скорчить гримасу в дверной глазок. — Вы меня не узнаете?

Дверь распахнулась. На пороге стояла слегка заспанная Катя и блекло улыбалась незваной гостье.

— Я понимаю, что вы мне не рады. — Аглаида Карповна решительно вступила в переднюю. — И ваши жилищные условия совсем не вызывают у меня чувства сострадания… Хорошо! Со вкусом и недорого! Куда я могу пройти?

— Пожалуйста, мы даже приготовили вам комнату. Где ваши вещи? Проходите сюда. — Катя четко выговаривала слова и старалась не встречаться с бабушкой глазами. — И мы вам очень и очень рады. Правда.

— Прелестно. Я сяду сюда. — Бабушка покосилась на розовое кресло. — А вы принесите мне кофе, семейный альбом и что-нибудь еще для долгого светского разговора.

Водка на голодный желудок сделала свое дело, и бабушка сама дивилась своей напористости. Впрочем, Катя была такой вялой и послушной, что не представляла в общении никаких сложностей. А ведь именно ее крови в сей момент жаждала начинающая пьяница Аглаида Карповна.

— Так вы меня совсем не помните? — Бабушка сощурилась, наплевав на появление возле глаз сетки глубоких морщин. — А, Катюша?

— Чего вы хотите? — еле выговорила женщина, изо всех сил стараясь не расплакаться.

— Ой, подумать только, какая вы маленькая были хорошенькая. Чудо, а не девочка! А это ваша сестричка? Вы погодки? Вот какая все-таки природа несправедливая. Все, что в вас приемлемо и даже мило, в ней как-то грубо. Кстати, вы не брали моих драгоценностей? Когда гостили с Федором? Или у Федора?

— Муж все знает, — прошептала Катя. — Он знал с самого начала.

— Так вы воровка? Какая жалость. О, а это Вовочка, еще молодой и небогатый. А Федя сразу был богатый, да? Этим он вас и подкупил.

— Я ничего не брала! Ни у вас, ни у Феди!

— А в подарок? Вот квартиру вы бы взяли у меня в подарок? А? Или только по Вовиному велению, по его хотению? — Аглаида Карповна в последний раз ощущала такой задор, когда не по собственной вине залила соседей и за десять минут ликвидировала в квартире двадцатисантиметровый слой воды. «У меня сухо! Проверяйте», — сказала она тогда жертвам потопа. Сейчас у нее тоже было сухо. Несмотря на хрустальный звон в голове, она ощущала причастность Кати к чему-то очень и очень плохому.

— Так я вычеркиваю вас из списка претендентов на мою квартиру?

— Нет-нет! — выкрикнула Катя. — Нет, Володя очень хочет. И я тоже.

— Плохой у вас кофе, — сказала Аглаида Карповна и перевернула страницу семейного альбома. — Смотрите, сколько хороших карточек. Вы дружили? Я и Диночку знаю. Как это теперь называется, шведская семья?

— Аглаида Карповна, у вас нет права меня унижать. Я не брала чужого. Я любила Федю, но это не повод для инсинуаций.

— А какая фотография была здесь? — вдруг спросила Аглаида Карповна, указывая пальцем на пустующее место в старом бархатном альбоме.

Бабушка не любила эти новомодные пластиковые образования — они не хранили тепло, они не связывали семейными узами, они были пустыми и проамериканскими.

— Так что все-таки было здесь? Согласитесь, Катюша, эта пустота выглядит как вырванный зуб в челюсти молодой певицы. Не помните?

— Она была здесь. Была! Фотография.

— Федора, понятно. Он был снят во весь рост с полуобнаженным торсом и в чудовищного вида панаме?

— Откуда вы знаете? — тихо спросила Катя. — Это моя фотография. Володя ее видел. Мы иногда вместе смотрели альбом. Уже много лет…

— Да ведь я же ясновидящая! Веришь, детка? Так куда ты ее дела? Может быть, отдала кому-то? — Бабушка смотрела на Катю пристально и жестко.

— Перед Новым годом она была на месте. Я не знаю…

— Хватит брехать! — вдруг упростила до невозможности свою речь бабушка Аглаида Карповна. — Хватит брехать! — завопила она и, вылетев из квартиры, а затем и из подъезда, даже не заметила скучавшего на лавочке Дмитрия Савельевича.

Тоска по НКВД стала органичным дополнением к светлому образу студенчества Академии управления, бизнеса и права. Для того чтобы соответствующим образом сеять в ее стенах разумное, доброе, вечное, необходимо проходить минимум трехмесячные курсы повышения квалификации в исправительно-трудовых учреждениях, а стажировку — в колониях особого режима.

С тем, что в академии никто не учится, потому что нечему, я уже смирилась окончательно. Но мои подопечные не хотели тихо читать по слогам не только учебник, но и записанные мною на доске термины. Моя работа их веселила, как папуасов бусики из стекла. Пишите, пишите, Надежда Викторовна, я домой приду и родителей попугаю: упанищады Махабхарата, кшатрии. Они в обморок упадут. Пишите. Я бы писала, но теперь они взяли моду приходить на занятия пьяными, обкуренными и невменяемыми. Сумасшествие проходило под девизом «весна» и время от времени одаривало аудиторию рвотными массами, вырвавшимися из детских желудков. Спасибо, конечно, они еще не рожали прямо на моих лекциях. Но с каким глубоким чувством я вспоминала родной университет, факультет невест и грозный партийный порядок, который почему-то поддерживался если не штыками, то уж деканатом точно.