За почти четверть века гастрольных туров по генеалогическому древу Аглаида Карповна четко установила границы родственной вежливости, а потому всегда запасалась подарками, обещаниями и реальным предоставлением жилплощади всем командированным в столицу. Кроме того, она почти вплотную приблизилась к пониманию того факта, что все люди в самом деле братья. Время от времени, теперь все чаще, когда она думала о бренности земного, то сладко жмурилась, сожалея лишь о том, что не сможет в полной мере насладиться грандиозностью собственных похорон. Ведь несмотря ни на что, все эти новые и старые родственники относились к ней по-настоящему хорошо.

Она к ним тоже. В каждом городе у нее были свои любимцы. В этом смысле она стала похожа на брачного афериста-алиментщика, который никак не может решить, кого из детей любит больше. Это был непорядок, и душа ее разрывалась на части, пока у Кривенцовых не подрос Федор. Он всколыхнул ее материнские, женские и общечеловеческие инстинкты, превратив их в лавину всякого рода переживаний. Аглаида Карповна с радостью кролика позволила себя заворожить, надела на строгие глаза шоры и ликовала оттого, что нашелся-таки, нашелся человек, способный дать смысл последним годам ее жизни. Она знала, что Федор обманщик, наглец и немножечко подлец. Она знала также, что есть люди и хуже. Но во-первых, Федор был особенным, красивым, сильным, он хорошо улыбался, его бархатный баритон дразнил воображение, темные глаза поражали наглостью голодного самца. А во-вторых, она его любила. И не собиралась ничего менять.

Федор чаще всех бывал у нее в гостях. С родителями, с друзьями, подругами. Они вместе ездили на курорт два раза. Как ни странно, но никому из всех других родственников Аглаи не пришла в голову такая простая мысль. А ведь она так любила море! Но поглощать его в гордом старческом одиночестве печально. Слава Богу, что они с Федором никогда не выглядели влюбленной парочкой: сумасшедшая старуха и молодой альфонс. Он звонко кричал ей через весь пляж: «Бабушка, бабушка, иди скорее, я место занял!» — и от любви замирало сердце.

Ему всегда были нужны деньги. Он азартно разрабатывал проекты, разбазаривал собственные идеи, часто прогорал, но умел не унывать. Он был нечистоплотен в расчетах, не спешил отдавать долги, но умел блистательно поддерживать товарищеские отношения со всеми своими кредиторами. Однажды он ее обидел.

— Бабушка, давай поженимся!

Он тогда гостил у нее с другом и девушкой. Было раннее утро, все спали; Аглаида Карповна варила кофе и улыбалась оттого, что он пробудет здесь целую неделю.

— Давай поженимся! — повторил Федор, выходя на кухню в трусах, которые ныне принято называть было плавками, и, щурясь от солнца, стал почесывать свой небольшой, но убедительный живот.

— Тебе надо похудеть, — сказала Аглаида Карповна, считая предложение Федора неудачной шуткой.

— Под твоим чутким руководством. Ну? Мы были бы неплохой парой! — Он подошел сзади и заключил Аглаиду Карповну в объятия. Это было что-то новое в ее вдовой практике, а потому бабушка не сразу осознала всю двусмысленность и отвратительную грязь этой ситуации. Секунд на сто двадцать ее молодое сердце зашлось в томительном восторге. Какая гадость!

— Не смей ко мне приближаться, паршивец, — хрипло выговорила Аглаида Карповна и, наплевав на убежавший кофе, резко развернулась к Федору лицом.

Он безмятежно улыбался и смотрел на нее чуть смущенно.

— Я тебя люблю! — весело сказал он. — Нам же всегда и все было в кайф, а, бабуля? А ведь любовь — не вздохи на скамейке и не прогулки при луне!

Аглаида Карповна приготовилась, сконцентрировалась и нанесла Федору сокрушительный удар скалкой (которая всегда лежала на столике как лучшее средство от воров) по башке. Звук был такой, будто лопнул спелый арбуз.

— Ну ты даешь! — изумился Федор и присел на корточки. — Уже и пошутить нельзя… Хотя, знаешь, жаль, что я опоздал родиться — мы бы с тобой такую фигу всем им скрутили!

— Пошел вон! — раздельно сказала Аглаида Карповна, ощущая, что прединфарктное состояние, о котором так долго говорили соседки по площадке, может настигнуть ее сию минуту. — Пошел вон!

— От тебя — никогда. — Федор улыбнулся и покинул пределы кухни. — Никогда, слышишь? — выкрикнул он на весь дом.

Ну еще бы! Он был ей должен кучу денег. На тот момент она сняла с книжки практически все, что у нее было. Ну, не все… была еще другая книжка, и подлец Федор, видимо, нащупал ее в секретере. Как ни странно, денег было не жалко ни тогда, ни уж тем более сейчас. Деньги пропали бы в любом случае, но вышло так, что они доставили Федору радость. Все же она им восхищалась: другой бы втянул голову в плечи и сделал вид, что ничего не произошло. Федор довел ситуацию до конца. До абсурда. Вечером он зашел к ней в спальню и покаянно произнес:

— Я просто подумал о квартире, всяких безделушках. Бабушка, идут такие времена, что капиталы делить нечего. Помнишь, как при Петре? Так вот я предлагаю ввести закон о майорате. Хоть я и не старший внук. А? Если надо, то могу и…

— Перестань. — Аглаида Карповна сняла очки и медленно протерла стекла. — Ты меня очень обидел.

— И ты лишишь меня наследства? Я готов, только не бросай. И зачем ждать твоей смерти, если все это можно промотать и сейчас. А потом будем жить на вокзале. Я и местечко присмотрел.

Она легко выдвинула ящик стола, достала шкатулку с драгоценностями и тихо сказала: «Забирай».

— Никогда, — строго ответил он и, кажется, обиделся.

На двое суток гости Аглаиды Карповны пропали.

— Друга домой отправляли, — весело заявил Федор и вдвоем с девушкой втащил в квартиру огромный пражский торт, на темной глазури которого жевательными резинками было выложено: «Бабушка, прости засранца».

Он взял и деньги, и немножко драгоценностей, и…

— Не поминай лихом, — сказал Федор уже на вокзале.

Глаза его были сухими и тревожными. Аглаида Карповна вдруг подумала, что теряет внука. За это она готова была его убить.

Восемь лет назад она приезжала сюда с инспекционной проверкой. Все было тихо, мирно, Федор пропал. И его никто особо не искал.

— Яша. — Бабушка тронула спящего партнера по преферансу за плечо. — Яша, а ты почему так быстро уехал?

— А? Что? Не жили бедно, нечего и начинать? Жениться? Молоко сгорело? Да что случилось, чтоб я сдох, — еще два часа спать можно. — Он сел и уставился на Аглаиду Карповну как на пришельца с другой планеты. — Тю, и где вы только этого набрались, такая благородная дамочка?

— Почему ты уехал? — строго спросила она.

— А почему я должен был оставаться? Мы тогда еще не были родственниками. — Яша притворно зевнул.

— Он хотел, чтобы ты меня обокрал? Только честно!

— Ой, хотел, не хотел, какая разница, сто лет прошло. Мало ли чего я хотел в детстве, если космонавтика и без меня развивается нормально, а еврея так и не запустили. Да. Только давайте спать, потому что денег на следующую партию у меня пока нет. Или чайку? — Он с готовностью сунул волосатые кривые ноги в тапочки и сделал рывок в сторону кухни.

У Феди были кривые ноги. Тоже волосатые, но с другим, более мужским, эстетическим радиусом кривизны. Аглаида Карповна устало вздохнула. Несмотря ни на что, в душе все-таки не поселилась ненависть. Даже пустоты не было. То ли склероз и страсть к сентиментальности, то ли маразм и неспособность здраво оценивать себя и других. Было просто немного больно. И поправимо ли?

— Я не буду пить чай, — объявила она и решительно подошла к окну.

— Ой, да я не буду его готовить. Я совершал водные процедуры. — Яша подмигнул и повязал голову большим махровым полотенцем.

— Я не стану ругаться, честное слово, — вкрадчиво проговорила Аглаида Карповна. — Только скажи: ни одной маленькой вещички? Крошечной такой? Совсем ни одной, на память? А, Яшенька, припомни?

— Выходит, я только и делаю, что ворую, и на мне пробы негде ставить. — Яша поджал губы. — Та не брал я ничего, клянусь мамой. Она бы мне все руки поотрывала. Вы просто не знаете мою маму.