И вдруг, на мгновение, я увидела их всех глазами не-радчааи, эту клубящуюся толпу людей раздражающе неопределенной половой принадлежности. Я увидела все те признаки, которые обозначают пол для не-радчааи, — они всегда, к моей досаде и неудобству, сильно отличаются в разных местах. Короткие или длинные волосы, распущенные (волной по спине или обрамляющие лицо кудрявым нимбом) либо прибранные (заплетенные в косы, подколотые, стянутые в пучок). Полные или худые торсы, лица с тонкими или грубыми чертами, с косметикой или без нее. Изобилие расцветок одежды, которые в других местах носили люди определенного пола. Все это совершенно произвольно соотносится с телами, округлыми в груди и бедрах или плоскими и ровными, телами, которые, с точки зрения не-радчааи, двигаются то по-женски, то по-мужски. Двадцатилетняя привычка взяла свое, и на минуту я впала в отчаяние, пытаясь подобрать верные местоимения, правильные формы обращения. Но здесь мне не нужно этого делать. Можно сбросить с плеч эту небольшую, но вызывающую раздражение ношу, что я несла все это время. Я — дома.

Это — дом, который никогда не был для меня домом. Я провела свою жизнь в аннексиях и на базах, которым только предстояло стать такими, как эта, когда я покидала их, чтобы начать все с самого начала где-то еще. С таких баз мои офицеры прибывали, а потом возвращались туда. На таких базах я никогда не бывала, и тем не менее она совершенно мне знакома. Такие места, с одной из возможных точек зрения, были основной причиной моего существования.

— Этим путем — несколько дольше, — сказала старший инспектор Скаайат, — но зато отсюда потрясающий вид.

— Да, — согласилась я.

— К чему все эти пиджаки? — спросила Сеиварден. — Это меня и в прошлый раз донимало. Хотя в последнем месте все носили пальто длиной по колено. Здесь или пиджаки, или пальто в пол. А воротники просто никуда не годятся.

— Мода тебя не беспокоила в других местах, где мы побывали, — заметила я.

— Другие места были чужими, — ответила Сеиварден раздраженно. — Там и речи не шло о доме.

Старший инспектор Скаайат улыбнулась.

— Полагаю, вы в конце концов привыкнете. Дворец — в эту сторону.

Мы пересекли главную площадь, мои и Сеиварден варварские одеяния и обнаженные руки привлекли немало взглядов — в некоторых было любопытство, в других отвращение, и подошли к входу, обозначенному просто черным бруском над дверным проемом.

— Со мной все будет прекрасно, — заявила Сеиварден, будто бы я что-то сказала. — Я догоню тебя, когда закончу.

— Я подожду.

Старший инспектор Скаайат проводила взглядом вошедшую во дворец Сеиварден, а затем сказала:

— Уважаемая Брэк, прошу вас на два слова.

Я показала движением руки, что готова выслушать, и она начала:

— Вы очень беспокоитесь о гражданине Сеиварден. Я это понимаю, и это характеризует вас с лучшей стороны. Но нет никаких причин тревожиться о ее безопасности. Радч заботится о своих гражданах.

— Скажите мне, старший инспектор, если бы Сеиварден была незначительной особой из никому неизвестного семейства, которая покинула Радч без разрешения, и что еще там она наделала — честно говоря, не знаю, что там было, — если бы вы о ней никогда не слыхали, а имя ее клана вам ничего не сказало, встретили бы ее так любезно в порту, предложили бы чаю, а потом проводили бы во дворец для подачи обращения?

Ее правая рука приподнялась на какой-то миллиметр, и тот маленький, неуместный золотой брелок сверкнул.

— Она больше не в таком положении. Она фактически бездомна и без гроша. — (Я ничего не ответила, просто смотрела на нее.) — Нет, в том, что вы сказали, что-то есть. Если бы я не знала, кто она такая, я бы и не подумала что-нибудь для нее делать. Но наверняка даже в Джерентэйте все происходит именно так.

Я заставила себя слегка улыбнуться, надеясь произвести более приятное впечатление.

— Да.

Скаайат помолчала немного, наблюдая за мной и о чем-то думая, но я не могла догадаться, о чем именно. Пока она не сказала:

— Вы намереваетесь предложить ей стать клиентом?

Это было бы неописуемо грубым вопросом, если бы я была радчааи. Но когда я знала ее, Скаайат Оэр часто говорила такое, о чем многие умолчали бы.

— Как я могу? Я не радчааи. И мы не заключаем такого рода контракты в Джерентэйте.

— Нет, вы не можете, — подтвердила старший инспектор Скаайат. Резко. — Не могу себе представить, каково это — внезапно пробудиться через тысячу лет, потеряв свой корабль в печально известном событии, и обнаружить, что все твои друзья умерли, а твой клан исчез. Я тоже могла бы убежать куда глаза глядят. Сеиварден нужно найти способ стать частью чего-нибудь. На взгляд радчааи, похоже, что именно это вы ей и предлагаете.

— Вас беспокоит, что я даю Сеиварден ложные надежды? — Я подумала о Даос Сит в приемной и о той красивой, очень дорогой, платиновой с жемчугом, броши, которая не была символом клиентских отношений.

— Я не знаю, какие надежды питает гражданин Сеиварден. Просто… вы поступаете так, словно несете за нее ответственность. По мне, так это неправильно.

— Если бы я была радчааи, это, по-вашему, также выглядело бы неправильным?

— Если бы вы были радчааи, вы бы вели себя по-другому. — Судя по ее стиснутым челюстям, она раздражена, но пытается это скрыть.

— А чье имя на той брошке? — Вопрос непреднамеренно прозвучал резче, чем позволяла вежливость.

— Что? — Озадаченная, она нахмурилась.

— Та брошка на вашем правом рукаве. Она отличается от всего остального, что вы носите.

«Чье имя на ней? — хотела спросить я снова. И еще: — Что вы сделали для сестры лейтенанта Оун?»

Старший инспектор Скаайат моргнула и слегка подалась назад, как будто я ее ударила.

— Это память об умершем друге.

— И вы думаете о ней сейчас. Вы все время двигаете запястьем, поворачивая его к себе. Вы делали это в течение нескольких последних минут.

— Я часто думаю о ней. — Она сделала вдох, выдохнула. Вдохнула снова. — Может, я несправедлива к вам, Брэк Гхайад.

Я знала. Я знала, чье имя на той брошке, хотя и не видела его. Знала. И, зная это, не понимала, лучше я отношусь к старшему инспектору Скаайат или хуже, гораздо хуже. Но я была в это мгновение в опасности, так, как никогда не ожидала, никогда не предвидела, никогда не предчувствовала. Я уже сказала такое, чего мне ни за что и никогда не следовало говорить. И собиралась сказать еще больше. Передо мной один-единственный человек, встреченный за двадцать долгих лет, который знал, кто я. Искушение выпалить: «Лейтенант, это я, Один Эск „Справедливости Торена“» — переполняло меня.

Вместо этого я очень осторожно сказала:

— Я согласна, что Сеиварден нужно найти здесь себе дом. Я просто не доверяю Радчу так, как вы. Так, как она.

Старший инспектор Скаайат открыла рот, чтобы ответить мне, но тут раздался голос Сеиварден:

— Это оказалось совсем недолго! — Подойдя, Сеиварден взглянула на меня и нахмурилась. — Нога снова тебя беспокоит. Тебе нужно присесть.

— Нога? — спросила Скаайат.

— Старая рана, которая не вполне зажила, — ответила я, довольная в эту минуту тем, что Сеиварден припишет этому мою обеспокоенность, которую она заметила. И База тоже — если наблюдала за мной.

— И у вас был долгий день, а я вас тут держала стоя. Я была очень неучтива, прошу простить меня, уважаемая, — сказала старший инспектор Скаайат.

— Разумеется. — Я замолчала, сдержав слова, которые так и рвались с языка, и повернулась к Сеиварден. — Итак, на чем все остановилось?

— Я ходатайствовал о подаче обращения и должен получить дату аудиенции в течение нескольких дней, — сказала она. — Я вписал и твое имя тоже. — Старший инспектор Скаайат приподняла бровь, и Сеиварден добавила: — Брэк спасла мне жизнь. Не один раз.

Скаайат ограничилась тем, что сообщила:

— Аудиенции, наверное, придется ждать несколько месяцев.

— Тем временем, — продолжила Сеиварден, слегка поведя в подтверждение по-прежнему сложенными на груди руками, — мне отвели жилье и поставили на питание, и у меня есть пятнадцать минут, чтобы явиться в ближайшее бюро товарных запасов и получить одежду.