В челноке, который приближался к «Справедливости Торена», я чувствовала, как сокращается расстояние, и все сильнее ощущала себя кораблем. Один Эск стала даже чем-то большим, чем была всегда, — маленькой частью меня. Мое внимание больше не отвлекалось ничем, кроме остального корабля.

Пока Один Эск находилась на планете, Два Эск занимала ее место. Два Эск готовила чай в каюте подразделения Эск для его лейтенантов — моих лейтенантов. Она оттирала белостенный коридор возле душевых, чинила форму, порванную за время пребывания в отпусках. Двое моих лейтенантов сидели над настольной игрой в кают-компании подразделения, переставляя шашки быстро и тихо, трое других наблюдали за игрой. Лейтенанты подразделений Амаат, Торен, Этрепа и Бо, командиры подразделений, сотенный капитан Рубран, офицеры-управленцы и врачи разговаривали, спали, мылись в соответствии со своими распорядками дня и предпочтениями.

В каждом подразделении — двадцать лейтенантов и командир, но палуба Эск теперь — самая нижняя из моих занятых палуб. Под Эск, от палубы Вар и ниже, — половина моих палуб для подразделений были холодными и пустыми, хотя хранилища все еще полны. Пустота и тишина, царившие в этих пространствах, где некогда жили офицеры, сначала беспокоили меня, но я уже привыкла к этому.

На челноке лейтенант Оун молча сидела перед Один Эск, стиснув челюсти. В некоторых отношениях она находилась в более физически комфортных условиях, чем когда бы то ни было на Орсе: температура двадцать градусов по Цельсию больше подходила для ее форменной куртки и брюк. И зловоние болотной воды заменил более знакомый и легче переносимый запах повторно используемого воздуха. Но крохотные пространства, которые вызывали в ней чувство гордости за полученное назначение и предвкушение того, что готовит ей будущее, когда она впервые прибыла на «Справедливость Торена», теперь казались ей западней. Она была на взводе и чувствовала себя несчастной.

Тиунд, командир подразделения Эск, сидела в своем крошечном кабинете. В нем помещались только два стула и стол у стены, одна полка — и было немного места, которого, возможно, хватило бы двум стоящим людям.

— Лейтенант Оун вернулась, — сказала я ей и сотенному капитану Рубран на командной палубе. Челнок с глухим ударом пристыковался.

Капитан Рубран нахмурилась. Новость о внезапном возвращении лейтенанта Оун поразила и привела ее в смятение. Этот приказ пришел непосредственно от Анаандер Мианнаи, которой нельзя задавать вопросов. Одновременно поступили указания не расспрашивать о том, что произошло.

В своем кабинете на палубе Эск командир Тиунд вздохнула, закрыла глаза и сказала:

— Чаю. — Она молча ждала, когда Два Эск принесет ей чашку и термос, нальет чай и поставит то и другое под рукой командира. — Пусть она придет ко мне при первой возможности.

Один Эск сосредоточила внимание главным образом на лейтенанте Оун, которая, выйдя из лифта, пробиралась узкими белыми коридорами, ведущими в подразделение Эск, к ее собственной каюте. Я уловила ее облегчение, когда она обнаружила, что эти коридоры пусты, не считая Два Эск.

— Командир Тиунд примет тебя при первой возможности, — сказала я лейтенанту Оун, передав ей это напрямую. Входя в коридоры палубы Эск, она подтвердила получение сообщения коротким движением пальцев.

Два Эск покидала палубу, следуя по коридору к хранилищу и ожидающим там отсекам временной приостановки жизнедеятельности, а Один Эск подхватывала задачи, которые выполняла Два Эск, а также сопровождала лейтенанта Оун. Выше, на медицинской палубе, медтехник начала готовить то, что ей было нужно для замены недостающего сегмента Один Эск.

У двери ее маленькой каюты — той же, которая тысячу лет назад принадлежала лейтенанту Сеиварден, — лейтенант Оун повернулась, чтобы что-то сказать сопровождавшему ее сегменту, и остановилась.

— Что? — спросила она мгновение спустя. — Что-то не так, в чем дело?

— Прошу извинить меня лейтенант, — сказала я. — В течение нескольких минут медтехник подсоединит новый сегмент. Я могу ненадолго стать невосприимчивой.

— Невосприимчивой, — повторила она, на мгновение будто застыв на месте, но почему — я не могла понять. Затем ее захлестнуло чувство вины и гнева. Постояв перед закрытой дверью своей каюты, она сделала два вдоха, развернулась и направилась по коридору к лифту.

Нервная система нового сегмента должна в какой-то степени функционировать, чтобы подсоединение осуществилось. В прошлом это пытались проделать с мертвыми телами и потерпели неудачу. То же самое с телами в медикаментозном сне — подключение никогда не проходило должным образом. Иногда новому сегменту дают транквилизатор, но время от времени медтехник просто размораживает новое тело и быстро подключает его без успокоительного. Такой подход исключал непредсказуемый этап воздействия седативного средства, но всегда гарантировал неприятное подключение.

Именно эта медтехник не сильно заботилась о том, чтобы мне было приятно. Она, разумеется, и не обязана была об этом заботиться.

Лейтенант Оун вошла в лифт, который доставил ее на медицинскую палубу в то мгновение, когда медтехник привела в действие механизм, открывающий отсек временной приостановки жизнедеятельности. Крышка распахнулась, и сотую долю секунды тело оставалось неподвижным и очень холодным в резервуаре с раствором.

Медтехник выкатила тело, с которого схлынула жидкость, из отсека на стоящий рядом стол, и в ту же секунду оно очнулось, стало судорожно дергаться, задыхаться и давиться. Консервирующее средство легко и без специальных усилий выскальзывает из горла и легких, но первые попытки дышать просто обескураживают. Выйдя из лифта, лейтенант Оун пошла по коридору с Один Эск Восемнадцать, следующей вплотную за ней.

Медтехник быстро принялась за дело, и неожиданно я оказалась на столе (я шла за лейтенантом Оун; я чинила одежду, которую оставила Два Эск на пути в хранилище; я ложилась на свои маленькие, узкие койки; я протирала столешницу в кают-компании подразделения), и я видела и слышала, но никак не управляла новым телом, и охвативший его ужас повысил частоту пульса у всех сегментов Один Эск. Рот нового сегмента открылся, и он завопил и услышал смех рядом. Я задвигала руками и ногами, крепления развязались, и, скатившись со стола, я упала на пол с полутораметровой высоты с болезненным глухим стуком. «Не надо, не надо, не надо», — мысленно говорила я этому телу, но оно не слушало. Его тошнило, оно было напугано, оно умирало. Оно собралось и поползло, испытывая головокружение, туда, где его ничто не волновало, пока оно оттуда не выпало.

Затем — руки у меня под мышками (в других местах Один Эск замерла), влекущие меня вверх, и лейтенант Оун.

— Помоги, — прохрипела я не на радчааи. Проклятый врач вытащил тело без приличного голоса. — Помоги мне.

— Все в порядке. — Лейтенант Оун разжала руки и, обняв нового сегмента, притянула меня поближе. Он дрожал, ему по-прежнему было холодно после анабиоза и от ужаса. — Все в порядке. Все будет в порядке.

Сегмент глотал воздух и всхлипывал; казалось, этому не будет конца, и я подумала, что его, возможно, вывернет… пока процесс подключения наконец не завершился и он не оказался в моей власти. Я прекратила всхлипывать.

— Ну вот, — сказала лейтенант Оун. Возмущенная. Чувствуя тошноту. — Так гораздо лучше. — Я видела, что она снова злилась, или, возможно, это эхо страдания после того, что было в храме. — Не причиняй вреда моему сегменту, — отрывисто и резко произнесла лейтенант Оун, и я осознала, что, глядя по-прежнему на меня, она говорила с медтехником.

— Я ничего такого не сделала, лейтенант, — ответила медтехник с некоторым пренебрежением в голосе.

У них уже был подобный разговор, более длительный и ожесточенный, во время аннексии. Она тогда заявила: «Это же не человек. Оно пролежало в хранилище тысячу лет, это всего лишь часть корабля». Лейтенант Оун пожаловалась командиру Тиунду — та не поняла, отчего так рассердилась лейтенант, и так ей и сказала, но после этого я больше не имела дела с этим врачом.