— Я принесла воды для Горацио, — мурлычет она, ставя к его ногам небольшую мисочку и снова выставляя напоказ свои формы. — Подумала, что ему тоже может захотеться пить.

— Спасибо вам большое, — несколько напряженно отвечает Мак.

— Что вы, мне это только в радость, — воркует она. — Если вам еще что-нибудь понадобится, сразу зовите.

Она долго, пронзительно смотрит на него и уплывает обратно к барной стойке, на этот раз — еще медленнее и еще изящнее. Должно быть, девушка пересмотрела видеоклипов Бейонсе^[27] — если она будет продолжать в том же духе, ее бедра могут и не выдержать такой встряски.

— Видишь? — спрашиваю я, откусывая кусочек лукового кольца. Даже не помню, когда в последний раз ела такую вкуснятину — здесь потрясающе готовят.

— Что?

— Она с тобой заигрывает.

— Но я-то с ней — нет, — отвечает Мак, и меня охватывает странное волнение от того, как он на меня смотрит.

— Здесь очень красиво, — говорю я, обмакивая еще одно луковое колечко в чесночный соус.

— Да, очень. Есть и в нашей стране живописные места. Не понимаю, зачем люди ездят невесть куда.

— Я тоже. Я вообще по натуре большая домоседка.

— Я такой же, — улыбается он.

— Правда? Не думала, что где-то остались еще такие люди.

— Почему так?

— А вот так… — Я отлично помню, как все вокруг твердили мне, что зря я не хочу ехать в Новую Зеландию.

— Что-то ты темнишь, за этими словами явно кроется какая-то история. — Он аккуратно вытирает рот салфеткой. — Рассказывай.

Горацио коротко всхрапывает и сильнее жмется к моим ногам. Я делаю глубокий вдох.

— Ладно, расскажу. Мой парень переехал в Новую Зеландию. Точнее, мой бывший парень.

— Понятно… А бывшим он стал из-за своего переезда или наоборот — уехал из-за того, что вы расстались?

— Сложный вопрос.

— Обычно выбирают первый вариант, — криво усмехается он. — Но ты продолжай.

— Он, конечно, звал меня с собой…

— А ты не захотела с ним ехать?

— Нет.

— Почему? Не любишь Новую Зеландию?

— Уверена, это прекрасная страна, но мне нравится жить здесь. И я не хочу ничего менять.

— А ты не думала поехать с ним, дать ему шанс?

— Если честно, даже не рассматривала такую возможность.

— Это из-за бабушки? Я заметил, вы с ней очень близки.

— Нет, она сама уговаривала меня ехать с ним — говорит, я с ума сошла. То же самое мне твердит и моя подруга Кэт.

— Но ты их слушать не хочешь?

— Мне нравится моя жизнь. Кроме того, не думаю, что у нас с Томом было что-то по-настоящему серьезное.

— Правда? — изумленно поднимает брови он.

— Да. То есть он отличный парень, очень милый, но… Знаешь, чего-то нам с ним не хватало. Иногда я думаю, что мы больше походили на брата с сестрой, чем на пару.

— Хм… Плохо.

Я смеюсь:

— Да уж, хорошего мало.

Нас с Томом с самого начала не слишком-то влекло друг к другу. Не было никакой страсти, никакого желания. Он тоже это понимал, руку даю на отсечение, хотя никогда ни на что не жаловался. Любопытно, чувствует ли он сейчас нечто подобное со своей новой девушкой. Надеюсь, у них все будет иначе.

— Если я правильно все понимаю, — хмурится Мак, — несмотря на сильнейшее давление со стороны друзей и семьи, настойчиво отправляющих тебя «за бугор», как сейчас говорят, ты все же выстояла?

— Да, получается, что так.

Все действительно подталкивали меня к такому решению — и благодаря этому я наконец и расправила крылья.

— Ясно. Ты либо упряма как осел, либо настоящая курочка-наседка.

Я снова заливаюсь смехом, не зная, удивляться мне или обижаться на такие его слова.

— А как насчет недолгих зарубежных поездок? — продолжает он.

Я снова смеюсь в ответ:

— Мне они очень даже нравятся.

— Уверена? — подозрительно щурится он. — Когда ты в последний раз была за границей? Спрашиваю лишь для того, чтобы проверить свою гипотезу, сама понимаешь.

— Совсем недавно вернулась из Лондона.

— Правда? Ты же говоришь это не для того, чтобы склонить чашу весов в пользу упрямства?

— Ездила туда, чтобы пообщаться с одной старинной подругой Тэтти.

— По собственной воле?

— Да!

— А в ближайшее время никуда не собираешься? Скажем, в Европу.

— Не думаю, что получится.

— Угу, — переплетает он пальцы на уровне подбородка. — Итак, думаю, ты — хомо домоседус обыкновенный.

— Вот как?

— Да. Видишь ли, встречаются и более тяжелые случаи, когда люди даже на территорию аэропорта боятся ступить. Трясутся при виде чемоданов в магазинах, представляешь?

— Хм, так они, наверное, и ряды с летней одеждой обходят стороной?

— В точку! — смеется он. — Своими глазами видел. Боятся всего, что хоть сколько-нибудь связано с путешествиями.

— А сам ты к какому виду относишься? Уже поставил себе диагноз?

— Я — редкая порода. Иногда мне приходится путешествовать в связи с работой, но, если есть такая возможность, сижу дома круглый год, никуда не езжу. Ты — счастливица, мало кому удается увезти меня так далеко от родного гнездышка. — Он говорит это с совершенно невозмутимым видом, но я по глазам вижу, что шутит.

— Во всем можешь винить только Рут, — протестую я. — Это она тебя заставила.

— Правда? — Он прикидывается невинной овечкой, делает вид, будто не понимает, о чем я.

— Хватит притворяться, ты и сам знаешь, что это все она, — хихикаю я.

— Ладно, может, и так, но я и сам был не против. — И снова от его слов у меня начинают порхать бабочки в животе.

Я смотрю на часы — оказывается, уже гораздо больше времени, чем я предполагала.

— А как же собачий приют? — спрашиваю я.

— Какой еще собачий приют? — недоуменно переспрашивает он.

— Ты же говорил, что хочешь заехать в какой-то питомник, убить двух зайцев сразу, — напоминаю я ему.

— Ах да, — отвечает он, отчего-то старательно пряча глаза. — Уже, наверное, слишком поздно им звонить. Заеду туда в другой раз.

— Но получается, что ты проделал весь этот путь зря! — Теперь я чувствую себя по-настоящему неудобно: получается, Рут действительно силой заставила его отправиться в эту поездку.

— Ваш заказ, — говорит официантка, небрежно бросая передо мной тарелку с едой. На этот раз она успела подкрасить губы, да так, что на ее передних зубах осталось огромное ярко-розовое пятно помады. Обычно я стараюсь незаметно намекнуть девушке на ее оплошность, пускай даже я ее совсем не знаю, но сегодня решаю остаться в стороне. Теперь, когда она опять начинает клеиться к Маку, я едва сдерживаю смех. Вот она, женская солидарность!

Мак тянется к моей тарелке, хватает кусочек картошки и отправляет его в рот.

— Эй! — возмущаюсь я и тяну тарелку на себя.

— Прости, но она такая аппетитная, — смеется он. — А как же «поделись с ближним своим»?

— Хм, — хмурюсь я, не отпуская тарелку. Но перед его улыбкой невозможно устоять.

— Спасибо, — благодарит он официантку, когда она приносит ему его блюдо. — Выглядит потрясающе.

— Положила вам побольше картошки, — мрачно отзывается она.

Девушку явно раздражает тот факт, что на него не действуют ее чары. Она выжидает секундочку и с разочарованным видом уходит. Весь ее флирт вкупе с демонстрацией прелестей пошел коту под хвост. По ее лицу видно, что такое случается крайне редко, а потому она жутко расстроена.

Мак встряхивает бутылочку с кетчупом и выливает все ее содержимое себе в тарелку.

— Любишь картошку с кетчупом? — спрашиваю я.

— Люблю кетчуп, — отвечает он. — А ты?

Он вдруг смотрит в мою тарелку, в которой нет и следа томатного соуса, и его глаза широко раскрываются от ужаса:

— Ты же не из этих, нет?

— Из кого — из этих?

— Не из кетчупоненавистников?

— Это еще кто такие?

Он с облегчением вздыхает.

— Фу-у, раз ты о них даже не слышала, я в безопасности, — говорит он. — Кетчупоненавистники — это заклятые враги кетчупа.