— А ты именно такой и есть! — кричит парнишка из соседней лавки. — Девушка, он тот еще проныра! Бросайте его, идите ко мне, посмотрите мой товар!

— Не слушайте его, — перебивает соседа мой торговец и кричит ему: — Фрэнк, ты просто сосунок!

Тот в ответ издевательски хохочет, тянется за флягой и наливает себе чашку чаю, над которой поднимается пар.

— Чертовски холодно сегодня, — подмигивает он мне.

Парень прав — сегодня крепко подморозило, но я обожаю такую погоду, когда небо синеет в вышине, а воздух так холоден и колюч, что пар идет изо рта.

Лавочник снова обращается ко мне:

— Так что же вы ищете, дорогуша?

— Просто присматриваюсь, — отвечаю я, находя маленькую шкатулочку в форме сердца и вертя ее в руках. Тоже симпатичная безделушка, но таких мы с Рут уже накупили целую коробку. Мне здесь, в принципе, уже ничего не нужно, но я не могу остановиться. Моя особая любовь к предметам старины превращается в болезненную зависимость, которую я не в силах контролировать.

— Вы из Ирландии, душа моя? — спрашивает мой собеседник. На его щеках разгорается румянец, он улыбается, и его мелкие ровные зубы сияют на обветренном лице. Мне тут же вспоминается рыночный торгаш по имени Дэл, персонаж старой комедии «Дуракам везет», — парень, стоящий за прилавком, даже носит такую же кепку и овчинный тулуп, чтобы хоть как-то уберечься от холода. Вот вам и клише!

— Каюсь, — с улыбкой признаюсь я.

— Ни секунды в этом не сомневался, этот чудесный ирландский акцент ни с чем не спутаешь.

В этот момент владелец соседней лавки начинает кривляться, делая вид, будто играет на скрипке романтическую мелодию.

— Да, он у нас такой, — кричит он мне, наигрывая на воображаемой скрипочке невидимым смычком.

— Отличный выбор, — продолжает торговец, не обращая на проделки соседа никакого внимания. — У вас острый глаз — эта вещица будет прекрасно смотреться на вашем камине.

Я переворачиваю шкатулку вверх тормашками, взвешивая ее в руке.

— Может быть, — отвечаю я. Очень уж он настойчив, этот обаятельный лавочник.

— Знаете, милая, сделаю-ка я вам скидку — за ваш ирландский акцент, перед которым вечно не могу устоять. Дайте мне леди Годиву — и шкатулочка ваша.

Хорошо, что в детстве я любила смотреть «Дуракам везет», иначе бы и не догадалась, что леди Годивой здесь называют пятерку. Этот парень с каждой секундой походил на Дэла все больше и больше.

— Четыре фунта, — усмехаюсь я. Это был бы чудесный подарок для Кэт — чтобы хоть немного ее развеселить. Мы успели поболтать перед моим отъездом в Лондон: их отношения с Марком не улучшились ни на йоту. Масла в огонь подлил еще и ее шеф-повар, заявив о том, что хочет уволиться. А этот маленький подарочек напомнит ей, что я всегда рядом на случай, если ей нужно будет выговориться. Я клятвенно обещаю себе, что поговорю с Марком сразу, как вернусь домой, — быть может, мне удастся помочь им с Кэт наладить отношения.

— Ну что ж, будем считать, что мы договорились, сегодня ваш день. А я никогда не был в Ирландии, — продолжает торговец, заворачивая шкатулку в одну из газет, валявшихся у его ног.

— Да, его туда не пускают, — глумится его сосед.

— Да заткнись ты уже, дурилка! — Он передает мне мое приобретение, положив его предварительно в пластиковый пакет. Можно будет упаковать ее вместе с остальными безделушками, которых Рут накупила сегодня в стране чудес, в народе именуемой блошиным рынком Элфи, в Мэрилебоне. Багажник нашей машины будет забит под завязку.

— Чем я еще могу вам помочь, юная леди? — спрашивает торговец. — Есть замечательные медные мерные стаканчики, вчера только поступили. Отличное качество!

— О нет, спасибо, мне больше ничего не нужно, — говорю я, отдавая ему пятифунтовую купюру.

Я смотрю на часы — на дорогу до театра «Парлор», находящегося возле станции «Фаррингдон», уйдет полчаса, а я не хочу опаздывать.

— Ладно, милая, — отвечает он, но смотрит теперь как будто сквозь меня, уже подыскивая в толпе нового потенциального покупателя.

— Спасибо, — благодарю я, пряча сдачу в карман пальто.

— Тебе спасибо, дорогуша, — теперь торговец и вовсе не смотрит в мою сторону, пытаясь привлечь чье-то внимание в надежде на очередную выгодную сделку. Ох уж эти уловки — он пытается очаровать всех и каждого, кто попадается ему на пути.

Я иду к выходу с рынка, наслаждаясь царящей здесь атмосферой, натянув шапку до самых глаз. Здесь в воздухе витает волшебство. Узкие улочки сплошь забиты прилавками, все торгуют, перекликаются между собой и зазывают покупателей. Пробираясь через толпу людей с румяными от холода щеками, я думаю о том, что Тэтти, возможно, тоже гуляла по этой улице. Быть может, она тоже останавливалась у некоторых лавочек и изучала выставленные на их прилавках товары так же, как и я, не выпуская из рук ту самую сумочку, которую я бережно храню в своем кожаном рюкзаке. Я почти чувствую, как иду прямо по ее следам.

Я вдыхаю аромат свежесваренного кофе, витающий в морозном воздухе, смешиваясь с хорошо знакомым мне запахом старины. Будь у меня чуть больше времени, я бы прогулялась по рынку с чашкой горячего кофе в руках, но если не выеду в театр прямо сейчас, то могу упустить возможность пообщаться с Бонни Брэдбери. Репетиции идут целый день — во всяком случае, так сказали Рут, когда она звонила в театр. Возможно, у меня есть лишь один шанс, и я не могу его упустить.

Спустя полчаса и одну поездку на знаменитом лондонском красном автобусе я поворачиваю за угол и вижу по левую сторону дороги здание театра «Парлор». На вид это сооружение довольно ветхое, кое-где на его стенах пооблупилась краска, а неподалеку ветер треплет старые афиши давно позабытых спектаклей. Я не узнаю ни одного названия пьес из тех, что ставили в этом театре. Не совсем то, чего я ожидала — а рассчитывала я на нечто более респектабельное, — театр «Парлор» едва ли можно назвать первоклассным заведением.

Я замираю перед его порогом и делаю глубокий вдох. Хотела бы я, чтобы Рут пришла сюда вместе со мной, но она отказалась, так же как и тогда, когда я предлагала ей пойти вдвоем к Мэри Мур. Она объяснила это тем, что лучше мне пойти одной, и к тому же у нее якобы было какое-то очень важное дело, которое непременно нужно успеть сделать до отъезда из Лондона, а обо всех подробностях своего визита к подруге Тэтти я могла бы рассказать ей и позже. Когда я спросила, что это за загадочное дело, она смущенно потерла нос и сказала, что, если бы подобный вопрос ей задал полицейский, она не ответила бы даже ему, так что я оставила ее в покое. У Рут есть свои секреты — и она не очень-то любит ими делиться. Их отношения с Карлом с каждым днем становятся все теснее — и теперь я точно знаю, что они проводят вместе массу времени. Может, она хочет купить ему какой-то очень личный подарок. Должно быть, присмотрела что-то на рынке Элфи утром и теперь решила вернуться. Возможно, ей просто неловко об этом говорить.

Я снова смотрю на часы: сейчас или никогда. Толкаю дверь и вхожу в здание театра.

Я еще не увидела здесь ни одной живой души, но до меня тут же доносятся чьи-то крики.

— Какого черта ты творишь? — сердито вопрошает какой-то мужчина.

— Я не виновата! Ты пропустил свою реплику! — в тон ему отвечает женский голос.

— Только потому, что ты плохо выучила свои! Включи уже свой слуховой аппарат, Бонни!

Я остаюсь в вестибюле, не зная, как правильно повести себя в этой ситуации. Если я пройду через череду дверей, отделяющих меня от этих людей, то окажусь непосредственно в зале — а судя по этим крикам, репетиция прошла не слишком удачно. И вдруг створки дверей распахиваются прямо перед моим носом, и из зала летящей походкой выходит пожилая леди, за которой следует совсем юная особа.

— Я не могу так работать! — возмущается первая, ее глаза горят, она едва сдерживает пылающий внутри нее гнев. — Он всего лишь молодой дилетант.

— Давай-ка устроим небольшой перерыв, — предлагает ее подруга. — Потом попробуем еще раз. Увидимся в десять, хорошо? И в чем-то он прав: тебе действительно нужно пользоваться слуховым аппаратом.