— Алло?

Один малыш настойчиво дергает меня за мешковатую брючину, и я прижимаю ему палец к губам, чтобы он не шумел. Мальчишка показывает мне язык и скрывается в неизвестном направлении. Вот она, неблагодарность человеческая — ведь я ему сделала трех сложнейших динозавриков. Совсем меня не ценят.

— Это Коко Суон? — спрашивает незнакомый голос в трубке, и я пытаюсь сосредоточиться.

— Да, это я.

Дети по-прежнему не дают мне покоя: в углу комнаты разгорелось сражение за пиньяту со сладостями, трое непосед уже размазывают по щекам слезы. У одного из малышей до самой верхней губы свисают длинные зеленые сопли. Не слишком приятное зрелище. Наверное, надо бы пойти к ним и отвлечь их каким-нибудь фокусом. Я уже собираюсь попросить у незнакомца прощения и перезвонить ему позже, но он называет свое имя:

— Это Дермот Браун. Вы оставляли сообщение моему секретарю?

Адвокат Тэтти! Не могу поверить, что он действительно откликнулся на мою просьбу. Он продолжает что-то мне рассказывать, но я едва слышу его голос.

— Вы не могли бы подождать буквально секундочку? — перебиваю его я и выскальзываю на улицу. Я почти бегу по гравию в сторону служебного входа, находящегося с другой стороны отеля.

— Да, простите, что вам пришлось ждать, — извиняюсь я. — Там было немного шумно.

— Понятно. Так чем я могу вам помочь? — сухо отвечает он так, будто я могла бы и не тратить его время на извинения, а сразу переходить к делу, чтобы поскорее закончить этот разговор.

— Я хотела узнать насчет Тэтти, — начинаю я.

— Тэтти Мойнихан? — перебивает меня он, как будто я говорю слишком медленно, а он куда-то опаздывает.

Тэтти Мойнихан — да, должно быть, речь идет о ней. Вряд ли он работал сразу с двумя клиентками с таким необычным именем.

— Да, Тэтти Мойнихан, — отвечаю я, нервно потирая руки и пытаясь успокоиться.

— И что же вас интересует? — угрюмо спрашивает он.

— Она была… подругой моей бабушки. Мы только недавно узнали о ее кончине, и нам сказали, что ее делами занимались именно вы, — с легкостью выкручиваюсь я.

— Она преставилась несколько месяцев назад, — резко отвечает он.

— Да, хм, я только хотела узнать, не осталось ли у вас адреса кого-нибудь из членов ее семьи, мы бы хотели с ними связаться. Видите ли, бабушка потеряла связь с Тэтти…

— Угу. Знаете, мисс Суон, у Тэтти никого не было. Последние годы своей жизни она провела в полном одиночестве в собственном доме, за ней ухаживала сиделка. Сейчас дом продан, равно как и все ее имущество.

— О, понятно. А нельзя ли как-нибудь связаться с этой сиделкой? Бабушка желает узнать о подруге хоть что-нибудь, я бы не хотела ее разочаровывать.

Повисает пауза, и я затаиваю дыхание, ожидая, что же он ответит. Он может просто взять и послать меня на все четыре стороны — юристы редко разглашают конфиденциальную информацию в телефонном разговоре с незнакомыми им людьми.

— Да, думаю, это возможно… Подождите, — подумав, говорит он.

Я слышу какой-то шорох, и буквально через минуту он снова на линии:

— Нашел. Сиделку зовут Мэри Мур, она живет на Кайлмор-Уэй.

Адвокат Тэтти называет мне ее точный адрес, я тут же заучиваю его наизусть. Я смутно представляю себе, где находится это место — кажется, по другую сторону дублинского канала.

— Огромное вам спасибо! А нет ли у вас номера ее…

— До свидания.

Раздается громкий треск, и я понимаю, что он повесил трубку. Что ж, все равно, думаю, не так сложно будет раздобыть номер телефона сиделки, зная ее имя и адрес. Если мне удастся ее найти, быть может, тогда я узнаю, встретилась ли Тэтти снова со своим любимым человеком. Знаю, это глупо, но меня охватывает восторг от этой мысли — я сгораю от желания узнать, увиделись ли снова эти несчастные влюбленные. Кто знает, что мне расскажет эта Мэри Мур?

Я прячу телефон обратно в карман и с удовольствием вдыхаю вечерний воздух. В зале было так душно, что оказаться на улице для меня — настоящее счастье. Когда я уже собираюсь вернуться обратно в гостиницу, мое внимание привлекает какое-то движение неподалеку. Прямо через дорогу от отеля, на узеньком тротуаре перед аптекой Догерти, я вижу Марка, болтающего с каким-то парнем. И правда, смылся погулять с друзьями. Кэт, конечно, будет спокойнее, когда узнает, что я его видела и что в этот момент он просто общался со своим товарищем, а не пил где-то в парке. Я уже собираюсь окликнуть парня, как вдруг его собеседник поворачивается ко мне лицом. Я вижу это знакомое бледное лицо, и у меня сердце уходит в пятки. Это Шон О'Мелли, прославившийся своим хулиганством на весь город. Он всего на год-другой старше Марка, но уже нажил проблемы с законом из-за наркотиков. Так какого же черта с ним рядом делает сын Кэт?

Я вижу, как парни расходятся в разные стороны, и сама тихонько возвращаюсь в отель, не на шутку взволнованная увиденным. Но мне не дают спокойно поразмыслить над этой ситуацией — фотограф наконец-то прибыл и теперь пытается выстроить детей в ряд и заставить их одновременно улыбнуться на камеру.

— Коко! — едва завидев меня, зовет Кэт. — Я тебя обыскалась — ты нужна для фотографии.

Натянув на лицо фальшивую улыбку, я решаю, что не стану никому рассказывать о том, что видела на улице. Может, поговорю потом с Марком сама, наедине, попытаюсь убедить его, что тусоваться с Шоном — не самая лучшая идея. В любом случае, не стоит говорить об этом Кэт прямо сейчас. Я изо всех сил стараюсь улыбаться на камеру как можно жизнерадостней и уговариваю детишек попозировать вместе со мной. К счастью, все заканчивается довольно быстро, потому что вскоре родители забирают своих усталых чад и развозят их по домам.

— Слава богу, закончили, — вздыхает Кэт, когда с нами прощаются последние папа и мама. — У меня нет больше никаких сил.

— В конце вечеринки было не так уж и плохо, правда? — спрашиваю я, стаскивая рыжий парик и распуская волосы. Какое же облегчение — снять эту ужасную штуку со своей головы. Теперь, когда все разошлись, и даже близнецов Дэвид увез домой, я могу немного расслабиться.

— Да, спасибо тебе огромное, — радостно улыбается она. — Фотки для проспекта вышли более чем достойные.

Она так счастлива, что вечеринка подошла к концу и получила отличные отзывы, несмотря ни на что, что у меня язык не поворачивается рассказать ей о Марке. Быть может, этому существует какое-нибудь разумное объяснение, хотя я и сама в это слабо верю. И все же мне не хотелось бы создавать ему еще большие проблемы. Я решаю пока держать язык за зубами, чтобы потом самой поговорить с Марком, и тогда уже будет ясно, нужно ли его матери знать об этой дружбе. Сейчас Кэт едва стоит на ногах, пытаясь удержать на весу полный поднос. Решено: поговорю сперва с ним, а потом уже буду что-то предпринимать. Спрошу его, что происходит. Надеюсь, окажется, что волноваться действительно не о чем.

— Как там Рут и ее «мальчик»? — спрашивает Кэт, падая в кресло и наливая нам по заслуженному бокалу вина из припрятанной ею под столом бутылки. — Подумать только — твоя бабуля завела себе любовника!

Мы обе заливаемся смехом: та серия «Секса в большом городе», в которой Кэрри сообщает всем, что «завела себе любовника», — одна из наших любимых.

— Не напоминай, — прошу я, усаживаясь напротив нее. — Думаю, они все время этим занимаются, прямо как кролики.

— Поверить не могу, что она выбрала этого мясника.

— Уж поверь.

— И в то, что она сказала, что они трахаются, это же…

— Тс-с-с, Кэт, не произноси это вслух, я и так со стыда сгораю.

— Рада за нее, что тут еще сказать. Я всегда говорила, что для сексуальных отношений никогда не поздно.

Мы с Кэт всегда называли секс «сексуальными отношениями» — дань нашей учебе в школе при монастыре и монахиням, пытавшимся вбить в наши головы общепринятые нормы поведения. Кэт страшно гордилась тем, что смело расспрашивала нашу сестру Игнацию об оргазмах и оральном сексе на уроках религиозного образования. У нее был настоящий талант сохранять при этом невозмутимое выражение лица. Бедная сестра Игнация — неудивительно, что она так рано ушла на пенсию. Иногда я думаю, что она приняла решение оставить работу в школе после того, как Кэт спросила у нее, можно ли заниматься сексом во время месячных.