Рыдания собирались вырваться наружу. Я чувствовала себя глупо за то, что поверила в слова моей мамы. Знаю, она лишь хотела защитить меня, но она же и вырвала меня из единственных отношений детства, обещающих дружбу.

Внезапно все стало понятно. Связь, которую мы чувствовали, то, что он всегда мог меня рассмешить одним взглядом, то, что мы понимали друг друга без необходимости говорить. Мы оба стали разными людьми, но в реальности ничего не изменилось. Те чувства, что я испытывала к нему сейчас, и те чувства, что испытывала тогда, смешались в одну волну, грозящую сбить меня с ног.

— Той ночью был муссон, — сказал он мягко.

— Я помню, — я кивнула, пытаясь проглотить ком в горле. — Смыл все, что мы построили.

— Я приезжал сюда потом каждый год, — сказал он. — Но не мог найти тебя. К тому времени, как я вырос достаточно, чтобы можно было расспрашивать, я понял, что ничего не знал о тебе. Была ли ты тут на каникулах? Или ты была из местных детей? Я понятия не имел. И ты выросла... твое лицо изменилось...

Делая глубокий, неровный вдох, я позволила рукам упасть по бокам.

— Как давно ты знал?

Он слегка пожал плечами, его рука все еще лежала на задней части моей шеи.

— Сначала я не помнил. Признаюсь. Не так ясно, как помнила ты. Но когда ты рассказала свою историю, в памяти что-то всколыхнулось. Мне пришлось немного покопать. Я приехал сюда на тех выходных, когда я был в "командировке". Нужно было увидеть собственными глазами и убедиться, что память не разыгрывает со мной шутки. Как только я увидел это дерево, все вспомнил.

Я, каким-то образом, совершенно забыла про дерево. Наши фальшивые имена, вырезанные на нем, одно над другим, словно ожидали знака плюс и желали быть обведенными сердцем. Но все было не так, не тогда.

— Кое-чего не хватает, — сказала я мягко, размышляя, понял ли он.

Его лицо разрезала кривая ухмылка.

— Надеялся, что ты скажешь это.

Отпуская меня, он повернулся к дереву и достал что-то из кармана. Я тяжело сглотнула и смотрела, как он раскрывает маленький карманный ножик, чье лезвие заблестело в лунном свете.

Аккуратно и усердно он вырезал маленький плюс, который символизировал нашу связь. Затем появилось сердце, большое обхватывающее сердце, слегка кривое. Слегка неидеальное.

Правильное.

Я засмеялась, подходя ближе, пока он убирал нож.

— Думаю, тебе стоит наведаться к кардиологу, дорогой.

— Иди ты, — его рука легла мне на талию. — Давай, попробуй вырезать идеальное сердце двадцатилетним карманным ножом. Я подожду.

Я молча обвила вокруг него руки, просто обнимая его и ощущая его прижатое к моему тело. Глубоко внутри я чувствовала умиротворение, которого раньше там не было. Ощущение спокойствия. Принадлежности. Я не была отвергнута все эти годы.

Я не знала, что это значило для будущего, но оно принесло конец прошлому.

— Я думал, что это был хороший жест, — сказал он мягко, немного дразняще. — Я не получу даже поцелуя?

Все мое тело затрепетало.

— Я хочу, — призналась я. — Но если поцелую тебя сейчас, боюсь, не смогу остановиться.

— Ох, миссис Чейз, — он коснулся губами моего виска, горячее дыхание послало мурашки по моей коже. — Ты разве не заметила, насколько пустынный был пляж? Я закрыл его для частной вечеринки. Здесь никого нет. И никого не будет всю ночь, — его рука скользнула немного ниже и обхватила мою попку. — Только мы.

Я засмеялась.

— Ты закрыл пляж? Ох, дети миллиардеров, наверное, в бешенстве.

— Переживут, — сказал он, поворачивая меня так, чтобы мы были прижаты друг к другу лицом к лицу. — Однажды они поймут.

Тяжело сглатывая, я посмотрела на дерево.

— Прямо тут? — идея восхищала меня, и я почти боялась признаться в этом. — Не будет ли это ужасно неправильно?

— Почему? — его пальцы провели дорожку вверх по моей спине, добравшись до застежки моего платья. — Здесь идеально. Меньше песка. Не знаю, был ли у тебя секс на пляже, но...

— Мы были детьми в прошлый раз, — я тяжело сглотнула. — Это место...

— Да, но теперь мы взрослые, — он отступил немного, позволяя расстегнутому платью повиснуть, грозясь упасть и обнажить мою грудь. Его взгляд прошелся сверху вниз по моему телу. — И насколько.

Смеясь, я наиграно придержала ткань, сохраняя честь.

— Ладно, теперь это становится странным.

— Это место наше, — сказал он, его веки тяжело нависали, когда он наклонился, чтобы поцеловать меня. Ну, почти поцеловать. Он остановился в миллиметрах от моих губ и прошептал: — Она принадлежит нам. Память. И мы можем делать с ней, что захотим. Я знаю, что ты не хочешь терять невинность тех времен. Она никуда не денется. Всегда будет так, несмотря на то, что происходит сейчас, — он крепко схватил меня за бедро. — Давай создадим другие воспоминания, о которых нельзя будет рассказать внукам.

Это была шутка. Просто шутка, бездумная фраза, которая абсолютно ничего не говорила о его намерениях на будущее. Я знала это. Но когда он произнес ее, я не могла не затрепетать от мысли, что он действительно хочет завести со мной семью.

Что он действительно хотел этого. Не для шоу.

Он поцеловал меня, и все мысли тут же исчезли. Я обернула руки вокруг его шеи, держась изо всех сил, так как коленки подгибались из-за него. Во мне не осталось сопротивления. Ни капли. Я просто хотела, чтобы он коснулся меня, и хотела еще немного попритворяться.

Мы упали на землю так, что его большое и великолепное тело прижимало меня к земле. Это волнующее чувство не потеряло свою новизну, и я застонала ему в рот, пытаясь раствориться в этом моменте. Желая этого. Но было и другое, более сильное чувство, которое грозило преодолеть меня — мне нужно было знать. Даже, если ответ разобьет мне сердце.

Его рука скользила вверх по моему бедру, под юбку. Я застыла, затем увернулась. Он остановился и медленно убрал руку.

Пока я пыталась подняться на локти, он отстранился, давая мне встать. Замешательство и страсть боролись в нем, и я почувствовала себя ужасно.

— Я не могу сделать этого, — слезы щипали глаза, а из-за чувства вины сжимало грудь. Но я должна была остановиться. Не могла больше притворяться. — Прости. Прости, Бен. Думала, что смогу, но это не так.

Он уставился на меня, и я почти видела, как в его затуманенном страстью мозге пытались крутиться шестеренки.

— Не можешь сделать что? — спросил он, наконец.

— Не могу больше притворяться, — слезы текли по щекам, и я ненавидела их, ненавидела свою слабость. — Я не знаю, что мы тут делаем, Бен, и это убивает меня.

На долю секунды он выглядел сбитым с толку. Потом он засмеялся.

Звук поразил меня, я пыталась понять. Он думал, что то, что я действительно влюбилась в него, это смешно?

— Дженна, — сказал он, все еще улыбаясь. — Дженна. Как еще более ясно мне сообщить тебе об этом? Я привез тебя сюда. Я вырезал сердце вокруг наших имен. Что еще ты хочешь, чтобы я сделал, арендовал самолет для надписей в небе? Потому что я сделаю это. Если нужно, я сделаю это прямо сейчас, — он сделал вид, что лезет за телефоном в карман. — Я знаю одного парня.

— Не сомневаюсь, — я всхлипнула, уставившись на него. — Бен, я... я не знаю. Никогда не могу быть уверена что реально, когда ты ведешь себя, словно...

Когда ведешь себя, словно любишь меня.

Он все еще смеялся.

— Дженна, — он наклонился вперед, беря мое лицо в руки. — Я люблю тебя. Полюбил еще в первый раз, когда ты наградила меня тем взглядом в продуктовом, в котором читалось "пошел ты", только тогда еще этого не знал. Я влюблялся в тебя все сильнее с каждым чертовым днем. Неужели ты не заметила?

Я не сводила с него глаз.

— Все это было просто уловкой? — спросила я. — Удобным оправданием, чтобы подобраться ко мне?

Я не знала, как чувствовала бы себя, если бы мои слова оказались правдой. То есть, мы были тут, и я была влюблена в него, не так ли?