Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Это опасный след, Анежка, — волновался Алесь. — От них, надо думать, все беспорядки... Но теперь они никуда не денутся! Только ты молчи, никому ничего не говори — я сам все сделаю.

— Они тебя убьют! Алеська, я боюсь, — целовала Алеся девушка, и на глаза ее навертывались слезы.

— Руки у них, пожалуй, коротки... А вот ты не ходи домой, мало что может случиться...

— А как же мать?

— Пусть она лучше приходит сюда. А теперь давай зайдем к моей матери, увидишь, какая она добрая,

— Нет, Алеська... Пока не могу,

— Ну, чего ты трусишь?

Она вздохнула в ответ и свернула в сторону бараков. Алесь шел, не выпуская ее руки, словно боялся потерять в этом мраке. А может быть, этот Паречкус поджидает их где-нибудь на дороге? Что будет тогда?

XIX

Мысли о том, что рассказала Анежка, всю ночь не давали покоя Алесю. Он лежал на постели и слушал, как по-осеннему тоскливо и зло воет ветер за окнами. Сухая ветка рябины время от времени царапала стекла. И тогда начинало чудиться, что кто-то пытается пробраться в хату. Все это создавало настроение таинственности и страха, и в памяти невольно возникали истории о диверсантах, бандитах, грабителях, шпионах, о тех черных делах, которых еще немало творится на земле и для которых осенняя ночь — лучшая пора. А что, если такие, как Езуп и Паречкус, крадутся сейчас к земляной плотине, в которую вложено столько труда? Один кусок тола, которого немало разбросано по лесам в минах и снарядах, — и вода хлынет в котлован, затопит машины, разрушит здание, размоет откосы... А могут прийти и поджечь хату... Алесь даже приподнялся, поглядел в окно. Частое и ровное гудение автомобильного мотора на Антоновом лугу, тихое дыхание матери и Марфочки несколько успокоили его. «Завтра же сообщу кому следует», — решил Алесь, уже засыпая...

Беспокойно провела эту ночь и Анежка. Когда Алесь еще на рассвете шел в контору, чтобы позвонить в милицию, она, вся запорошенная снегом, уже ожидала его на дороге. Вид у девушки был невеселый.

— Что ты здесь делаешь, Анежка? — удивился Алесь.

— Хотела видеть тебя, — сказала она и опустила глаза.

— Спасибо, — улыбнулся он, но, заметив, что девушка дрожит, спросил: — Что с тобой?

— Мне страшно...

— Чего?

— Боюсь, как бы не было беды.

— Давай пройдемся немного, — взяв девушку под руку, он повел ее к озеру. — Так что же случилось?

— За ночь я передумала обо всем. Если Паречкус дознается, что я сделала, плохо будет и тебе, и мне, и моим родителям.

— А ты не бойся, — попытался успокоить Алесь. — Я тебя в обиду не дам.

— Алеська, я верю тебе, но ты и сам не знаешь, что они могут сделать... Наверное, их много. Паречкуса арестуют — другие отомстят. Может, лучше нам промолчать?

Алесь опустил ее руку и нахмурился. Он посмотрел на темную воду, которую у берегов начал схватывать лед, и ощутил холодок в сердце.

— Ты думаешь о том, что говоришь? — спросил он, глядя в глаза девушке, растерянные и печальные. — Вот чему научил тебя пан клебонас в костеле? Значит, пусть поджигают, убивают, а мы будем молчать? Лишь бы не нас, да?

— Я про убийство ничего не слыхала...

— Что же они, в монахи собираются идти? Святого в лесу прячут и откармливают?

— Я не знаю... В конце концов я могла не так понять.

Неожиданно суровый тон Алеся еще больше испугал Анежку. Она представила себе, как расправляется Паречкус с отцом и матерью, как горит хата, в которой протекало ее детство, горит, гибнет все, что она любила глубокой и чистой любовью. И хотя сердце щемило от сознания, что она обижает Алеся и теряет его доверие, Анежка решила быть твердой до конца.

— Как хочешь, Алесь, но запомни, что я тебе ничего не говорила и ничего не знаю...

— Нет, знаешь! — начиная злиться, почти крикнул он. — Знаешь и все скажешь, когда потребуется... Я сейчас же позвоню в милицию…

— Ничего я не скажу и милицию видеть не хочу! И не пугай меня и не приставай, пожалуйста, ко мне! — вспыхнула она и побежала к баракам.

Алесь остолбенел от неожиданной развязки и, плохо понимая, что происходит в душе девушки, смотрел на ее следы, отпечатанные по первому чистому снегу. Следы эти, наливаясь прозрачной синевой, уходили от него к бугру, а ему казалось, что они протянулись до самого горизонта и теряются там среди сугробов и облаков... Он был и зол на Анежку и жалел ее, потому что, видимо, она сама не понимала, что делала. Только вчера она была такой ласковой и доверчивой, рассуждала спокойно и разумно, а тут ее словно подменили! Еще никогда Алесь не видел ее такой решительной. Нет, видно, не так легко преодолеть то, чем опутали ее родители и клебонас. Но ведь ее нужно вырвать из этого мрака! А для этого нужно помочь ей преодолеть свои слабости.

И когда маленькая фигурка Анежки, единственное темное живое пятно на ослепительно белом снегу, приближалась к баракам, он, сам не зная для чего, сломал хрупкий от мороза лозовый прутик, перекусил его зубами, бросил концы на тропинку и пошел в контору...

В конторе никого не было. Алесь подошел к телефону, снял холодную трубку и торопливо крутнул ручку. Через несколько секунд он уже разговаривал с начальником милиции. Когда разговор окончился, он вздохнул с облегчением.

Посидев некоторое время за столом и перебрав бумаги, которых накопилось немало, он вдруг ощутил усталость. Не слишком ли много испытаний выпало на его долю — и руководство стройкой, и любовь, в которую, как говорится, вмешиваются бог и черт, и еще эти дела, которые неизвестно кем творятся и непонятно куда могут привести... Жизнь! Так все ясно было в институте — учись, строй, борись, веселись! И так все запуталось на деле. Теперь не хватало только, чтобы прорвало плотину, и тогда полетит он вниз, как человек, которого спустили с лестницы за беспардонное нахальство, и придется пахать носом пыль на глазах у родных и знакомых, на виду у колхозов трех республик... Хотя он не верил тому, что табак успокаивает, теперь впервые в жизни подумал, что не худо бы закурить, и пожалел, что нет ни папирос, ни спичек...

В таком настроении Алесь, не заходя домой на завтрак, пошел на стройку. И первое, что ему бросилось в глаза, — это то, что экскаватор «Сута» не работал. Экскаваторщик Мажейкис понуро копался в машине.

— Что у тебя, Теофилис?

Мажейкис виновато провел по лбу замасленной рукой.

— Поломалось...

— Что?

Экскаваторщик вытащил и показал шестерню со сломанными зубьями.

— Видите? Работать нельзя...

— Как же ты допустил это? — раздраженно спросил Алесь, разглядывая шестеренку.

— Разве я нарочно, товарищ начальник? — оправдывайся Мажейкис. — Шестеренку делал не я... Кроме того, всему приходит свой срок, даже люди болеют и умирают...

Алесю стало неловко. В самом деле, разве всегда в поломке машины виноват тот, кто на ней работает? «Привычка мыслить и говорить штампами», — отметил он про себя.

— Ладно, поезжай на машинно-тракторную станцию и проси, чтобы выручили.

— На какую?

— Которая поближе... Бери моего коня и скачи! Может быть, отношение нужно?

— Не надо, меня там знают...

Алесь обошел вокруг «Суты» и направился к станции. Его беспокоили беспорядки, с которыми он встречался каждый день. Вот и этот случай... Беда небольшая, а работа стоит, время идет, вода прибывает... Подумал и усмехнулся: «Кажется, я начинаю философствовать на мелком месте... Вот посмеялись бы хлопцы из института, если бы послушали меня! И какой это замечательный шарж для стенгазеты — «Беседа инженера с экскаватором»!»

Он собирался пройти на строительство, но задержался в котловане. Люди, несмотря на заморозки, продолжали работать лопатами. Среди молодежи он, к своему удивлению, увидел и Никифоровича — он копал землю рядом с Йонасом. Неподалеку работала и Зосите. Она часто останавливалась и посматривала на Йонаса. Зосите стремилась быть всегда вместе с любимым.

— Может, отдохнем и поговорим с начальством? — предложил Йонас, увидев Алеся.

60
{"b":"266007","o":1}