Подходя к Погулянке, Анежка заметила, что работа идет очень дружно. В воздухе поблескивали лопаты, уже чернели первые сажени нового русла. А когда подошла совсем близко, краска залила ее лицо и перехватило дыхание: рядом с Юозасом Мешкялисом, который стоял, опираясь на лопату, она увидала Алеся... Она так растерялась, что не знала, как выйти из положения. Выручила Зосите:

— И ты к нам, Анежка!.. Поправилась?

— Поправилась, — постаралась как можно спокойнее ответить Анежка, и ей вправду показалось, что настроение, угнетавшее ее с самого утра, отошло куда-то далеко в сторону. Она поспешно взялась за лопату.

— Нет, подожди, — остановила ее Зосите. — Ты очень бледна: видно, поправилась, да не совсем... Успеешь еще наработаться! — посочувствовала ей подруга, не подозревая, отчего побледнела Анежка.

А ту и вовсе кинуло в холод, когда она увидела, что Алесь направился прямо к ней.

В душе Алеся творилась сумятица, не меньшая, чем у девушки. Но только опытный человек мог бы прочитать на его лице отражение сердечных тревог.

— День добрый, Анежка! — поздоровался он. — А я удивился, почему вас нет... Вы болели?

Девушка молчала, ощущая резкие, почти до боли, толчки сердца.

Солдат Литовской дивизии Юозас Мешкялис, заметив, что разговор у них не клеится, воткнул лопату в землю и подошел на выручку.

— Да, товарищ Иванюта, она сегодня прихворнула немного.

И Анежке пришлось окончательно примириться с версией о ее болезни.

— У меня просьба к вам, товарищ Мешкялис, — пустился на хитрость Алесь, — дайте сегодня Анежке задание, которое окажется ей по силам. Пусть она приходит петь в нашем хоре. Нам придется и этим заниматься: без песни не строительство...

— Она у нас по этой части первая мастерица! — поддержала Зосите.

— Я просил бы вас прийти к нам сегодня, — обратился Алесь к Анежке. — У нас будет репетиция.

— Надо бы в самом деле сходить, Анежка, — поддержал Мешкялис. — Я, кроме военных песен, ничего не пел, но дело-то это хорошее.

И неожиданно для себя Анежка согласилась. Вскоре они шли в сторону Долгого по песчаной дороге над озером. Буланого Алесь вел на поводу. Обоим хотелось сказать очень многое, но слов нужных не находилось. Алесю жег руку поясок, который лежал в кармане: надо было передать, но он не знал, как это сделать. Он попробовал завести разговор о спектакле, который готовил Ярошка. Начинал рассказывать, что делается на строительстве. Но почувствовал, что все это ни к селу, ни к городу. Было похоже, будто он рисуется. И тогда он набрался смелости, чтобы приступить к главному, что его интересовало. Он начал несколько издалека.

— Вы не видели вчера тетку Восилене? — спросил он.

— Нет! — сказала она, не понимая, почему не говорит Алесь о письме, которое она ему передала.

Эта же самая мысль пришла в голову Алесю, и он, расхрабрившись, взяв девушку за руку, сказал:

— От всего сердца, Анежка, благодарю вас за добрые слова. Я вам доставил много неприятностей своим письмом... Если можно, простите!

Алесю хотелось услышать от нее, что ей все-таки было приятно получить письмо от него из Минска, но она молчала, и это делало его совершенно беспомощным. Лицо девушки было бледным, озабоченным.

«Рисковать, так всем сразу!» — подумал Алесь и, вспомнив насмешливые слова Восилене о его робости, остановился, достал из кармана зеленый поясок и протянул его девушке:

— Видите, я в Минске затеял еще одну неприятность для вас.

— Что это? — вспыхнула девушка.

— Подарок вам... На память.

— Что вы! — растерянно воскликнула Анежка и даже на мгновение закрыла лицо руками.

Алесь не опускал руки, и лицо его погрустнело.

— Значит, вы ни разу даже не подумали обо мне?

— Что вы! — опять воскликнула Анежка. Она на этот раз и в самом деле испугалась, что обидела его. И, решив быть помягче, продолжала: — Большое спасибо, мне очень приятно, но, сказать вам по правде, я...

— Боитесь? — договорил за нее Алесь.

Анежка несмело взяла поясок и, разглядывая его, все еще встревоженная, призналась:

— Боюсь... Зачем вам надо было это делать? Что я скажу дома?

— Скажите, что купили в Долгом...

— Ой! Обманывать я не умею!

— Тогда спрячьте на время.

— Разве что так, — сказала она, пряча поясок в карман платья.

Подарок ей понравился, но она не отважилась признаться в этом Алесю. Она молчаливо шагала рядом с Алесем, и тревога ее все росла. Подарок подарком, о нем никто не знает, а как посмотрят дома на то, что она без позволения пошла в Долгое? Вспомнилось ей и суровое лицо клебонаса Казимераса, который советовал ей слушаться и почитать родителей. Ей стало боязно, она остановилась.

— Устали? — спросил Алесь.

— Нет... Я пойду домой... Я ничего не сказала дома...

— Вы же писали, что не согласны с отцом!

— Да, но мне очень не хочется гневить его.

— Выходит, что вам из-за меня кругом одни неприятности, — сказал Алесь.

— Я не говорю этого, но мне надо быть дома...

Анежка беспомощно прижала руки к груди, и в этот момент в вырезе кофточки блеснула головка знакомого Алесю серебряного крестика.

— Хорошо! — глухо уронил он и, не находя больше слов от злости и обиды, повернулся, вскочил на коня и, ударив каблуками в бока, напрямик через поле помчался в село.

Он летел, не глядя на землю, и сам не понимал, что творится с ним. Были минуты, когда ему хотелось остановиться и повернуть назад, даже хотя бы только обернуться, но он не сделал этого, не смог побороть своего внезапного ожесточения.

Анежка стояла, остолбеневшая от неожиданности, смотрела вслед Алесю, и из глаз ее на дорогу упали слезинки. Она вынула из кармана поясок, еще раз посмотрела на него. Завернув подарок и снова спрятав его в карман, она вздохнула. Увидев, что Алесь уже скрылся за рощей, нехотя повернулась и, едва ступая от внезапно нахлынувшей усталости, пошла домой.

Лишь около самого озера Алесь придержал коня и поехал шагом. До него наконец в полной мере дошло все случившееся, и он огорчился: «Плохо, что я обидел Анежку. Наверное, ей теперь тяжело». Но когда он увидел, как хлопочут люди на строительстве барака, ему стало стыдно: «Что я в конце концов нашел в этой девушке? Слепая покорность костелу, страх перед всем новым. Разве такой мне нужен товарищ и друг?..»

В правлении, куда приехал Алесь, никого не было. Но не успел он сесть за стол и собраться с мыслями, как дверь скрипнула, вошел Езуп Юрканс. Толстенький, с одутловатым лицом, он некоторое время молча стоял у порога, удивленный неожиданной встречей, но потом подошел к столу.

— Я к вам, товарищ начальник.

— Зачем я вам?! — удивился Алесь.

— Я Лайзана ищу, — поправился Юрканс.

— Лайзан живет у своего, приятеля Гаманька, — объяснил Алесь и поинтересовался: — А зачем это он так срочно потребовался?

— Каспар послал, наказал, чтобы я его привез безотлагательно.

— Что же там случилось?

— Да, видно, Аустра помирает, — равнодушно сказал Езуп.

Обычно поражает только внезапная смерть, а уход человека, долго и мучительно болевшего, воспринимается как естественная развязка. Но Алесь знал, что Каспар останется один с малыми детьми, и это глубоко опечалило его. Он облокотился на стол, обхватил голову руками — горе, которое грозило обрушиться на Каспара Круминя, пересилило его собственную боль и ощущение одиночества после того, как он повернул в поле коня и оставил Анежку одну на дороге...

В маленькой боковушке, при тусклой керосиновой лампе, Захар Рудак чинит ботинок сына. Лето уходит, ночи подлиннели, и теперь хватает времени и поспать, и оглядеться в хате. Сегодня Захар встал до рассвета — вчера заметил он, что у маленького Василька ободрались носки ботинок и сбились каблуки. Надев башмачок на большую деревянную ложку, он подшивает его дратвой. Представляя, как будет тепло маленькой ножке сына, Захар нежно улыбается.