– С тех пор никто не видел вашей птицы, миледи.

На какое-то время они обе замолчали.

– А может, он наконец-то научился летать? – робко высказала предположение молоденькая служанка.

– Ну да, как же! – печально прошептала Клио. – Я всегда говорила, что Грош – не ястреб, а домашняя курица.

Ее птица пропала вместе с бесценным арабским конем Меррика – и в этом, как ни странно, была какая-то доля справедливости. Клио тоже была наказана, и ей ужасно хотелось, чтобы с животными не случилось никакой беды и они наконец нашлись.

Далей ополоснула волосы Клио.

– Думаю, у нашего господина особенно много дел. Ведь с того дня, как вас ранили, он провел несколько суток у вашего изголовья, не отлучаясь ни на минуту.

– Я знаю, – блаженно улыбнулась Клио. – Как-то ночью я проснулась и увидела его здесь.

– О, это была далеко не одна ночь, миледи, далеко не одна. Он не допускал к вам никого, пока не убедился, что вы поправляетесь. Он даже стрелу вынул сам. И сам ухаживал за вами, – выпалила Далей единым духом.

В задумчивости Клио поднялась и, переступив через край, вышла из ванны. Далей принялась обтирать ее полотенцем.

В памяти Клио все еще звучал нежный, любящий голос Меррика, она помнила его сильные руки, державшие ее почти бесчувственное тело. Помнила прикосновения его губ к ее пылавшим от лихорадки, воспаленным щекам...

Было ли все это на самом деле? Или это всего лишь сон? Она посмотрела на душистую пену, покрывшую воду в ванне, и ей отчего-то сделалось стыдно.

– Черт побери, да вы совсем уже поправились, Клио!

Услышав низкий голос Меррика, она вздрогнула и резко обернулась. Влажные волосы шлейфом полетели по воздуху, облепили ее лицо и тело, а заодно и бедную служанку, которая от неожиданности опустила полотенце.

– Простите, миледи! – вскрикнула Далей: бедняжка испугалась не меньше своей хозяйки.

Клио выхватила полотенце у служанки и сделала неловкую попытку в него закутаться. Но полотенце было совсем маленьким, и Клио растерялась – никак не могла сообразить, какую часть своей девственной красы прикрыть в первую очередь.

– Нет, что ни говори, а здоровый румянец вам гораздо больше к лицу, – Меррик произнес это абсолютно серьезно, но она видела, что его синие глаза искрятся от смеха и вовсе не кажутся такими холодными, как прежде.

Пристальный взгляд Меррика на мгновение на ней задержался, отчего ее сразу обдало жаром – от влажной макушки до голых пяток. Клио охватило странное чувство, которое было сродни голоду – такому сильному, какого она прежде никогда не испытывала. Неожиданно выяснилось, что ей совсем не хочется скрывать перед ним свою наготу...

С отчаянной отвагой, которая граничила с безумием, она выпрямилась во весь рост, напоролась глазами на его взгляд и выпустила полотенце из рук.

– Вот теперь и ваше лицо украсил румянец, милорд!

Во всем великолепии своей обнаженной невинности Клио храбро стояла перед ним и пыталась к тому же над ним подшучивать! Меррик оценил ее вызов и все-таки первым, не выдержав, отвел взгляд, хотя ему очень хотелось смотреть на нее.

После ванны тело его невесты дышало свежестью, волосы ниспадали до пят и сияли, подобно меху морских котиков, что резвились в прибое у берегов Кардифа. Клио была женщиной хрупкой, изящной и миниатюрной, но ее полные груди нежной бледностью напоминали нос ягненка, талия была тонкой, а бедра широкими. Интересно, что сказали бы ученые отцы церкви о золотистом цвете волос на нежном мыске у нее под животом? Вот у Роджера наверняка нашлись бы нужные слова; возможно, он даже сочинил бы по этому поводу оду – собрание красивых слов, придававших обыкновенным вещам романтический облик.

Но не таков был Меррик. Не находилось у него красивых слов – было только чувство, сильное и всепоглощающее. И еще желание – мощное и, пожалуй, столь же неудержимое, как порыв к бою, когда со всех сторон окружают враги. До зуда в руках ему захотелось коснуться ее, припасть к ее телу губами...

Меррйку с большим трудом удалось остаться на месте. Нечто более сильное – очевидно, чувство ответственности – сковывало его по рукам и ногам. Он был убежден, что не может, не имеет права овладеть ею прежде, чем над ними будет совершен церковный обряд. Более того, он даже не считал себя вправе смотреть на ее обнаженные прелести.

В этот момент задыхающаяся от волнения служанка, пухлая девица с копной волос цвета свежескошенного сена, протиснулась меж ними и прикрыла свою госпожу.

– Мы еще не готовы! Миледи ... Милорд, вы еще не женаты! Я... мне... – от смущения она стала запинаться.

– Леди Клио, – Меррик поклонился столь галантно, что за один только этот поклон Клио готова была пожаловать ему права еще на одно графство. – Когда вы будете готовы, я желал бы переговорить с вами.

Он повернулся, чтобы уйти, но остановился, придержав дверь. Оглянувшись на Клио, он улыбнулся и добавил:

– Не угодно ли вам будет, чтобы я сам зашел за вами?

– Нет, – не испытывая и тени смущения, довольно заносчиво ответила Клио. – Зачем же вам утруждать себя, милорд.

Меррик коротко поклонился ей и закрыл за собой дверь.

К тому времени, когда граф пересек двор и повернул за угол конюшни, он уже насвистывал какой-то задорный мотив.

Найти Меррика, однако, оказалось совсем не просто.

Его не было ни в спальне, ни в большом зале. Пекарь видел его у кузнеца: граф пришел в кузницу с просьбой починить сломавшийся засов, но кузнец сообщил, что не встречал милорда после полудня – с того момента, когда за ним зашел старшина каменщиков. Однако старшина каменщиков уехал за каменными плитами в каменоломню неподалеку от замка, но без графа, а охрана видела своего сеньора в теплой компании с Томасом Пахарем, Джоном, что жил у колодца, и Уильямом-медником. Томас Пахарь сказал Клио, что граф распрощался с ними, когда брат Дисмас прибежал к нему с жалобой на графских слуг, которые осмелились играть в кости в нефе. Монах утверждал, что гнев божий ужасен и нечестивцев неминуемо постигнет божья кара. Но когда Клио нашла брата Дисмаса, тот поведал ей, что не видел графа с обедни – тогда за графом явился сэр Исамбар и увел его куда-то в глубь замка. Судя по всему, теперь уже никто не мог сказать с уверенностью, где находятся сэр Исамбар и, соответственно, граф Глэморган.

Наконец, Клио обнаружила старого рыцаря в конюшне. Он присматривал за тем, как Долби и Долги чистили стойла. Здесь же болтался Тобин.

– Сэр Исамбар!

Рыцарь обернулся и коротко поклонился, но на его грубом, похожем на каменное изваяние лице не промелькнуло и тени приветливости.

– Да, миледи?

– Чем это там заняты мои мальчики?

– Чистят конюшню.

– Это я и сама вижу. Но по чьему приказу?

– Их наказали за неповиновение приказам сэра Меррика.

– Как, они снова наказаны?!

– Совершенно верно, миледи. На этот раз за то, что, вопреки приказу графа, трудились на огороде.

Клио хотела было возразить, что за это не их, а ее нужно было наказать, но тут ее верные оруженосцы сами подошли к ней, гордо держа свои грязные лопаты на плече – так, как носят боевые секиры.

– Милорд граф сказал нам, – Долги высоко задрал подбородок, придав своим словам таким образом некоторую торжественность, – что если мы хотим когда-нибудь сделаться рыцарями, то должны прежде всего научиться выполнять его распоряжения.

Долби промолчал, но при этом его огромные влажные глаза, казалось, умоляли Клио понять и оценить все значение их с Долги подвига, и, уж конечно, ему не хотелось, чтобы Клио на них сердилась.

– Настанет день, когда мы станем воинами и сумеем защитить вас, миледи! – важно добавил Долги.

Глупый Тобин не удержался и захихикал. Сэр Исамбар одарил оруженосца взглядом, преисполненным негодования.

– Вам, де Клер, сэр Меррик доверил особое поручение.

– Я не первый год служу своему хозяину, – с гордостью заявил Тобин и, бросив презрительный взгляд на Долби и Долги, важно произнес: – Самые важные поручения мой господин приберегает для тех из нас, кто служит ему лучше прочих.