— Я говорю вполне серьезно. Не знаю, какие нужны доказательства еще? Вообще я человек, который не любит шуток.
— Мне хочется тебе поверить, Эйс, но...
— Скажи мне, из какого ты сектора? У меня действительно начинают возникать сомнения, доберешься ли ты до дома. Повидимому, мне придется тебе помочь в этом.
— Меня тоже начинают брать сомнения в целости моего мозга. Собственно, я хотел бы в... Москву.
— Это что такое?
— Странный вопрос! Москва, это — большой город с населением в пять миллионов человек, политический и научный центр Евразии, светоч нового мира, средоточие свободы... Именно там я родился и там протекли мои лучшие годы.
Эйс с сокрушением покачал головой и участливо посмотрел на профессора, который между тем продолжал;
— По всем видимостям мне надо именно в Москву. Там есть хорошая психиатрическая больница, которой заведует мой друг. Я вижу, что провести в ней два-три месяца было бы для меня очень полезно, ибо то, что ты говоришь...
— Вот что, профессор, поверь мне, я говорю правду: никаких городов нет, нет совершенно, как ты говоришь... Москвы... нет больницы. Вообще... поедем лучше ко мне! Там тебя быстро вылечат от всех твоих сомнений.
— В мое сознание, если оно вообще цело, начинают закрадываться некоторые подозрения. Не можешь ли ты сказать мне, какое специальное название носит эта местность?
— Это — залив Провальный. Море здесь залило часть гор. Но это было давно...
— Тогда давай пойдем пешком: я хочу все видеть сам. Провальный... Никогда не приходилось слышать о таком заливе. Итак, пойдем!
Эйс пожал плечами и заметил:
— Только имей в виду, что до моего дома больше тысячи километров.
И оба путника направились по тропинке вдоль берега.
«Теи»... Странное слово! Еще гоми — куда ни шло: что-то человеческое слышится в этом слове. А вот — теи... Откуда это? Профессор стал припоминать. Ну, конечно, теи значит — боги! Вот оно что! Ну, что ж, посмотрим, как живут эти боги.
Как профессор и ожидал, дома были на каждом шагу: через каждые тридцать-сорок метров стоял небольшой одноэтажный дом. Всюду навстречу попадались люди-теи, которые с любопытством смотрели на путешественников: высокого, сутулого, заросшего бородой профессора и однорукого, тоже косматого Эйса. Особенное любопытство выказывали дети: они откровенно заговаривали с профессором, щупали его странное одеяние, с удивлением глядели на седые волосы и голые ноги. Часто вслед за собой профессор слышал:
— Вот так пара: теи и какой-то волосатый гоми!
Профессор не обижался на подобные замечания и шел во всевозможных направлениях, но везде натыкался на дома в зелени. Дома, соединявшиеся между собой маленькими аллейками, усыпанными гравием, производили впечатление редкой чистоты и уюта. Нигде не было видно ни пылинки, воздух был полон озона. Улицы отсутствовали.
— Рай, в котором нет экипажей, — заметил вслух профессор, — поэтому нет улиц и дорог. В таком воздухе не может быть бактерий, а значит — и эпидемий.
И верно: все жители производили впечатление не только на редкость красивых, но также изумительно здоровых людей, которым, казалось, совершенно незнакомы были болезни.
Дальше путешественники наткнулись на какое-то сооружение, которое отличалось от обычных домов оригинальной причудливой архитектурой и колоссальными размерами: казалось, оно могло вместить в себя сотню небольших белых жилищ теи. При этом здание было только одноэтажным.
Первое, что здесь увидели Эйс и профессор, была толпа ребятишек. Они рассматривали какие-то, повидимому, физические приборы и внимательно слушали объяснения взрослого теи.
— Школа? — спросил профессор и вопросительно посмотрел на Эйса.
— Физический кабинет, — пояснил Эйс.
Профессор прислушался к объяснениям учителя.
Речь шла, повидимому, о законах лучевого давления и вообще о конструкции луча. Профессор с удивлением посмотрел на малышей, из которых старшему было не более тринадцати лет, и затем на Эйса.
— Первоначальный этап обучения, — объяснил тот, поняв безмолвный вопрос профессора.
— Ничего не понимаю, — нашелся только ответить последний.
В этом доме был еще один нижний этаж — в земле, но освещался он также солнечным светом через стекляные потолки и только отчасти — искусственным светом. Огромные вентиляторы бесшумно вертелись и нагоняли в здание чистый озонированный воздух. В одном громадном зале нижнего этажа стояли машины. Некоторые из них были в действии. Здесь было до десятка теи, управлявших машинами.
— Пищевая фабрика, — объяснил Эйс. — Каждая община имеет такое здание — общественный дом, и в нем фабрику по выработке пищи. Ты видишь, эта машина выбрасывает коричневые шарики? Это и есть питание теи. Отсюда эти шарики по пневматическим трубам рассылаются по всему району. Также здесь вырабатывают питье и тоже рассылают таким же порядком. Каждый дом каждый день имеет свежий завтрак, такой же обед и ужин.
Из дальнейшего выяснилось, что община заключает в себе около десяти миллионов теи и называется на самом деле не общиной, а «треугольником № такой-то». Дело в том, что обе гемисферы — Северная и Южная — были поделены на секторы, границы которых совпадают с меридианами. Каждый сектор идет в виде треугольника на шарообразной поверхности земли от полюса к экватору, причем вершина его, конечно, лежит у полюса. Это удалось сделать только после особенно тщательного и точного триангулирования.
В соответствии с этим и самый сектор был разбит на треугольники с таким расчетом, чтобы каждый треугольник мог вместить на себе около десяти миллионов человек. Каждый треугольник управлялся «советом треугольника», состоявшим обычно из десяти членов, весь сектор — «советом сектора», а оба полушария — «советом секторов» или, как чаще говорили, «советом двух гемисфер».
На «совете гемисфер» лежала забота об общем направлении хозяйственной жизни всех теи, об издании основных положений, регулировавших отношения секторов, намечались новые большого масштаба сооружения и вообще решались вопросы, так или иначе затрагивавшие судьбы обеих гемисфер. Вся же культурная работа, школы, лаборатории, всякого рода исследования и т. д., — все это подлежало ведению сектора, общины и отдельных лиц.
Все советы переизбирались через каждые пять лет, и попадали в них лица, чем-либо зарекомендовавшие себя перед обществом.
В каждом треугольнике был «общественный дом», где сосредоточивалась вся хозяйственная и духовная жизнь десяти миллионов человек. В каждом таком доме были школы, университет, театр, необходимые фабрики, склады и интереснейшее учреждение — институт регенерации.
Все это рассказал профессору Эйс.
Профессор слушал, раскрыв рот, и лишь наполовину понимал все то, что ему говорил Эйс.
Прошли дальше. Новая небольшая комната, в которую они вошли, была химической лабораторией.
— Здесь заготовляется остов пищи, — вновь начал объяснять Эйс. — Ты видишь этот большой аппарат? В нем происходит концентрация жиров, без которых шарики мало полезны... Здесь аппарат по выработке фосфорно-кислых солей и железистых соединений — веществ, питающих мозговые клетки. Углеводы теи получают главным образом в питье. Витамины же присутствуют и в «шариках», и в питье.
— Там, под водой, «мелки», здесь шарики, — бормотал профессор. — Ничего не понимаю я в этом странном мире.
Дальше профессор был несказанно удивлен, увидев перед зданием толпу теи: они сновали от «общественного дома» к какому-то сооружению около него, нагружали вагонетки тюками, которые бесшумно исчезали в подвальном этаже дома.
— Это идет разгрузка одного из воздушных судов, что мы недавно видели, — объяснял Эйс, когда они вышли из дома. — Суда прибыли с Экваториальной Энергетической станции с грузом одежды, заряженных аккумуляторов, радиоприборов и машинных частей. Вон выгружают несколько десятков маленьких «метеоров». На одном из них мы могли бы улететь.
— Что за «метеоры»?
— Я же говорил уже: маленькие одно-, двух- или трехместные воздушные аппараты, делающие до 2000 километров в час. Сейчас они в разобранном виде. За быстроту их зовут «метеорами».
