— Санитары, массажисты, уборщики. Желающие окончили ускоренные курсы и действительно медики, квалифицированный медперсонал.

— А по их основной специальности вы разве их не используете? — уже спокойно с деловитой заинтересованностью спросил Рассел. — Сексотерапия иногда творит чудеса.

— Да, я читал, — кивнул Жариков. — Но интимная жизнь человека является жизнью, только когда интимна.

— И что же? Вы разрешили им работать бесконтрольно? Да нет, доктор, вы же знаете, должны знать. Три дня сексуального воздержания и начнётся процесс… Это похоже на наркотическую ломку, это… или… нет, контроль необходим… Прежде всего для равномерного распределения нагрузки, для их же блага… они же начнут гореть, поймите… — Рассел замолчал, словно захлебнувшись.

— Они все перегорели.

И от этих простых слов он отшатнулся, как от удара.

— Что? Что вы сказали, доктор?! Все? Как это — все?

— Все, значит, все, — перебил его лепет Жариков. — Все до одного. Кто приходит делать вам уколы, кого вы видите на спортплощадке, все.

Рассел опустил голову. Постоял так, потом, пошатываясь, не дошёл, добрался до кровати и рухнул на неё. Жариков молча встал и пошёл к двери, стукнул в косяк, дождался, пока откроют, и вышел. Рассел не шевелился. Сейчас он хотел остаться один. Только это. И понимая, Жариков согласился. Да, так будет лучше.

Ночью Зина проснулась. Вдруг. И не могла понять, что её разбудило. И не сразу догадалась, что это дыхание. Она привыкла слушать только Катино, тихое, будто всхлипывающее. Раньше Катя спала с ней и здесь никак не могла привыкнуть к отдельной кровати, пугалась и звала её. Или тихо безнадёжно плакала. А сейчас… Спит спокойно. А это… посапывание Димочки. И ещё… ровное сильное дыхание мужчины. Зина осторожно приподнялась на локте, придерживая у груди одеяло, вгляделась в еле различимое в синем ночном свете тёмное лицо. Тим, Тимофей Дмитриевич Чернов, Тима… господи, неужели это и вправду с ней, неужели, господи, как же оно теперь будет, господи…?

Тим повернулся набок, лицом к стене, и сползшее одеяло открыло его плечо и спину, а свесившийся угол почти коснулся Дима. Зина потянулась поправить одеяло, но только ещё больше его сдёрнула. Тесно-то тесно, а руки не хватило. Тим открыл глаза и сел, подхватывая сваливающееся одеяло, повернулся и увидел Зину. Их взгляды встретились.

— Я… я разбудил тебя? — тихо спросил Тим.

— Нет, я… — смутилась Зина, — это я, я только хотела одеяло тебе поправить. Ты спи себе, Тима, спи.

Тим улыбнулся и лёг снова набок, но теперь лицом к ней. Оба одновременно посмотрели вниз на спящих детей и опять друг на друга. Зина улыбнулась.

Они лежали и смотрели друг на друга, не зная, что сказать. А хотелось поговорить. Но и дети внизу, и стены ведь… одно название, что стены, слышно же всё всем. И… и страшно чего-то.

Так и не заговорив, заснули.

А с утра начались обычная суета, сутолока и неразбериха. За завтраком выяснилось, что Зина с Катей врачей тоже всех прошли, но у Зины тестирование не закончено. Ну, пройти-то прошла, а за результатами не сходила, не до того стало. Значит, как теперь? И результаты, а там могут и на второй круг по этим тестам послать, вон, говорят, кого-то сразу пропускают, а кого-то и по третьему кругу гонят, и к врачу — Зина покраснела — всё ж таки серьги вдеть надо, и стирка накопилась… Тим предложил, что постирать и он может, управлялся же раньше. И со своим, и с сыновним. Так что и её с Катиным постирает. Зина пришла в такой ужас от его предложения, что Тим изумился, не понимая причины. А объяснять некогда, из-за стола уже встают, а в дверях следующая смена. Проталкиваясь к выходу, Тим заметил Эркина, а рядом с ним Женю. И сразу решил:

— Я в библиотеку пойду, буду место подбирать.

— Ну и хорошо, — сразу согласилась Зина. — Дождя нету, до обеда погуляют, — она ловко обвязала Катю платком. — А я и после обеда постираю.

— Мам, ты сказала, что бананы после завтрака, — напомнил Дим, беря Катю за руку.

— Они дома остались, — сказала Катя и вздохнула: — И остальное тоже.

Зина посмотрела на Тима, показывая, что его слово — главное. Тим благодарно улыбнулся ей и кивнул:

— Тогда пошли есть бананы.

— Ура-а! — завопил Дим. — Катька, бежим!

Зина уже гораздо увереннее взяла Тима под руку, и они пошли за детьми в свой барак.

— Тима, а груши не попортятся?

— Н-не знаю, — неуверенно ответил Тим, обводя Зину вокруг лужи. — Они быстро портятся.

— Тогда я посмотрю сейчас, и если что, то их тоже прямо сейчас и дам. А яблоки с апельсинами тогда на обед и после сна. Как скажешь, Тима?

— Хорошо, — кивнул Тим.

Когда они вошли в свой отсек, Дим и Катя чинно сидели на кроватях, даже разделись и пальтишки рядом положили.

— Ну, молодцы, — похвалила их Зина. — Вот сейчас и поедите.

Она открыла стоявший на тумбочке пакет и достала бананы. Посмотрела на Тима, не зная, как их лучше почистить.

— Пап, а их два всего, — сказал вдруг Дим. — Надо резать, да?

— Да, — кивнул Тим, доставая нож.

Вид выскакивающего из рукоятки лезвия заставил Катю ахнуть с восторженным испугом. Дим гордо посмотрел на неё. Папкин нож — это вещь! Он ни словечком не соврал. Тим аккуратно разрезал бананы пополам поперёк и надорвал на них кожуру. И опять, как и вчера, они сидели все вместе и ели.

Зина собрала шкурки и заглянула в пакет. Достала груши и протянула их Тиму.

— Они уже мягкие совсем, как скажешь?

— Да, — согласился Тим.

— Я их помою тогда сейчас. Катя, шкурки бери, выкинем их сразу.

Когда они вышли, Дим прислонился к боку Тима, уткнувшись головой ему в подмышку.

— Пап, а мне ты такой нож сделаешь?

Тим улыбнулся. Это была их давнишняя тема для разговоров.

— Это не игрушка, Дим. Только когда ты вырастешь.

— Такой, как ты?

Тим кивнул. Вошла Зина, неся в растопыренных пальцах ярко-жёлтые, как светящиеся, груши.

— Дай лоток, Дима, — попросила Зина, и Дим сорвался с места. — Ну, вот и молодец. Давай, отец, дели.

Привычное, слышанное в детстве обращение выскочило у неё само собой. И, к радостному удивлению Зины, Тим принял его как должное. Достал опять свой необыкновенный нож и точными движениями разрезал груши пополам, а потом ещё раз на четвертинки, чтобы было удобнее брать. Получилось восемь долек. Кате и Диму по три дольки, а ему с Зиной по одной. Груши оказались такими сочными, что и малыши перепачкались, и Зина юбку закапала, и даже Тим посадил пятно на рубашку. И переодеться не во что.

— Ладно, — сказал Тим. — Не буду куртку снимать.

— Да оно и незаметно совсем, — Зина носовым платком промокнула пятно. — А я тогда прямо сейчас стирать пойду.

— Нет, — покачал головой Тим и встал, — как решили.

— Точно, — немедленно встрял Дим. — Сказал — сделал!

— Вот-вот, — кивнула Зина. — Обещал машину во двор не брать? Обещал. Ну, так и держи слово.

Дим покраснел, набычился и вытащил из-под рубашки машинку, со вздохом протянул её Зине.

— На, мам, спрячь. А как ты догадалась, что я её взял?

— Вот так и догадалась.

Это объяснение все сочли исчерпывающим. Зина опять закутала Катю, застегнула на Диме пальто.

— Всё, идите гулять. Хорошо только гуляйте.

Выставив малышей из отсека, Зина обернулась к Тиму. И снова… снова она не знала, что говорить и делать. И он. Стоит и смотрит на неё. И молчит.

Тим осторожно поднял руки, и Зина готовно подалась к нему. Они обнялись, и губы Зины, коснулись его губ. Тим поцеловал её, уже не опасаясь, что она оттолкнёт его. И оба одновременно разомкнули объятия. Дальше… дальше сейчас невозможно, нельзя. Они не так понимали, как чувствовали это.

— Ну, ничего, Тима, я побегу, — Зина хлопотливо достала из тумбочки заветную коробочку и сунула её в карман куртки. — Господи, скорей бы уж на место, чтоб осесть, зажить по-человечески, да, Тима?

— Да, — кивнул Тим, натягивая куртку.