— Привык работать в одиночку, — улыбнулся Никлас. — Я проверил оба эпизода. Со Стормом и линию Шермана. В общем, как вы и предполагали. И была очень, как вы любите говорить, интересная встреча. Неожиданная.
— Совсем интересно. Заинтриговали. Так что, не спешите, Ник. Хорошие новости надо слушать не спеша, со вкусом.
— И с кофе! — засмеявшись, Никлас показал кивком на закипевший кофейник.
— Первую чашку здесь, а вторую уже за работой, согласны? — предложил Михаил Аркадьевич, ловко накрывая на столик у дивана в холле и наливая кофе.
— У меня есть выбор, сэр? — спросил по-английски, лукаво улыбаясь, Никлас и в ответ на весело-удивлённый взгляд Михаила Аркадьевича пояснил уже по-русски: — Цитирую Эркина Мороза.
— Понятно, — они сели на диван и взяли по чашке. — У парня так подвешен язык?
— Временами он даёт ему волю и очень внимательно следит за реакцией собеседника. По-русски, — задумчиво уточнил Никлас, — он, возможно, не столь уверен в себе. Потому и настоял на разговоре по-английски. Протоколов я не привёз, Михаил Аркадьевич, но, я думаю, что если возникнет такая необходимость, то я повторю визит уже официально.
Михаил Аркадьевич кивнул.
— И с таким же успехом?
— Возможно, и б ольшим. Мы расстались корректно и контактно.
— Отлично. Итак…
— Сторм? — улыбнулся Никлас.
— Нет. Сторм и Шерман напоследок. Это работа. А для начала, — Михаил Аркадьевич улыбнулся, — что была за встреча?
Никлас задумчиво покачал дымящуюся чашку, отпил глоток.
— Я встретил сына Железного Хромца.
— Что?! — Михаил Аркадьевич впервые на памяти Никласа выдал такую реакцию. — Быть не может!
— Оказывается, может, — Никлас пожал плечами и сделал ещё глоток. Странно, но крепчайший горький кофе сегодня успокаивал. — Уцелели многие. Вы, я, спальники, лагерник. Ещё… кое-кто и кое-где. Почему бы не уцелеть и ему? С «охотниками» он дела не имел, с реваншистами тоже. Мы бы уже знали об этом.
— И где вы его встретили?
— Там же. В региональном лагере репатриантов. Живёт в одной комнате с Морозом и ждёт визы. Кстати, с репатриацией очень неплохо задумано, и реализация вполне прилична. Никого не нужно искать, сами приходят и подставляются под проверку.
— Да, согласен. Но вы не уходите в сторону, Ник. Что вы ему сказали?
— Ему? Ему я сказал, что он может спокойно ехать. Ему всего восемнадцать лет, Михаил Аркадьевич. Он прожил этот год, ни во что не влипнув, не связавшись ни с Белой Смертью, ни с криминалом. Думаю, мальчишка хлебнул вполне достаточно.
— Он знает о смерти отца?
— Сам он сказал, что не в деталях.
Михаил Аркадьевич кивнул.
— А детали ему узнать не от кого.
— Да, — согласился Никлас. — Железный Хромец, насколько я понимаю, попал в первые слои «пирога». Там навалено сверху столько, что не пробиться. Да и нужно ли, Михаил Аркадьевич? А мальчишка… Он сделал свой выбор. В лагере у него конфликтов нет, — Никлас негромко рассмеялся. — Вы бы видели, как он кинулся спасать Мороза от меня.
— Представляю, — улыбнулся Михаил Аркадьевич. — Он ведь и тогда не отличался особо ревностным соблюдением расовых законов, так?
— Да. Он врождённо порядочен. Помните эту классификацию?
— Ещё бы. Что ж, — Михаил Аркадьевич отхлебнул кофе. — Вы, разумеется, правы. И как его сейчас зовут?
— Документы у него на Ива Моргана. Скорее всего, будет их переделывать на русский вариант.
Михаил Аркадьевич на секунду задумался.
— Ну, Ив — это, конечно, Иван, а Морган… наверное, Моргунов.
— Возможно, — пожал плечами Никлас и внимательно посмотрел на собеседника. — Это важно?
— Вы правы, Ник. Думаете, надлом срастётся?
— В его возрасте это возможно. Как и у Мороза.
— Так, хорошо. Оставим Ива Моргана жить дальше самостоятельно. Ваше мнение о Морозе?
— В целом, — Никлас допил кофе и поставил чашку на столик, — прежние характеристики верны. Что бы я добавил? Не по характеру, а по биографии. Последние пять лет перед Освобождением он был рабом в Вальхалле, — и видя удивление Михаила Аркадьевича, уточнил: — Это имение Изабеллы Кренстон.
— Нет, Ник, я это помню. Однако… интересно.
— На нём была рубашка Старого Охотничьего Клуба.
Михаил Аркадьевич присвистнул, Никлас с улыбкой кивнул и продолжил:
— Пуговицы сменены, кое-где аккуратно зашита, но герб на кармане цел. Смысла его, по-видимому, ни Мороз, ни его жена не знают, иначе бы выпороли. Думаю, он подобрал её в одном из имений ещё зимой, возможно, в самой Вальхалле.
— Не исключено, — кивнул Михаил Аркадьевич. — Что он говорит?
— Об Изабелле? Английский язык достаточно богат, и парень владеет этим богатством в полном объёме.
— Представляю, — рассмеялся, допивая кофе, Михаил Аркадьевич. — Информации у него много, она интересна, но…
— Но не в оперативном смысле, — подхватил Никлас. — Извинения Шермана его не тронули, хотя он считает Рассела, цитирую, не самой сволочью. Его жена жива, а мотивы поступков Шермана его совершенно не волнуют.
— Вполне объяснимо.
— Да. Доктора Шермана он опознал. Здесь у меня есть варианты.
— Отлично.
Не прерывая разговора, они налили себе ещё по чашке, опустошив кофейник, и перешли в кабинет, за письменный стол. Михаил Аркадьевич подвинул себе под руку чистый лист бумаги и быстро нарисовал в углу маленькую неправильную спираль. Разговор стал уже рабочим, хотя тон беседы не изменился.
— Итак, всё-таки Сторм. С Евгенией Мороз, она же Джен Малик я побеседовал. Версию Сторма она подтверждает, но…
— Но? — заинтересованно переспросил Михаил Аркадьевич.
— Те же факты, но в другой интерпретации. Она уверена, что обманула Сторма, прорвавшись к телефону. Дальше у неё путаница, провалы… — Михаил Аркадьевич понимающе кивнул, — но очень похоже, что «трамвая» не было. Мне приходилось общаться с выжившими. Совсем другая картина и поведения, и воспоминаний. Сторм ловко провернул эту операцию. Застраховался со всех сторон.
— Да, Сторм ловок. Как вы думате, Ник, какие козыри у него ещё в рукаве?
— Предъявлено два. Рассел Шерман и Джен Малик. Я думаю, больше ничего нет. Об Исследовательских Центрах надо спрашивать Шермана.
Михаил Аркадьевич задумчиво пририсовал спирали хвостик и улыбающуюся кошачью мордочку.
— Сторма вы считаете отработанным?
— Какая-то информация там ещё есть, устаревшая, конечно, но… — Никлас пожал плечами. — С ним рвётся поработать Золотарёв. Хочет реабилитироваться.
— Пусть работает, — согласился Михаил Аркадьевич. — Здесь и додавит, и ничего не испортит. Теперь Шерман.
— Да, с Шерманом сложнее. Мороз испугался фотографии.
— Шермана?!
— Да, отца. Вы бы слышали, с каким… ужасом он произносит «учёный», «исследования». Шермана называли Большой Док и Большой Учёный. Для Мороза это клички.
— Понятно. Доктор Шерман работал со спальниками, не так ли?
— Думаю, его исследования были шире. И не только в области физиологии. Здесь, я думаю, вполне можно задействовать парней из госпиталя. Всё-таки Мороз последние пять лет уже не был спальником, многое и забылось, и изменилось. И не хотелось бы его снова отрывать от семьи. А посвящать в такие детали его жену тем более совсем не нужно.
— Понятно, — на листе чуть пониже и левее закручивалась новая спираль, неуловимо схожая и в то же время отличная от предыдущей. — Что ж… На мой взгляд вполне разумно. Вы сразу обратитесь к парням?
— Нет. Я уже думал об этом. Сначала поговорю с доктором Жариковым. Имеет смысл передать ему литературу Шермана и уже после этого выходить через него на парней.
— А не через Аристова?
Никлас покачал головой.
— С физиологией на сегодняшний день вопросов меньше, чем с психикой. Аристов хирург, а Жариков психолог. Широкого профиля.
— Он сейчас очень занят.
Никлас почувствовал, что краснеет под внимательным взглядом Михаила Аркадьевича.
— Вы видели их, Никлас?
Он молча опустил глаза. Надо объяснить, а он даже просто говорить об этом не может. Но кто же думал, что так всё завяжется, что прошлое… вдруг станет почти настоящим. И вдруг тихий, но такой… неожиданно точный вопрос:
