— Ещё б комендант так думал, — хмыкнул Роман.

Не открывая глаз, Ив жадно слушал непонятную речь. Русский. Почему его не учили русскому языку? Говорят, трудный язык, но вот индеец же научился, свободно говорит, не запинаясь, он же не глупее…

…Чёрное беззвёздное небо, чёрная бесснежная как выжженная земля. И костёр. Они сидят у костра напротив друг друга.

— Кто я?

— Кого это теперь волнует?

Пляшущее пламя выхватывает из тьмы худое строгое лицо, плечи со следами споротых погон.

— Кем сам решишь, тем и будешь.

— Ты не знаешь…

— И не желаю знать, — решительно обрывают его. — Меньше знаешь, дольше живёшь. Понял?

— Но послушай, я же видел всё это! Это…

— Мало ли кто что видел. Либо помнить, либо жить. Живи.

Странный собеседник встаёт и уходит в темноту, а он остаётся у костра. Хочется спать, сами собой закрываются глаза, но спать нельзя. Спящий беззащитен. Либо замёрзнешь, либо сонного у костра прирежут. Одному тяжело, а этот тип… придёт, поговорит и снова уйдёт в темноту. Лицо знакомое, а где видел его — никак не вспомнить. И то в армейском придёт, то в форме СБ, то… Нет, это ветер, это только ветер. Индейцев здесь нет и быть не может. Они ушли, давно, сразу, как Империя простёрла свет цивилизации на дикие земли, а остатки загнали в резервации. Здесь нет резерваций, а чёрные ходят шумно, их легко услышать издали, а индейцы подкрадутся и… как хочется спать. И есть. Когда он ел в последний раз? Неважно. И он не плачет, это просто дым от костра разъедает глаза. Почему дым такой едкий? Он отобрал для костра только деревяшки, почему опять дым как на Горелом поле…

…Ив открыл глаза и рывком сел на кровати. Огляделся.

— Потревожили тебя? — спросил по-английски Грег.

— Нет, — Ив сглотнул и улыбнулся. — Приснилось вот…

— Бывает, — Грег выдохнул и взглядом проводил поплывшую к двери струйку дыма. — Над снами человек не хозяин.

— Да, — Ив обеими ладонями потёр лицо. — Дождь надоел как, — осторожно начал он разговор.

Грег согласно пыхнул сигаретой.

— Конечно, надоел. Сильно дороги развезло, не видел?

Ив сразу насторожился.

— Да, порядком, — ответил он неопределённо.

— Дороги развезёт, засядем здесь, — вздохнул Грег.

— От заявления до визы месяц при любой погоде, — вступил Фёдор. — Мороз, как там? На ужин не пора?

Эркин с трудом разлепил глаза и посмотрел на часы.

— Нет ещё. Опять цирк устроим, что ли?

— Нет, — сразу ответил Грег. — Часто его смотреть нельзя. Ты в настоящем-то цирке был когда?

— Нет, — ответил Эркин и улыбнулся. — Как бы я туда попал?

— Ну, до Свободы понятно, а потом? — спросил Фёдор.

— Я в Джексонвилле жил, там цирка не было.

Разговор шёл, как и начался, по-английски, и Ив рискнул спросить:

— А кино?

— И кино не было, хотя, — Эркин, припоминая, свёл брови, — болтали, вроде, чего-то, но цветных не пускали. А вот в Гатрингсе один сеанс для цветных был. Слышал, когда в комендатуру ездил.

— Не сходил?

— Нет. Не до того было. А ты?

Ив улыбнулся.

— Я ходил. Тоже до… — и запнулся, не зная, как назвать: заварухой, капитуляцией?

— А потом? — пришёл ему на помощь Фёдор. — Денег не было, или не до кино стало?

— Всё сразу, — благодарно улыбнулся Ив, только сейчас сообразив, что по легенде он ходить в кино не мог, не пускали туда угнанных. Что же делать?

Роман шумно зевнул и сел.

— Замололи, черти. У кого сигарета есть?

Ив осторожно перевёл дыхание: кажется, пронесло. Не заметили или не обратили внимания.

— А свои ты куда дел? — усмехнулся Фёдор.

Эркин молча достал из пачки сигарету и перебросил её Роману.

— Талон отоварю, верну, — буркнул Роман, прикуривая от истёртой самодельной зажигалки. — Всё-то тебе, Федька, знать надо. Прищемят тебе нос когда-нибудь.

— Ты смотри, как разговорился, — улыбнулся Фёдор.

Эркин прислушался к чему-то и щёлкнул языком. И только увидев удивлённые взгляды остальных, сообразил, что они не знают этого сигнала, и объяснил:

— Комендант идёт.

Сигареты мгновенно исчезли. Теперь и остальные услышали приближающиеся шаги. Дверь, против обыкновения, распахнули без стука. Комендант, особист, ещё двое из комендантского взвода, с автоматами. Чего это? Ив спустил ноги с кровати и обхватил обеими руками, прижал к своим коленям голову Приза. Эркин недоумевающе смотрел, как необычно, как-то странно встали вошедшие, и тут же нахмурился, вспомнив: так входили надзиратели, если опасались нападения. Нахмурился Грег, заметно напрягся Фёдор. Даже Седой Молчун заинтересовался и повернул голову.

— Стулов, выходите, — сказал комендант по-английски.

— В чём дело? — Седой Молчун медленно сел.

— Надо побеседовать, — улыбнулся особист.

Молчун с секунду смотрел ему в глаза и стал обуваться медленными плавными движениями. Стало очень тихо, и в этой тишине было слышно, как скрипит затягиваемый на ботинке шнурок. Все молчали, даже Приз не рычал, а сидел рядом с Ивом, положив голову ему на колени, и смотрел не на вошедших, а на одевающегося Молчуна.

— И вещи берите, — так же мягко сказал особист.

Тот молча вытащил из-под кровати свой мешок, выгреб содержимое тумбочки на кровать и стал укладывать. И уже собрав мешок, вскинув его на плечо, вдруг выдохнул:

— Значит, что? Рожей не вышел? Не нужен я России? Так?! — он говорил по-английски тихо, но с бешеной злобой в голосе. — Так шваль всякую уголовную… спальников, погань рабскую… выкормышей охранных, волчат недобитых… Им, значит, пожалуйста. А мне… я — русак, чистокровный, мне, значит, заворот, так?

— Вам будет дана возможность высказаться, — Олег Михайлович сделал короткий приглашающий жест, а пришедшие с ним бойцы слегка качнулись, указывая направление движения. — Идите, Стулов.

К двери Стулов должен был пройти между кроватями Эркина и Ива. Напряжённо щуря глаза, Эркин ждал. После слов о спальниках он был готов ко всему. Но Стулов не рискнул идти мимо Приза и обошёл стороной мимо кроватей Романа и Фёдора. Тихо прошёл, без звука. Мягко и быстро переместились бойцы, оказавшись вплотную к нему, зажав, но не дотрагиваясь, и так, втроём вышли в коридор, за ними особист. Последним вышел молчавший всё время комендант, плотно без стука прикрыв за собой дверь.

Белый до голубизны, Ив смотрел прямо перед собой остановившимися расширенными глазами. Все сидели неподвижно, словно только шевельнись — и придут за следующим, и этим следующим будешь ты. В кулаках курильщиков тлели забытые сигареты. И первым заговорил Грег:

— Ив, тебя ведь мальцом совсем угнали, так? Ну, раз язык забыл.

— Ну да, — кивнул Роман. — От родителей забрали, а там приёмники с распределителями, да приюты, то, да сё. Тут не то, что язык, имя с фамилией забудешь.

— Так переделывали на английский лад специально, — плавно вступил Фёдор.

— Да, — Эркин прокашлялся, восстанавливая голос. — У меня… жена. Она Женя, а по документам, ну, имперским, Джен.

— Во, точно Мороз, — Грег глубоко затянулся. — Ты как в Империю звался?

— Мэроуз, — ответил Эркин.

— Ну вот. А я Торманс, а правильно — Тормозов.

— Так что, не Ив ты, — сказал Роман.

— А Иван, — сразу подхватил Фёдор, — а Морган… Моргунов наверное.

— Да, Моргунов, — ответил за Ива Грег.

Ив хотел что-то сказать, но только вздохнул, как всхлипнул.

— Ты в Центральном когда будешь, последи, чтобы тебе правильно в бумагах записали, — Грег докурил сигарету и тщательно загасил окурок.

Ив молча кивнул, обвёл их влажно блестящими глазами. Фёдор плевком погасил свой окурок и встал.

— Пошли на ужин, мужики, — сказал он по-русски.

— Да, — согласился по-английски Эркин. — Пора ужинать, — и стал обуваться.

Из барака они вышли все вместе, у левой ноги Ива, как всегда, шёл Приз. На них поглядывали, но с вопросами не лезли, понимая, что сейчас ни до чего.

Когда Эркин подошёл к Жене, она только молча испуганно посмотрела на него. «И как это все всё уже знают?» — мимолётно удивился Эркин и, тут же забыв об этом, улыбнулся: